Вильям Каунитц - Подозреваемые
— Я буду очень признателен вам, если удастся что-нибудь сделать, — сказал Макмахон.
— Я попытаюсь.
Потом позвонил Фрэнки Ланго из районного отдела служебных расследований. Он тоже интересовался, можно ли что-либо предпринять, и заверял, что будет очень признателен. Третьим был дежурный капитан, который приказал Скэнлону разобраться и доложить о результатах своего расследования.
Скэнлон решил позвонить знакомому офицеру в 49-й участок, чтобы узнать, что за тип этот Макмахон.
— Когда он трезвый, он просто джентльмен. Но когда он, не дай Бог, напьется, то становится невыносим.
Примерно через час позвонили из службы безопасности и сообщили, что следователи оценили ущерб, нанесенный пальбой Макмахона. Убитых и раненых нет, больших повреждений не обнаружено. Скэнлон поблагодарил сержанта и пошел в дежурку. Задержанный поник в кресле и бормотал:
— У, Служба гребаная!
Скэнлон остановился перед ним и посмотрел в его пьяные глаза.
— Чо уставился? — сказал Макмахон заплетающимся языком.
— Хочу посмотреть на тебя. Никогда не встречал такого придурка.
— Сам ты придурок, грязный лейтенант. Ты не смеешь указывать мне.
Скэнлон сел в кресло и сказал:
— Да, я грязный лейтенант, от которого зависит твоя дальнейшая судьба.
— Я ничего не делал. Вызовите мне защитника.
Скэнлон рассмеялся в пьяную рожу.
— Ничего не делал? Сейчас я тебе перечислю твои выходки. Ты шесть раз выпалил из своего пистолета. Рядом находились ни в чем не повинные люди. Таким образом, ты создал обстановку повышенной опасности для окружающих. В общем, это тянет на уголовное дело.
Макмахон уставился на свои ботинки. Его щеки побагровели. Он повертел головой.
— Я уже четырнадцать лет в полиции. У меня семья…
— Но ты почему-то не думал об этом, когда размахивал пистолетом. — Скэнлон кивнул Броуди. — Допроси его и не забудь ознакомить с правами.
Он повернулся и ушел к себе в кабинет. Там сидела Хиггинс, красившая ногти.
— Браво, Лу, у вас это неплохо получается.
Макмахон просунул голову в дверь.
— Пожалуйста, Лу, у меня семья. Я все для тебя сделаю. Пожалуйста.
Скэнлон взглянул на него. Как много трагедий происходит из-за таких вот полицейских. Слишком много. В таких случаях Скэнлон всегда думал о том, каково их детям и женам. Он сразу вспоминал, как пьяный отец бил его, возвращаясь с дежурства.
— Слушай, ты — полицейский офицер. Ты обязан прежде всего защищать людей, а не наоборот.
— Лу, я себя не помнил… Я… это никогда не повторится, — пролепетал Макмахон дрожащим голосом.
— Мы отпустим тебя, — сказал Скэнлон, — но при условии, что ты пройдешь лечение.
— Ох, Господи, спасибо, Лу, спасибо.
— Это значит, что ты временно уйдешь со службы и будешь лечиться от пьянства.
Макмахон кивнул.
Скэнлон позвонил советникам полицейской службы здравоохранения и сообщил сержанту, что надо забрать клиента.
Дежурный офицер изнемогал под градом вопросов газетчиков. Он пожаловался Скэнлону:
— Я послал их к дьяволу, но они как прилипли. Лучше выйди и поговори с ними.
Когда Скэнлон появился перед журналистами, они и его засыпали вопросами.
— Какая связь между убийствами Галлахера и Циммерманов?
— Каковы мотивы убийства доктора и жены?
— Вы кого-нибудь подозреваете?
Он взмахнул рукой, требуя тишины.
— Господа, наше расследование обязательно выявит связь между убийствами, если она существует. Но сейчас мы полагаем, что это всего лишь досадное совпадение.
Это вызвало новый поток вопросов. Даже не выслушав их, Скэнлон ответил:
— Дорогие друзья, я был бы очень рад помочь вам, но должен сказать, что делом Циммерманов занимается Девятнадцатый участок. Возможно, они будут вам более полезны.
Раздался голос какого-то репортера:
— Но послушайте, Фейбл из Девятнадцатого отправил нас к вам.
Приятный женский голос спросил:
— Вы полагаете, что лейтенант Галлахер погиб, задерживая грабителя?
— Определенно! — ответил Скэнлон, посмотрев на женщину в черных очках.
— Но, может быть, вы не совсем правы, считая, будто между этими убийствами нет никакой связи?
— Не могли бы вы повторить ваш вопрос?
Она повторила.
— Нет, я не вижу никакой связи, — уверенно ответил Скэнлон.
Посыпались другие вопросы. Скэнлон повысил голос.
— Дамы и господа, я правда ничем не могу вам помочь. Я думаю, что вам следует обратиться к капитану Сакиласки из бюро информации. Он координирует расследование и все вам скажет.
— Вы не подскажете, где можно найти этого капитана Сакиласки? — спросил кто-то из толпы.
— Я думаю, что он, как всегда, в своем кабинете в Первом полицейском участке. Номер его кабинета 1010.
Репортеры резво повернулись к выходу и гурьбой высыпали на улицу. В дежурке остался только Бакмэн, репортер из отдела уголовной хроники «Таймс». Он самодовольно ухмылялся. Скэнлон подошел к нему.
— Сакиласки звучит очень оригинально. У большинства полицейских фантазии хватает только на Маккана или Смита. Но Сакиласки мне нравится. — Он хитро прищурил глаза. — И, если мне не изменяет память, комната 1010 — это пенсионное бюро.
Скэнлон удивленно вскинул брови.
— Я что-то не совсем вас понимаю.
Репортер оглянулся и шепотом предложил отойти в сторонку.
— Мне кажется, вы что-то скрываете в деле Галлахера. Я не очень уверен, но связь между этими двумя убийствами должна существовать.
— Это только ваши фантазии, или вы так не думаете?
— Как раз наоборот. Вы прекрасно знаете, что в наших профессиях есть нечто общее. Мне, так же как и вам, приходится опрашивать огромное количество людей, выяснять факты, которые интересуют не только меня. Кроме того, я привык сдерживать свои обещания, и если я говорю вам, что никому не скажу о нашем разговоре, то будьте уверены, что это именно так. Скэнлон, скажите мне правду.
— Вы напрасно теряете время, — ответил Скэнлон и собрался уходить.
— Подождите!
Скэнлон остановился.
— Общество имеет право знать правду,
— Общество имеет право знать, что люди, которые стоят на страже закона, всегда будут делать все возможное, чтобы расследование успешно завершилось. И именно так все и будет, мистер Бакмэн. Заканчивая наш разговор, я хочу напомнить, что мы имеем право не разглашать важную информацию до окончания расследования. Так что налицо противоречие в правах.
— Я всегда восхищался вами, Скэнлон! Потеряв ногу, остаться полицейским — не каждый на это способен. Думается, иногда вам приходится туго.
Скэнлон ухмыльнулся и поставил искусственную ногу на ступеньку лестницы.
— Минуточку, Скэнлон, постойте.
Скэнлон обернулся.
— Ну что еще?
— Я уже ухожу и даже постараюсь убедить своих коллег, что связи нет и что вы ведете честную игру с нашим братом журналистом. Но обещайте, что, когда ваше расследование завершится, мы встретимся и вы мне первому расскажете о результатах.
— А вы проститутка, вам это известно?
— Даже проститутке приходится заботиться о хлебе насущном.
Воротник белой сорочки Макаду Маккензи потемнел от пота. Вышагивая по кабинету Скэнлона, помощник комиссара рычал:
— Я только что от комиссара, он в бешенстве. Эти сволочи газетчики его достали. Они вцепились в него из-за дела Циммерманов, он сыт всем этим по горло.
— Шеф, ведь это обыкновенное убийство. В чем дело?
— К черту! Ты все прекрасно понимаешь. Если убивают какого-нибудь богача или знаменитость, вонючие писаки трезвонят об этом на всех углах. Нам только не хватает, чтобы они пронюхали о любовных выкрутасах Галлахера. — Он вытер ладони платком. — Что там у вас с Эдди Хэмилом?
— Он-то уж точно ни при чем, — ответил Скэнлон. — Сегодня на похоронах я разговаривал с Уолтером Тикорнелли, и он заверил меня, что история о мести — вздор.
Маккензи воздел руки горе.
— И ты поверил ему?
— Представьте себе, поверил.
— Не лучше ли выслушать самого Хэмила?
— Может быть, и лучше, но сейчас я слишком занят. Как только освобожусь, пойду и поболтаю с нашим дорогим Хэмилом.
В кабинет заглянула Хиггинс, она кивнула, приветствуя начальство, и обратилась к Скэнлону:
— Звонила Сигрид Торссен, вы помните, это та самая свидетельница, которая была с ребенком в парке. Она согласна на гипноз. Я назначила ей на среду. Гипнотизером будет наша сотрудница.
— Это все? — поинтересовался Скэнлон.
— Из лаборатории пришли данные спектрофотометрического анализа скорлупок от орешков. На них обнаружены следы минерального масла, воды, пропиленгликоля, ланолинового масла, глицерина и разные добавки.
— Я не понял, к чему ты клонишь? Какой они сделали вывод?