Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам
Во дворе своего дома Юра Голицын выгуливал овчарку Лолу. Занятый невеселыми мыслями о работе, Голицын почти не смотрел по сторонам. Но собака чутко отслеживала обстановку и натянула поводок, почувствовал присутствие постороннего человека.
Из темноты за выступом кирпичной стены, огораживающей часть двора, вышел Шилов. Руки в карманах короткого расстегнутого плаща, кепка закрывает половину лица. Голицын не сдержал усмешку: ну, и видок.
Собака предупредительно зарычала, и Юра чуть дернул поводок:
— Тише, Лола, свои. Ты его должна помнить.
Роман подошел. Они поздоровались и медленно пошли бок о бок по двору. Овчарка больше не обращала на Романа внимания.
— Долго ждал?
— Да нет, я же знаю, когда ты с ней выходишь гулять. Сколько пива здесь выпито!
— Как сам?
— Жив.
— Серегу вместо тебя?…
— Да. Слушай, мне нужно вытащить Чибиса. У него есть неопровержимые доказательства моей невиновности. Выдерни его на какое-нибудь следственное действие. Я тебе обещаю, что никто из людей не пострадает.
Голицын покачал головой:
— Меня отстранили от дела. Оно у Кожуриной.
— Тогда это другой вопрос…
— Подожди, подожди. В изоляторе он все еще за мной числится. Я могу дать ребятам из твоего отдела постановление на его этапирование в прокуратуру.
— Не пойдет. Ты сам подставишься по полной программе.
— Скажу, что выписал и отдал бумагу, когда еще вел дело. А ребята, ничего не зная, сейчас исполнили.
— Не поверят…
— Конечно, не поверят. Пусть докажут!
— Ты не Чибис, для тебя доказательства не нужны.
— Тогда забей для меня местечко в вашем логове. Прокуратура тоже имеет право на оборотней… Мы слишком долго считали себя крутыми — пришло время это доказать.
В коридоре УБОП, развалясь на жесткой скамье, сидел задержанный — бритоголовый здоровяк в черной куртке. Одна рука была прикована на уровне плеча «браслетами» к батарее, но это не мешало парню курить, стряхивая пепел под ноги и растирая его каблуком. Да и вообще он выглядел довольно уверенным, будто бы твердо знал, что пребывание в казенном доме не окажется долгим.
Из кабинета, над чем-то посмеиваясь, вышли Дядя Вася с Петрухой. Дядя Вася держал в руке незажженную сигарету. Мимоходом, очень непринужденно, он подкурил у задержанного, в знак благодарности хлопнув его по плечу. Парень в ответ подмигнул и подобрал ноги, чтобы операм было удобнее пройти мимо него.
— Ну чего, по пивку? — Петруха продолжил разговор, начатый еще в кабинете.
— Ставишь?
— А чего я-то?
— Кто из нас двоих в отпуск собрался?
— Меня шеф все равно не отпускает.
— Ты же не проставился, вот и не отпускает.
Разговаривая, они подошли к лестнице.
Сзади скрипнула дверь, в коридор торопливо вышел Иваныч:
— Мужики!
Они остановились, стали ждать, пока начальник догонит.
Проходя мимо задержанного, Карташов тормознулся:
— Тебе кто разрешил? А ну, потуши!
С недовольной ухмылкой парень раздавил сигарету ботинком.
Карташов подошел к Дяде Васе с Петрухой, приобнял их за плечи:
— Шалман «Три поросенка» знаете?
— Рыгаловка, — лаконично охарактеризовал заведение Дядя Вася.
— Там Стас Скрябин завис, с катушек слетел. Надо выручать парня, а то арнаутовские его подберут. Давайте, шевелитесь!
Дядя Вася хитро посмотрел на Петруху:
— Заодно и проставишься.
— Да ну тебя!
Иваныч слегка подтолкнул их:
— Давайте-давайте, а то опоздаем.
…В забегаловке никого, кроме Скрябина, не было. Даже буфетчица куда-то ушла из-за стойки. Приглушенно играл русский шансон, повествуя о загубленной в лагерях юности. Скрябин спал за столом, положив голову на руки. Перед ним лежал опрокинутый граненый стакан. На тарелке — надкушенный бутерброд с селедкой, под столом — две пустые бутылки.
— Да-а-а, хорош фрукт, — безуспешно попытавшись растормошить Скрябина, Петруха упер руки в бока и посмотрел на напарника, прошедшего к стойке. — Куда его, домой теперь?
— Нет, мы его здесь оставим. Проверь ксиву и ствол, а я пока заплачу. — Дядя Вася постучал бумажником по стойке. — Хозяйка! Сколько он должен?
— Сто двадцать, — из подсобки выглянула подкрашивающая губы буфетчица.
Петруха отодвинул безучастно сопящего Скрябина от стола, развел полы куртки. Увидел пистолет в кобуре, запасной магазин. Нашел в застегнутом кармане удостоверение.
— Все нормально.
— Ну хорошо! — Дядя Вася убрал лопатник в задний карман потрепанных джинсов. — А то я в семьдесят девятом точно так же ксиву потерял. Мне потом целый год кишки мотали… Пошли?
— Пошли!
Вдвоем они подняли Стаса, повели к выходу:
— Давай, братишка, давай. Русские своих на войне не бросают…
* * *Кате было очень плохо.
Настоящая «ломка» еще не началась, но была на подходе. А в доме — ни одной дозы ширева. Двум барыгам не дозвониться, еще трое, после того, как Чибиса посадили, опасались иметь с Катей дело. Подруга обещала завезти «герыча», но, сука такая, где-то застряла.
Скрутившись в узел, Катя сидела на табуретке перед столом. Сил, чтобы выйти из дома и самой где-нибудь разжиться наркотиком, уже не оставалось. Только молиться своему наркоманскому богу, чтобы ниспослал дозу. И жалеть себя: ну почему жизнь так несправедлива?
Из коридора долетели какие-то звуки. Думая, что это подруга, и не соображая, что она бы не смогла сама открыть дверь, Катя радостно обернулась.
Из коридора на нее смотрел какой-то мужик. Высокий, лысоватый, с бугристым лицом.
Что за черт?
— Я от Чибиса. Он меня просил тебе помочь, — сказал парень. Когда он говорил, у него во рту тускло отсвечивали железные зубы, похожие на неровно вбитые гвозди. — Вот…
Держа в руке шприц в упаковке, и доставая из кармана светлой куртки что-то еще, парень вошел в кухню.
Остатками разума Катя вспомнила, как в последнем телефоном разговоре Чибис говорил про какую-то помощь. Кажется, обещал к ней кого-то прислать, кто привезет денег. Или дозу чистого… Или еще что-то… Какая, на хрен, разница, что?
Катя заторможенно улыбнулась. Парень закатал ей рукав и очень профессионально сделал укол. Почти сразу Катя почувствовала «приход». И отрубилась.
Пришла в себя уже на заднем сиденьи машины. Было очень хорошо. Очень.
Катя посмотрела в окно. Они ехали по городу. Мелькали дома и перекрестки. Утренние пробки уже рассосались, и машина быстро уносила Катю из Купчина, где она жила после ареста Чибиса…
— Куда мы едем?
— К нему. Ты же его хочешь увидеть?
— Да. Мне бы добавиться…
— Без проблем. Только чуть позже.
Катя закрыла глаза и до конца поездки впала в небытие.
Когда парень со стальными зубами ее растолкал, машина стояла напротив какого-то большого недостроенного дома.
— Пошли…
Катя послушно вышла и двинулась вслед за парнем, уверенно шедшему по тропинке от тротуара к одному из входов в недостроенный дом. Около входа он ее подождал, помог перешагнуть кучу мусора на полу и вывел на лестницу, по которой они поднялись на четвертый этаж.
Катя поправила волосы. Отдаленно подумала, что надо было накраситься. Подумала — и забыла. Сейчас она увидит ЕГО. А потом ей дадут дозу. Много доз. ОН ведь обещал…
Парень подвел Катю к окну, указал рукой:
— Видишь? Вон его камера, сверху справа на последнем этаже. Позови его, он выглянет.
Катя слабенько крикнула:
— Коля!
— Громче кричи. Кричи: Чибис! Коль там много…
Катя набрала воздуха, сосредоточилась.
— Чибис! Чи-и-и-и-бис!
Чибисов лежал на шконке и читал книгу. Услышав, встал, подошел к окну. Солнце слепило глаза, пришлось придвинуться ближе, взяться руками за прутья решетки.
Опять долетел прерывающийся женский голос.
Катька? Какого черта ее сюда принесло? Он ведь говорил, чтобы она…
На пятом этаже недостроенного дома снайпер, одетый в черный комбинезон и черную маску, поднял карабин и прицелился. Голова Чибиса представляла из себя отличную мишень. Даже без оптики он бы не промахнулся. А уж с таким мощным прицелом…
Снайпер затаил дыхание и надавил на спусковой крючок.
Глушитель чуть замедлил начальную скорость полета пули, но на конечном результате это никак не сказалось.
За долю секунды преодолев разделяющее недостроенный дом и тюрьму расстояние, она ударила Чибиса точно в лоб в трех сантиметрах над переносицей. Прошла через мозг, вырвалась из затылка и, еще не потеряв силы, впилась в обитую жестью дверь камеры, откуда ее потом и достали эксперты.
… Катя сидела на полу, на том же месте, с которого кричала Чибису, прислонившись к стене. Рукава куртки и свитера были закатаны, обнажая страшные «дорожки» на локтевом сгибе. Плечо было перетянуто резиновым жгутом, место свежего укола обозначала маленькая капля крови. Рядом с Катей валялся использованный шприц. И стоял карабин. В стороне лежала пахнущая порохом гильза. Катя была мертва. Так начался новый день…
