Питер Харрис - Красная змея
— Вы полагаете, у мадемуазель Тибо имелись какие-то особенные причины для такого поведения?
— Нет, — пожал плечами журналист. — Полагаю, Мадлен решила, что стоянка рядом, беспокоиться не о чем.
Потом Пьер добавил, что Мадлен в половине девятого утра не пришла в библиотечное кафе, и упомянул о том, что это сильно его изумило. Ведь эта женщина была до фанатичности пунктуальной. Еще он, не скупясь на обидные словечки, рассказал о неприятной встрече с Вожираром. Затем журналист поведал сотрудникам полиции о том, как он несколько раз звонил Мадлен на мобильный, но раз за разом наталкивался на автоответчик.
— Кажется, в самый первый раз я оставил для нее сообщение.
Пьер не обратил внимания на то, что после упоминания о звонках комиссар и инспектор многозначительно переглянулись.
— Вы уверены в том, что месье Вожирар действительно звонил домой своей начальнице?
Бланшар помедлил с ответом. Вначале он снова закурил. Атмосфера в маленькой комнатке начала сгущаться. Годунову приходилось нелегко. Искушение закурить самому было почти непреодолимым.
— Полагаю, что так. По крайней мере, этот господин набрал какой-то номер и не получил ответа. Думаю, он звонил Мадлен домой или сделал вид, что звонит.
Годунов несколько секунд молчал, как будто усваивая полученную информацию.
— Что вы делали после того, как охранники библиотеки проводили вас до выхода?
Пьер взглянул комиссару в глаза. Ему все меньше нравился этот разговор. Чем дальше он продолжался, тем более походил на допрос. У Пьера уже возникло ощущение, что с ним обращаются как с подозреваемым. Решив тщательно следить за своими словами, он объяснил, что был расстроен исчезновением Мадлен и не знал, как связаться с ней.
— Весь день я готовился к лекции, которую только что завершил.
Годунов ослабил узел галстука. Ему было трудно дышать.
— Вы не знаете адрес мадемуазель Тибо?
— Нет. Она переехала чуть больше года назад. В новом доме я не бывал и недавно потерял свою записную книжку. Номер телефона оставался у меня в мобильнике.
Комиссар болезненно скривился, что на этот раз не укрылось от взгляда Пьера.
— Не упоминала ли мадемуазель Тибо за ужином о том, что ей кто-то угрожал или оказывал давление? Быть может, она чего-нибудь опасалась?
— Ничего подобного не было. Мадлен выглядела совершенно спокойной. Помню, как мы шутливо препирались по поводу того, кто же будет оплачивать счет. Если бы она чего-то опасалась, то, вероятно, не отказалась бы, чтобы я ее проводил. Так ведь?
Старый служака Годунов никак не отреагировал на этот выпад.
— Что же, месье Бланшар, мне остается поблагодарить вас за сотрудничество и извиниться за доставленные неудобства. Однако, как понимаете, мы исполняем свой долг. — Полицейский вручил Пьеру визитную карточку. — Если еще что-нибудь вспомните, то будьте любезны, позвоните на этот номер в любое время дня или ночи. Лучше уж пересолить, чем недосолить. Звоните даже в том случае, если вам вспомнится самая мелкая, незначительная деталь.
Пьер ограничился легким кивком и внимательно изучил визитку. Комиссариат Годунова располагался рядом с квартирой Бланшара, на бульваре Осман, поблизости от Парижской Опера.
— Отлично. Могу я задать вам несколько вопросов?
Теперь уже он застал комиссара врасплох.
— Вопросов?..
— Да.
— Конечно, задавайте.
— Каким образом вы обнаружили… — Следующие слова дались Пьеру с трудом. — Да, труп Мадлен?
— Его нашла женщина, которая прибирается в квартире.
— Сегодня утром?
— Нет, еще ночью, около четырех. У нее только начиналось рабочее время.
— Почему вы решили поговорить со мной?
— Потому что, как вы сами сказали, вы оставили сообщение на автоответчике мадемуазель Тибо. Вот каким образом мы вас отыскали. Как понимаете, это не составило большого труда. Из текста сообщения нам стало ясно, что мадемуазель не пришла на назначенную встречу. Мы также узнали время и место. Наши подсчеты совпадают с тем, что вы рассказали, — восемь тридцать утра. Вы жаловались, что мадемуазель Тибо задерживается, так что нам осталось только свериться со временем записи.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Телефонная компания предоставила ваш домашний адрес, а вы сами сообщили консьержу, что собираетесь читать лекцию в Ассоциации друзей Окситании.
Годунов поднялся. Вслед за ним встал и Дюкен, который за все время разговора так и не проронил ни слова, однако беспрерывно что-то записывал.
Пьер тоже собрался идти. Полицейские пожали ему руку. Комиссар еще раз поблагодарил журналиста за помощь и напомнил, что просит позвонить, если всплывет какая-нибудь деталь, пусть даже самая незначительная.
Пьер кивнул в ответ. Он чувствовав себя таким изможденным, как будто бы целый день шагал по пустыне. Комиссар уже дошел до порога, когда вдруг обернулся и спросил:
— Скажите-ка, красная змея — это о чем-нибудь вам говорит?
Журналист с трудом удержался от непроизвольной реакции, однако многолетний опыт научил его контролировать свои эмоции. Даже теперь, после известия о смерти Мадлен, он, несмотря на усталость, продолжат оставаться начеку.
Бланшар подумал, что Годунов расставил ему ловушку. Комиссар показал, что уходит. Этим он как бы давал Пьеру возможность расслабиться, так что вопрос прозвучал неожиданно. Только так можно было объяснить, что сотрудник полиции не задал его раньше, в процессе разговора.
Пьер решил, что если он так ничего и не рассказал о папке с бумагами, то будет не слишком разумно упоминать о ее названии. Кроме того, ему совсем не понравилось поведение Годунова. Полицейский бросил свою реплику словно невзначай, когда допрос вроде бы уже завершился.
Бланшар притворился, будто он что-то припоминает.
— Вы сказали, красная змея?..
— Да. Звучит знакомо?
— Нет, — покачал головой Пьер. — А почему вы спросили?
— Потому что на теле мадемуазель Тибо мы обнаружили листок пергамента со змеей, нарисованной красными чернилами. Убийца захотел оставить возле трупа некое послание. Нам пока что неизвестно, кому оно предназначено.
5
Иерусалим, начало 1126 года
Четверо мужчин готовились заступить на смену своим товарищам. Они только что покончили с ужином, который, сообразно с Великим постом, состоял из сухих селедок, пригоршни фиников и кувшина вина. Семь лет прошло с тех пор, как эти люди приступили к раскопкам в подземельях. За это время они перетаскали целые горы земли.
После потрясения, вызванного при дворе их обустройством на руинах храма Соломона, шепотки понемногу начали затихать. Этому способствовало и благообразие их образа жизни, хотя кое-кто обратил внимание на то, что за семь лет в братство не был принят ни один новый член. Прокатился слух о том, что девять — это такое магическое число, священное утроение Троицы. Люди, стучавшиеся к ним в ворота, получали один и тот же ответ: «Брат, мы сейчас живем в поре подготовки. В должный срок твоя просьба будет рассмотрена в высшей степени благосклонно».
Слова аббата Гормонда оказались пророческими. Покров Сиона оборонял рыцарей от тех, кто обвинял их в невыполнении долга, в том, что они не оказывали помощи паломникам, являвшимся в святые места для поклонения. Однако подобные комментарии никогда не поднимались выше недовольного ропота, несмотря на то что дороги кишели разбойниками, а мусульмане продолжали атаковать пилигримов из своих горных укрытий. Особо опасной была дорога, ведущая из Яффы в Иерусалим.
Прозвище, которым жители города постепенно привыкли именовать этих людей, выплыло на свет по чистой случайности. Жители Иерусалима называли их рыцарями из храма, или попросту тамплиерами, то есть храмовниками, имея в виду место их проживания в строжайшем заточении. Многие полагали, что тамплиеры посвящают свою жизнь лишь молитве и созерцанию. Конечно, не обошлось без пересудов о странном затворничестве на месте древнего храма Соломона, однако никто не догадывался, насколько изнурительными были работы, которыми рыцари там занимались.
— Готовь факелы и светильники, Гундемар, — подсказал Гуго де Пайен, чья борода уже начинала седеть. — Наши собратья ждут не дождутся, когда мы их сменим.
Пока брат Гундемар наполнял маслом светильники, остальные храмовники готовились к спуску на глубину в двадцать три локтя. Они должны были спуститься в колодец, который выводил к лабиринту подземных коридоров, прорытых их руками.
По слабому отсвету внутри колодца рыцари догадались, что один из товарищей ожидает их внизу.
Потом их ушей достиг взволнованный призыв, обращенный к человеку, которого все они почитали своим начальником:
— Гуго! Гуго!
Люди, находившиеся наверху, подумали, что случилось нечто ужасное. В течение этих лет они пережили множество обрушений. Четыре из них были весьма серьезны, но все девять рыцарей до сих пор оставались целы и невредимы, не считая легких ушибов и царапин. Божье провидение хранило их — по крайней мере, до сих пор.
