Дин Кунц - Ложная память
— Я не стала спрашивать вас, хотите ли вы чего-нибудь покрепче, а просто решила, что в такой день кофе будет в самый раз.
— Вы совершенно правы, Дженни. Спасибо.
Когда Марти впервые пришла сюда вместе со Сьюзен, то была удивлена принятой здесь ненавязчивой любезностью. Не имея никакого опыта общения с психиатрами, она все же была уверена, что такая вдумчивая забота не является обязательным атрибутом этой профессии, и до сих пор пребывала в очаровании от царившей здесь атмосферы.
Кофе был крепким, но не горьким. Бисквит был превосходным; следовало спросить у Дженнифер, где она его купила.
Смешно — одно хорошее печенье может внести спокойствие в мысли и умиротворить мятущуюся душу.
Спустя некоторое время она смогла вчитаться в книгу. Язык оказался хорошим, сюжет — интересным, а персонажи — яркими и живыми. Роман ей по-настоящему понравился.
Вторая комната для посетителей очень хорошо подходила для чтения. Тихая. Без окон. Без раздражающего музыкального фона. Ничего не отвлекало.
Одним из действующих лиц романа был доктор, любитель хокку, традиционных японских трехстиший. Высокий, красивый, наделенный сладким голосом, он, стоя у огромного окна и глядя на шторм, декламировал хокку:
Ветер швыряет в лицо запах сосновой смолы.
Дождь, порвав занавеску,
Говорит сам с собой.
Марти решила, что эти стихи прекрасны. И эти краткие строчки совершенно точно передавали настроение, возникавшее при виде январского дождя, хлеставшего по побережью за окном. Прекрасны оба — и зрелище шторма, и хокку.
Тем не менее хокку потревожило ее. Оно оказалось навязчивым. За прекрасными образами скрывалось зловещее намерение. Внезапно на Марти нахлынуло с трудом осознаваемое беспокойство, ощущение того, что все вокруг на самом деле не такое, каким кажется.
Что со мною происходит?
Марти почувствовала, что теряет ориентацию. Она вдруг обнаружила, что стоит, хотя совершенно не помнила, как поднялась с кресла. И, ради бога, что она здесь делает?
— Что со мною происходит? — На сей раз она задала этот вопрос вслух. Потом она закрыла глаза, так как ей нужно было расслабиться. Ей нужно расслабиться. Расслабиться. Верьте…
Постепенно к ней возвращалось самообладание.
Она решила провести оставшееся время за книгой. Книги — это хорошее лекарство. В книге можно затеряться, забыть свои неприятности, свои страхи. А эта книга особенно хорошо годилась для того, чтобы укрыться от действительности.
ГЛАВА 10
Единственная свободная комната в «Новой жизни» находилась на втором этаже; оттуда открывался прекрасный вид на хорошо ухоженный сад вокруг лечебницы. Королевские пальмы и папоротники бились на ветру, а по клумбе кроваво-красных цикламенов пробегали волны.
Капли дождя били в стекло с такой силой, что можно было подумать, что идет град, хотя Дасти и не видел подскакивающих ледяных бусинок.
Его одежда уже почти высохла. Скит сидел в кресле, обитом синим твидом, и бесцельно листал древний номер «Тайм».
Комната больше походила на частное жилище, чем на обитель временных постояльцев. Единственная кровать была накрыта покрывалом в желтую и зеленую клетку. Тумбочка, отделанная светлым несгораемым пластиком под буковое дерево, и такой же небольшой гардероб. Почти белые стены, ярко-оранжевые занавески, изжелта-зеленый ковер. Когда мы отправимся ко всем чертям, дизайнеров, которые разрабатывали это помещение, призовут отделывать подобные квартиры для вечной жизни.
За приоткрытой дверью находилась ванная; можно было разглядеть тесную, как телефонная будка, душевую кабину.
В углу зеркала, укрепленного над раковиной, был наклеен красный ярлык — «ЗАКАЛЕННОЕ СТЕКЛО». Разбитое, оно рассыпалось в мелкие Крошки, не образуя острых осколков, которыми можно было бы перерезать себе вены.
Хотя помещение выглядело вполне скромно, пребывание в нем стоило изрядных денег, так как качество ухода в «Новой жизни» находилось на куда более высоком уровне, чем меблировка. В медицинской страховке Скита, естественно, не было формулировки «я-был-дураком-и-разрушал-свое-здоровье-и-теперь-мне-нужно-поставить-мозги-на-место». Поэтому Дасти уже выписал чек за проживание и питание в течение четырех недель и подписал обязательство оплатить услуги психотерапевтов, врачей, адвокатов и медицинских сестер в зависимости от того, сколько их потребуется.
Поскольку это был уже третий курс лечения, который проходил Скит (и второй в «Новой жизни»), Дасти начинало казаться, что для того, чтобы можно было надеяться на успех, требовались, пожалуй, не физиологи, врачи и психиатры, а мудрецы, чародеи, ведьмы и волшебный колодец.
Скиту предстояло, вероятно, провести в «Новой жизни» самое меньшее три недели. Возможно, шесть. Из-за того, что он совершил попытку самоубийства, несколько медиков должны были непрерывно наблюдать за ним по крайней мере три дня.
Даже с учетом заключенных наперед контрактов на отделку зданий и новой игры по «Властелину Колец», которую разрабатывала Марти, они не смогут в этом году провести длительный отпуск на Гавайских островах. Вместо этого они вполне смогут поставить на заднем дворе несколько фонарей в виде тики[12], носить рубашки-алоха, крутить компакт-диск Дона Хо и устраивать луау — так на Гавайях называют пир на открытом воздухе, — в котором луау, то есть осьминога с листьями таро, заменит консервированная ветчина. Вообще-то это тоже должно было оказаться прекрасно. Любое время, проведенное вместе с Марти, было прекрасным, и неважно, на каком фоне это время протекало, — залива Уайми или крашеного дощатого забора, огораживавшего их цветник.
Когда Дасти присел на край кровати, Скит бросил выпуск «Тайма», который держал в руках.
— С тех пор как они перестали печатать голых девок, журнал стал просто поганым. — Дасти промолчал, и Скит встревожился: — Эй, братец, это была просто шутка, а не бред от наркотиков. Я сейчас, пожалуй, не на высоте.
— Когда ты там находился, все было куда смешнее.
— Да. Но после того, как полет закончится, трудно оставаться веселым, сидя на обломках. — Его голос дрожал, как волчок, замедляющий свое вращение.
Барабанная дробь, которую выбивают по крыше капли дождя, обычно действует успокаивающе. Но теперь ее звук угнетал, служил пугающим напоминанием о тех снах, которые в течение нескольких прошедших впустую лет навевали наркотики.
Скит прижал кончики пальцев с бледной морщинистой кожей к векам.
— Я заглянул себе в глаза в зеркале ванной. Словно кто-то харкнул комками болезненной мокроты в пару грязных пепельниц. Дружище, и ощущение в них такое же самое.
— Тебе нужно еще что-нибудь, кроме зубной щетки? Какие-нибудь свежие журналы, книги, радио?
— Не-а. Ближайшие несколько дней я постараюсь спать побольше. — Он смотрел на кончики пальцев, будто ожидал увидеть на них прилипшие куски глаз. — Я ценю это, Дасти. Я не стою этого, но я это ценю. И я так или иначе расплачусь с тобой.
— Забудь об этом.
— Нет. Я так хочу. — Он медленно осел в кресле, словно это плавилась восковая свеча в форме человека. — Это важно для меня. Вдруг я выиграю кучу денег в лотерею или еще как-то повезет. Кто знает? Ведь такое может случиться.
— Может, — согласился Дасти, потому что он верил в чудеса, хотя и не верил в лотерею.
Явился санитар первой смены, молодой американец азиатского происхождения по имени Том Вонг. Увидев на его лице уверенное спокойствие опытного работника рядом с ребяческой улыбкой, Дасти поверил, что оставляет брата в надежных руках.
В истории болезни было записано имя пациента — Холден Колфилд-младший, но когда Том прочел его вслух, Скит очнулся от своей летаргии.
— Скит! — резко сказал он, выпрямившись в кресле и сжав кулаки. — Так меня зовут. Скит и только Скит. Никогда не называйте меня Холден. Никогда. Как я могу быть Холденом-младшим, когда мой лживый засранец-папаша вовсе не был Хопдъном-старшим. Я мог бы стать Сэмом Фарнером-млад-шим, но и так не смейте называть меня! Если вы станете называть меня иначе, чем Скит, то я разденусь догола, подожгу свои волосы и выброшусь в это дурацкое окно. Вам все ясно? Вы, наверно, не хотите, чтобы я покончил с собой, бросившись голым и пылающим в ваш миленький маленький садик?
Том Вонг, улыбнувшись, помотал головой.
— Только не в мою смену, Скит. Пылающие волосы — это, наверно, удивительное зрелище, но уверен, что вид твоего голого тела не доставит мне удовольствия.
Дасти с облегчением улыбнулся. Том выбрал совершенно верный тон.
— Вы совершенно правы, мистер Вонг, — сказал Скит, снова резко откинувшись в кресле.
— Пожалуйста, называйте меня Томом.
