Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам
Пока ждал, срисовал одну машину «наружки». Наверное, где-то неподалеку прячется и вторая. Вряд ли их больше. УСБ располагает, конечно, большими возможностями, но и они имеют пределы. А Юля — не самый важный объект, за которым нужно следить.
Только бы она вышла…
Время шло, Егоров сидел у окна.
Как там жена с дочкой? Еще не знают ничего, или Арнаутов уже добрался до них? У него ведь хватит ума начать их колоть, требуя, чтобы они выдали его преступные связи и лежбища. Хреново… Надо попробовать с ними связаться, как-то предупредить.
Юля вышла из дома. На счастье Егорова, она не села в свою машину, которая так и стояла посреди двора, а пошла пешком.
Позади нее, в зеленой «шестерке», ехали два сотрудника группы наружного наблюдения. Эти двое не очень любили работать по ментовским делам и, соответственно, не проявляли сейчас излишнего рвения. Кроме того, ни один из них не знал Егорова лично, фотографии Егорова еще не успели размножить, а под его приметы, которые им довели на утреннем инструктаже, подпадал каждый пятый прохожий на улице.
— Звонить, что ли, пошла? — Сказал тот, который сидел за рулем. — Надо послать кого-нибудь послушать.
Второй флегматично взял рацию.
Юля зашла в продовольственный магазин на углу.
— Отбой, она просто захотела покушать.
— Нам бы тоже не помешало. Может, возьмешь чего? Заодно, и за бабой посмотришь.
— У тебя деньги есть? У меня — только на курево.
— Значит, сидим, отдыхаем…
Машина остановилась напротив витрины, через которую было видно, как Юля встала в маленькую очередь к кассе.
Незамеченный наблюдателями, Егоров вошел в магазин чуть позже Юли и пристроился за ней:
— Не оборачивайтесь. Вы нашли Романа?
Юля все-таки покосилась через плечо. И крепче сжала ремень своей сумочки:
— Почему я вам должна верить?
— Ни почему. Я буду ждать его на «Ладожской», с шести до семи, в течение трех дней. У меня есть то, что ему нужно. Запомнили?
Через пять минут Юля вышла из магазина и, сопровождаемая наблюдателями, вернулась домой. Чуть позже магазин покинул Егоров. Их контакт никто не засек.
* * *Скрябин сидел за столом. Курил и писал служебные бумаги. Минутная стрелка описывала круг за кругом, а работа не двигалась. К составлению служебной документации, которая отнимает львиную долю рабочего времени опера, Стас всегда относился с терпением и пониманием: коль без этой бюрократии никак, то напишем, лишь бы отцепились и не мешали работать.
Теперь Стас сидел, глядя в лист с недописанными строчками, и думал: на фига это надо? А еще думал, что Серега Соловьев бумажную работу всегда сачковал, и если появлялась возможность, спихивал на него всю писанину. Они часто переругивались по этому поводу…
Когда будут похороны? Дня через три-четыре. Дешевый гроб, речь замполита, короткий залп из табельного оружия. Вспугнутые стрельбой птицы и сосредоточенные лица могильщиков, понимающих, что никаких левых доходов с этих похорон им не обломится, но прячущих свое недовольство глубоко в… Организованные руководством поминки, такие же казенные, как и венок от начальника ГУВД. На эти поминки припрется много народу, видевшего Серегу только пару раз в жизни. Поэтому через час Стас, Джексон и Василевский свалят с официальных поминок и устроят свои.
В это же время на другом кладбище, а может, и не на другом, может, на этом же, в соседних могилах, будут хоронить Федорова и двух убоповцев. Наверное, за всю историю питерского ГУВД столько боевых потерь в мирное время и в невоюющем городе, за один день не случалось.
Потом будут девять дней, потом сорок… А в годовщину на могилу Сереги придут только они втроем и Роман. Если к тому времени сами будут живы и не будут сидеть.
В кабинет вошел Громов. Сел перед столом Скрябина, посмотрел на засыпанный пеплом недописанный документ. Прочитал, поморщился.
— Станислав, отдел должен работать. Будешь исполнять обязанности начальника.
— Зачем? Всего этого можно было избежать… Все же понимают, кто хотел убрать Шилова.
— Прокуратура считает, что это он сам убил Сергея. — Громов опустил голову, посмотрел на свой сжатый кулак.
— Бред! И вы это знаете. Это Арнаутов: не смог посадить, и решил так закрыть вопрос. Это он стоит за Чибисом, наш честный, бедный, неподкупный трудяга!
— Стас, ты веришь Шилову, я верю Шилову, но пока ты здесь сидишь и треплешься, эту веру можно засунуть… Сам знаешь, куда! Найди мне доказательства его невиновности. Сможешь?
— Предположим. — Скрябин прищурился, глядя на Громова сквозь сигаретный дым. — А откуда мне знать, что это не вы стоите за Арнаутовым?
Чего-чего, а такого предположения Громов не ожидал. Несколько секунд он даже не знал, что ответить. Встал, прошелся по кабинету. Направился к двери. Остановился, посмотрел на Стаса через плечо:
— Да, Скрябин, крыша у тебя поехала окончательно. Давай, приходи в себя! Из Москвы едет комиссия разгребать все это дерьмо. И, кстати: дело Чибисова передали Кожуриной. Она требует на допрос Краснова. Грозится отменить ему подписку…
— Пусть она сперва его найдет.
Громов вышел, ничего не сказав.
Скрябин посмотрел на свои недописанные бумаги и раздраженно смахнул их в ящик стола.
Какого черта он взялся за эти дурацкие документы, как будто более важных дел нету? Как ни относись к Громову — а за последние дни мнение Скрябина о начальнике изменилось в худшую сторону, хотя, конечно, и не до такой степени, чтобы всерьез подозревать его в связях с Чибисом, — а в одном Громов прав: если сидеть и молча страдать, ситуация не изменится. Разве только в худшую сторону.
Прикидывая, как будет отрываться от слежки, Скрябин собрался и вышел из кабинета.
Покуривая трубку, Карташов листал дела, которые ему дал на проверку собравшийся в отпуск Петруха. Вид у Карташова был не слишком довольный — в бумагах Петрухи, часть из которых была написана, как курица лапой, а часть распечатана на плохом принтере, царил полный бардак.
Петруха стоял перед начальским столом с видом нерадивого студента, привыкшего получать выволочки, но уверенного, что рано или поздно все как-нибудь образуется.
— Почему дополнительного плана нет? — дымящейся трубкой Карташов указал очередную недоработку.
— Да напишу я еще, успею…
— А где свежие проверки по учетам?
— Ну сделаю.
— «Сделаю»! Вот сделаешь — и пойдешь в отпуск. Свободен!
Петруха попытался воздействовать на начальника покаянно-просительным взглядом, но Иваныч уже не обращал на него внимания и, попыхивая трубкой, думал о чем-то своем. Вздохнув, Петруха забросил бумаги в сейф, надел куртку и собрался куда-то идти. Застегивая «молнию», между делом спросил:
— Шилов не отзванивался?
— Нет.
— Как бы нам не влипнуть вместе с ним…
Карташов раздраженно повернул голову:
— Занимайся своим делом!
Петруха картинно развел руками, и ушел.
И только лишь за ним закрылась дверь, как Иванычу позвонил Шилов.
— Привет!
— О, здорово! Легок на помине. Мы только что с Петрухой о тебе говорили. Ты как?
— Лучше, чем Серега. Слушай, Иваныч, у меня человечек один появился, который видел Фельдмаршала. Правда, сбоку и с расстояния, так что описать не может, но обещает узнать, если снова увидит.
— Краснов?
— Да.
— Что-то долго он вспоминал… Ну, я тебя слушаю!
— У Чибиса встреча была срочная, у Морского вокзала. Краснов Чибиса привез, но сам не выходил, сидел в машине. Потом, по разговору, он понял, что Чибис как раз с Фельдмаршалом и встречался.
— Так…
— Слушай, добудь мне фотку Виноградова. И Арнаутова заодно. Да, и по машинам узнай, если получится: в тот раз Фельдмаршал был на черном «Пассате».
— Ты понимаешь, во что меня впутываешь?
— Понимаю. Если что, я не в обиде.
Карташов помолчал, глубоко затягиваясь крепким трубочным табаком. Наконец принял решение:
— Ладно, сделаю. Только сюда больше не звони.
— Хорошо, связь будем держать через Стаса. В больнице ничего нового?
— Ничего. Сделали операцию, стабильно тяжелое состояние, врачи до сих пор никого не пускают. Даже Арнаутов не сумел прорваться. Возможно, у парня ретроградная амнезия: у него ведь черепно-мозговая такая, что… Ну, ты сам знаешь, как это бывает. Так что я бы на твоем месте не очень рассчитывал, что Пашка в ближайшее время что-нибудь вспомнит.
— Я на это и не рассчитываю. Удачи, Иваныч!
— Пока!
Положив телефонную трубку, Карташов надолго задумался.
А Шилов отобрал у Краснова «беретту», которую Миша взялся рассматривать, пока он разговаривал.
— Это за что тебе такой дали?
— За дело.
— Трудное?
— Тогда казалось, что да. Но там были чужие. А сейчас… — Шилов воткнул пистолет в кобуру. — Воду из тазика вылей, а то утонем.