Питер Харрис - Красная змея
— Будет лучше, если я сам вам позвоню.
Пьер выхватил из кармана пиджака визитную карточку, черкнул на ней номер своего мобильника и передал д'Онненкуру.
— Тут указаны почтовый и электронный адреса, домашний телефон. Еще я записал номер сотового.
Габриэль взглянул на визитку.
— Когда будет удобно вам позвонить?
Пьер вспомнил про Мадлен. Пока длилась лекция, он ненадолго перестал ломать голову над этой проблемой. Теперь журналист решил, что лучше всего будет отложить встречу на пару дней, пока он не получит доступа к оригиналам «Красной змеи».
— Утро пятницы вас устроит?
— Я позвоню в одиннадцать.
Пьер неподвижно уставился в спину этого человека. Быть может, он сам себя накрутил, но ему казалось, что Габриэль покидал зал Ассоциации друзей Окситании прямо-таки царственной поступью. Журналист вернулся к столу и запихал бумаги в папку. В этот момент к нему подошли президент ассоциации и два его собеседника, которых Пьер не знал.
— Поклонник? — спросил президент.
— Человек, увлеченный вопросами, которые мы сегодня обсуждали.
— Поздравляю вас с отличной лекцией, месье Бланшар! Вы были на высоте.
— Не преувеличивайте.
— Я и не преувеличиваю. Обсуждение тоже прошло очень интересно, — всплеснул руками президент. — Да нет, не просто интересно — блестяще!
— Спасибо за добрые слова.
Глава ассоциации повернулся к людям, сопровождавшим его.
— Позвольте, я вас представлю. Комиссар Годунов и инспектор Дюкен.
Пьер сразу же отметил, как участилось его сердцебиение. Он попытался ничем не проявлять беспокойства и протянул руку для приветствия.
— Очень приятно.
— Быть может, пройдем в мой кабинет? — предложил президент.
— Что случилось?
— Лучше будет, если мы поговорим наедине, — заметил Годунов.
— Что происходит? — заупрямился Пьер.
— Вы были знакомы с мадемуазель Тибо?
Бланшару стало нехорошо. Он переспросил почти что инстинктивно:
— Вы сказали «были»?
Полицейские обменялись взглядами. Комиссар ответил так тихо, точно он опасался, что их может подслушать кто-нибудь еще:
— Мадемуазель Тибо умерла.
Все тело Пьера покрылось испариной. Рубашка на спине моментально промокла. Пот лил с него ручьями.
— Вам плохо? — спросил Годунов.
— Полагаю, лучше перейти в мой кабинет, — повторил президент ассоциации. — Там вам будет намного удобнее. Пожалуйста, следуйте за мной.
Пьер молча позволил довести себя до кабинета. Там было тесновато, но уютно. В комнате находилось нечто вроде алтаря. Члены ассоциации весьма почитали великого окситанца Беренжера Соньера, настоятеля церкви Ренн-ле-Шато. На полках громоздились книги, посвященные знаменитому аббату и его таинственному монастырю. На одной из стен помещалась фотография Соньера. Особое внимание посетителей привлекал плакат, на котором было изображено ужасное изваяние демона Асмодея. Это была репродукция скульптуры из храма Ренн-ле-Шато. Демон поддерживал там купель со святой водой.
— Выпьете воды, месье Бланшар? — спросил президент, который тоже ощутимо нервничал.
— Да, пожалуйста.
Пьер выронил портфель и рухнул в кресло. Годунов воспользовался отсутствием президента, чтобы заметить:
— Я вижу, известие о кончине мадемуазель Тибо сильно вас взволновало.
Пьер неопределенно помотал головой.
— С утра у нас была назначена встреча.
— По какому-то определенному поводу?
— Мадлен собиралась показать мне некоторые весьма интересные документы. Что именно с ней произошло?
Полицейский как будто не расслышал вопроса.
— Вы были дружны?
— Да.
— Мне очень жаль, месье Бланшар, но вашу подругу убили.
— Ее убили? Это просто… просто невозможно! — Пьер слишком поздно заметил, что сказал глупость.
— К сожалению, так оно и есть.
Разговор оборвался с появлением хозяина кабинета. В руках у него был поднос с пластиковыми бутылочками и парой стаканов. В один из них он налил воды и передал Пьеру.
Тот сделал несколько коротких глотков. Пить было трудно, горло как будто не пропускало жидкость. В его лихой жизни бывало всякое, но известие об убийстве Мадлен было сопоставимо только с сообщением о смерти родителей.
— Пожалуйста, кабинет в вашем распоряжении на сколь угодно длительный срок. Я обожду снаружи, — сказал президент и мягко прикрыл за собой дверь.
В комнате остались Пьер и двое полицейских. В атмосфере чувствовалось напряжение. Годунов, до сего момента стоявший на ногах, уселся в кресло напротив журналиста.
— Как это случилось? — спросил Пьер.
— Ее задушили.
— Неужели?
Комиссар кивнул.
— Когда это произошло?
— Вскрытие еще не производилось, однако судебный эксперт полагает, что смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью ночи.
— Можно, я закурю?
Комиссар согласно кивнул, но отрицательно взмахнул рукой, когда Пьер предложил ему пачку «Голуаз». Вот уже несколько недель он боролся с этой пагубной привычкой и даже относительно преуспел в этом деле. Годунов держал свою вредную привычку под контролем. Он позволял себе всего несколько сигарет в день, в заранее установленное время.
Бланшар прикурил, поспешно затянулся и медленно выдохнул облачко дыма.
— Несчастная Мадлен! Почему же с ней так поступили?
— Вот именно это мы и пытаемся выяснить, поэтому хотели бы задать вам несколько вопросов.
Силы окончательно покинули Пьера. Он просто не мог поверить в то, что еще сутки назад они с Мадлен весело болтали за ужином в бистро. Почему же он не проводил ее до дому, ведь, быть может?..
Бланшар опять автоматически затянулся, и Годунову пришлось переспросить:
— Месье Бланшар, вы готовы ответить на ряд наших вопросов?
— Спрашивайте, — безвольно отозвался журналист.
Комиссар решил воспользоваться подавленным состоянием Пьера. Многолетний опыт подсказывал Годунову, что допрос лучше всего проводить в тот момент, когда подозреваемый плохо себя контролирует.
— Если вам тяжело говорить сейчас, то давайте отложим все на завтра. Вижу, эта новость вас глубоко взволновала, — разыгрывал комиссар свою партию.
— Вчера, чуть раньше, чем в это время, мы ужинали в ресторане на острове Сите.
— В каком именно?
— Он называется «Ле Вьё бистро». Это рядом с собором Парижской Богоматери, на улице Клуатр.
Дюкен уже записывал показания в маленькую тетрадку.
— Вы часто встречались?
— Откровенно говоря, нет. Мы с Мадлен были знакомы много лет, еще по университету, и никогда надолго не теряли связи друг с другом. Наверное, дольше всего мы не виделись до этой последней встречи.
— Что вы имеете в виду?
— До вчерашнего звонка Мадлен мы не общались уже несколько месяцев.
— Так, значит, мадемуазель Тибо вам звонила?
— Да.
— В котором часу?
— Точно не помню, около одиннадцати утра.
— Простите за назойливость, но я должен…
— Да, спрашивайте.
— У мадемуазель Тибо были специальные причины для такого звонка?
— Видите ли, я газетчик, моя специальность — журналистские расследования. Мадлен подумала, что у нее есть для меня любопытный материал, история, которая способна заинтересовать публику.
— Нечто зловещее? Или темные махинации?
Бланшар сделал еще один глоток воды, отчасти для того, чтобы выиграть несколько секунд. Вопросы были серьезные. Пьер находился на распутье. Либо он сейчас выложит все, либо будет отвечать избирательно, не упоминая о «Красной змее».
Пьер решил дозировать информацию, но при этом не врать. Подобная эквилибристика — пожалуй, лучшая тактика в разговорах с полицией.
— В общем-то, мы говорили о связке бумаг, которая находится в «отделе игрек», руководимом Мадлен. Там собраны необычные книги и рукописи, в том числе и документы, которые имеют какое-то отношение к тамплиерам. Вы же знаете, сейчас снова возникла мода на средневековое рыцарство. Рыцари у нас повсюду — в журналах, в книгах, в кинофильмах. Эта тема превратилась в золотую жилу.
— Месье Бланшар, не могли бы вы рассказать, что произошло потом?
Прежде чем приступить к рассказу, Пьер затушил окурок в маленькой стеклянной пепельнице. Затем он начал описывать ужин с Мадлен, поминутно прерываясь, чтобы ответить на уточняющие вопросы комиссара. Журналист описал все до того самого момента, когда после десяти вечера они попрощались, потому что библиотекарша сказала, что провожать ее не надо, она возьмет такси. Бланшар ни словом не обмолвился о содержимом единицы хранения за номером 7JCP070301.
— Вы видели, как она садилась в такси?
— Нет, она сказала, что поищет машину на улице Сен-Жак, и не позволила мне ее провожать.
— Вы полагаете, у мадемуазель Тибо имелись какие-то особенные причины для такого поведения?
