Замерзшее мгновение - Седер Камилла
Она хотела посвятить весь день работе. Статья об энтузиастах в жизни организаций застопорилась. Застопорилась, хотя тему выбрала она сама, естественно, намереваясь потом продать ее какому-нибудь местному листку. Усилия, которые она в начале своего образования затратила на то, чтобы наладить связи с потенциальными работодателями, частично оправдались. Иногда, не особенно часто, случалось, что ей поручали сделать репортаж об открытии того или иного спортивного зала, потому что конкуренция была очень жесткой, даже когда речь шла о небольшом дополнительном заработке. А у нее еще даже не было законченного образования.
Сейя рано поняла, что в профессии, для которой постоянный найм является утопией, нужны острые локти. Иногда она задавала себе вопрос, правильный ли выбор сделала, не лучше ли было бы иметь гарантированное место на скучноватой работе, чем всю жизнь сражаться за право заниматься тем, что тебе по душе. И когда она редактировала заметку о разбитом окне в магазине ламп или результатах анкетирования по работе службы помощи на дому, было сложно сохранить убеждение, что ей это нравится. Что желание писать, жившее в ней с детства — письма, дневники, истории, — могло угаснуть и в конце концов полностью исчезнуть в постоянных вынужденных компромиссах.
Однако размышления о будущей профессиональной жизни были лишь предположением — она еще ничего не знала. Она вступила на этот путь, но, чтобы определить последствия своего выбора, следовало сперва пройти по нему.
Кошка потерлась о ее ногу. Сейя очнулась от мыслей, бросила последнюю охапку грязной соломы в тачку и покатила ее за угол конюшни, к навозной куче. Она решила оставить лошадь на пастбище, пока на улице светло: дождь прогнал сильный мороз. Воздух был мягким и приятным.
Она зашла в дом, переоделась в джинсы и рубашку, которая не пахла конюшней, и спрятала волосы под платок. И снова остановилась, охваченная неотступными мыслями — воспоминаниями о мертвом, не дававшими ей заниматься ничем другим. Они тянули к себе, требовали внимания, обманывали, поскольку восхищение заставляло ее ослабить защиту. Так что страх застиг ее врасплох, в одно мгновение пронизав тело, и единственное, чего она хотела, — это не ехать тогда с Оке в мастерскую. Бросить трубку и снова заснуть.
Она думала, что всегда можно полностью изменить ход своих мыслей. Вероятно, ненадолго и, конечно, не навсегда. Но на какой-то момент, если это необходимо, убрать одно представление и заменить его другим. Дающим ощущение безопасности, будничности и немного пресности.
Наверное, следовало бы поехать в университетскую библиотеку и взять литературу к следующему экзамену, но она знала, что если сядет в машину, то ей сложно будет миновать тот перекресток. Распечатки смазанных фотографий места преступления вместе с первым вариантом описания лежали между страницами блокнота. Большую часть ночи она просидела, положив их перед собой и думая о событиях, скрытых годами, и о возможном наказании за противодействие расследованию. О попытке опередить этого Телля и добыть больше информации о происшедшем. О других возможных способах получить сведения.
Горячая волна прилила к голове, когда она вновь представила себе место преступления, в ее сознании смешались жажда сенсации и стыд. Ход ассоциаций каждый раз прерывался страхом, и ей почти удалось отогнать воспоминание о взгляде комиссара криминальной полиции, когда тот констатировал, что она лжет.
Она солгала, она уже вступила на этот путь. Чтобы увидеть последствия своего выбора, ей придется пройти его целиком.
Она подумала о том, чтобы снова поехать в усадьбу, каким бы безумием это ни казалось.
Кровь быстрее побежала по телу, стало теплее. Она определилась.
11
— Чертовы сопляки, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, с громким стуком захлопнув за собой дверь в конюшню. В проходе висела доска объявлений, как обычно, пестревшая множеством злобных сообщений, словно в прачечной дома со съемными квартирами: «Когда чистите проход в конюшне — не сбрасывайте навоз в колодец. Он снова забьется!!!», «Кто взял у меня брикет комбикорма на днях — верните обратно не позднее субботы, а то я пожалуюсь Рейно!!!».
Рейно глубоко вздохнул. Когда он решил оборудовать здание конюшни в своей усадьбе и сдавать стойла местным девицам, имевшим лошадей, то рассчитывал на легкий дополнительный доход. Ведь постройка просто пустовала. Поскольку Сара, его дочка, несколько лет твердила, что хочет собственную лошадь, он решил заняться этим делом и соединить, так сказать, приятное с полезным.
В чем тут заключалось приятное, теперь ему было сложно вспомнить. Особенно с тех пор, как Сара устала от лошадей, причем довольно быстро, и вместо этого заинтересовалась мопедами и противоположным полом. А что касается дополнительного дохода, то он доставался не так-то легко, в этом можно не сомневаться. Правда заключалась в том, что никогда раньше ему не приходилось так надрываться за столь незначительную сумму, как доход от сдачи мест в конюшне.
Очевидные обязанности владельца, например, протекающая крыша или сломанная изгородь, просто ничто в сравнении с морем других вещей, которых от него ожидали. А хуже всего были непрекращающиеся конфликты. Он уже не помнил, сколько раз ему приходилось обеспокоенно склоняться над очередным бурно рыдающим у кухонного стола подростком.
Вот так. Это была чертова гонка, адский труд, но он ведь уже потратил семьдесят тысяч на реконструкцию конюшни. Освободить помещение — все равно как выбросить деньги на ветер. Кроме того, им нужны были дополнительные доходы, даже небольшие. С финансами дела обстояли неважно. С тех пор как у Гертруд начала болеть спина, у нее уже не было сил работать воспитательницей в детском саду, а значит, пропала третья часть их ежемесячного дохода. А сельское хозяйство в нынешние времена практически не приносит прибыли.
Иногда он видел лишь один выход — переехать. Но в такие минуты гнев заставлял его работать дальше. Гнев и мысли о квартире и безработице, которая стала бы их уделом.
Мысль о Саре. Он лелеял надежду, что у нее будет возможность сделать тот же выбор, что однажды сделал он сам: предпочесть сельское хозяйство, — хотя теоретически в современном обществе крестьянин обречен влачить жалкое существование. Если, конечно, не хочешь жить на дотации.
Но гнев необходим, чтобы справиться. Не потому, что он уже состарился — в работе он по-прежнему силен как бык, — нет, по утрам, когда он с трудом заставлял себя залезть на трактор, его поражала усталость другого рода. Бессилие на ином уровне, от которого не спасали ни отдых, ни посещение врача.
И хлопанье дверью комнаты, в которой хранятся седла, ставшее обязательным при его посещениях конюшни в последние годы. Чаще всего это делалось якобы для глухих, но он понял также, что необходимо время от времени выпускать пар, выплескивать немного гнева — в форме хлопка дверью или бешеного старта со двора конюшни. Беспорядочное переключение коробки передач, которое в конце концов отзывалось на нем самом. Нет, последние несколько лет были сущим адом.
Плюхнувшись на сиденье, Рейно увидел свой взгляд в зеркале заднего вида: глаза красноватые. Он задумчиво провел рукой по щетине, потом повернул ключ зажигания и тронулся с места. Звук машины, разгоняющейся рядом с пастбищем, как обычно, заставил лошадей в панике броситься прочь от изгороди.
По старой привычке он собрался с силами, чтобы проехать мимо Лисе-Лотт и мастерской, поскольку никакие девицы с конюшни и правила Евросоюза не могли так сильно испортить ему настроение, как вид этой тетки. Не говоря уже о ее новом мужике, носившемся вокруг словно гомик и фотографировавшем старые постройки или трухлявые деревья и сорняки.
Однажды Рейно отправился поговорить с этим Вальцем, потому что все попытки завести разговор с глупой теткой были напрасными и заканчивались скандалом. Он хорошо подготовился и даже прихватил с собой маленькую бутылочку виски, демонстрируя свои добрые намерения. Он хотел, чтобы ситуация разрешилась к лучшему для всех заинтересованных сторон. Да, его собственное финансовое положение неустойчиво; впрочем, и положение Вальца тоже, если подумать. Насколько Рейно понял, тот не очень-то хорошо разбирался в машинах, когда мастерская досталась ему, скажем так, в придачу к Лисе-Лотт, а в сельском хозяйстве вообще ничего не смыслил. Если Рейно правильно понял, Вальц даже не собирался использовать землю, относившуюся к усадьбе родителей Томаса и Рейно.