Алексис Лекей - Дама пик
Но не раньше, чем у него будет хорошее объяснение для всего этого. И не раньше, чем Фурнье сообщит ему сведения, о которых он просил.
В зале стоял ледяной холод, и мышцы совсем не разогрелись. Ничего не стоит повредить их. Несмотря на это, двадцатикилограммовая штанга показалась ему легкой как перышко. Добрый знак.
Он постарался все же разогреться, чтобы избежать травмы, передохнул, снова снарядил штангу, проделал серию движений, потом продолжил повышать вес, пока руки и плечи не начали дрожать.
После окончания силовых упражнений следовало бы перейти к растяжке с гантелями, но он слишком устал. Осталось единственное желание – покинуть этот зал и вернуться к Марион, которая, по всей видимости, еще спит.
Он тренировался со штангой не более получаса. Нельзя сейчас останавливаться. Если сразу уйти, будет еще хуже, чем если бы он вовсе сюда не приходил.
Однажды Лоретта сказала, что он может работать, лишь постоянно преодолевая себя. Обязательства накладываются на обязательства, поэтому он никак не может остановиться и успокоиться. Это и есть броня, позволяющая ему жить и со всем справляться, но вполне вероятно, что однажды это его убьет.
И еще занятия спортом помогали ему взглянуть на свои проблемы со стороны – благодаря своеобразному механистическому интерьеру зала, обилию в нем устройств, каких не встретишь в обычной жизни. А также предельной, на грани срыва, интенсивности прилагаемых усилий. Возможно, все дело в психическом состоянии, вызванном приливом эндорфинов, или же срабатывает условный рефлекс на тренировку. Кто его знает, главное, что в этом зале все его страдания-переживания понемногу отходят на задний план.
Нельзя было уходить, не потренировав мышцы ног. Впрочем, ему бы вообще стоило начать с них, как он это обычно делал, а потом уже подниматься вверх, к плечевым мускулам. Он повел себя как дилетант.
Во взгляде Мартена, устремленном на тренажер для приседаний со штангой, ненависть и покорность смешались в равных пропорциях. После многомесячного перерыва опять начнутся мучения.
Завибрировал мобильный, и первой реакцией Мартена, еще до того как он задал себе вопрос, кто ему звонит, было чувство облегчения.
Утро воскресенья
Жаннетта допоздна валялась в постели. Впервые за почти три месяца, прошедшие после возвращения из больницы. Она утратила привычку лениться, и ее мучила совесть, она чувствовала себя бесполезной, когда не работала или не занималась Зоэ. Она встала, чтобы заварить чаю, намазать маслом пару печений и отнести все это в постель. Жаннетта прихлебывала чай маленькими глотками, блуждая мыслями от пустоты своей личной жизни к неудовлетворенности жизнью профессиональной, и обратно. В ее размышлениях короткими вспышками возникал образ Мартена, который не принадлежал ни к одной из двух ее жизней, несмотря на вчерашнее вторжение.
Она встряхнулась. Не вздумай снова начинать эти игры! Мартен не для тебя. И очень хорошо. Тебе нужно спокойствие и чувство выполненного долга. И все.
Она сосредоточилась на истории, которую рассказал Мартен. Ключ от сейфа, по всей видимости, означает деньги. Или драгоценности. Или секретные документы. В любом случае нечто ценное. И то, что необходимо прятать. Именно так! Лоретта прятала некое сокровище. За ним-то как раз и приходил убийца. То есть тот, кто ей это сокровище так или иначе доверил. Кто он? Продажный полицейский? Вероятнее всего. Она колебалась, держа руку на телефоне. Достаточное ли это основание, чтобы позвонить ему? Наверняка он сам все это давно сформулировал. Он в ней не нуждается. Скорее всего, он вообще уже начал проверку.
Выпрямившись, она уронила чашку, и чай пролился на простыню и матрас. Единственные пятна, которые она способна оставить на постели, – это пятна чая. Вот бы посмеялся ее бывший муж, узнай он об этом.
Она поставила пустую чашку на прикроватный столик и взяла телефон.
Он ответил после первого звонка, и она сразу услышала на фоне ритмичную музыку.
– Здравствуй, Жаннетта, – произнес он задыхающимся голосом.
– Я помешала?
– Нет, конечно. Ты спасла мне жизнь. Я в тренажерном зале, и у меня есть одно-единственное желание – как можно быстрее свалить отсюда.
– Я тут подумала об этой истории с ключом…
– Ну да, с ключом от моей квартиры. Все в порядке, Марион вроде бы потеряла его, а теперь он нашелся.
– А… Отлично.
Она почувствовала, что краснеет. Могла бы и сама догадаться. Мартен полагает, что его поставили на прослушку. И наверняка прав. Вполне возможно, что за ним к тому же следят.
– А все остальное в порядке? – неловко продолжила она разговор.
– Да-да. Я иду домой, потом созвонимся, ладно?
– Обязательно. Хорошего воскресенья.
Жаннетта повесила трубку с пылающими щеками. Что он о ней подумает?
Она не успела углубиться в этот вопрос, потому что двумя минутами позже телефон ожил.
– Я звоню тебе из кабины, – сказал Мартен. – Извини за последний разговор.
– Нет, это ты меня извини. А сейчас не опасно? Вдруг они и меня прослушивают?!
– Это бы меня удивило.
Расследования зачастую не доводились до логического конца из-за нехватки средств. Даже если Фурнье организовал за Мартеном слежку и прослушивал его телефонные разговоры, никто не выделит бюджет на контролирование всех членов его семьи и сотрудников. Все же Мартен не главная угроза общественной безопасности на сегодняшний день.
Он рассказал ей о посещении банка и о найденных там деньгах. У Жаннетты перехватило дыхание. Семьсот тысяч евро! Она мысленно перевела их во франки, как делала это всегда, когда сумма была слишком большой. Почти четыре с половиной миллиона франков! Много, очень много. Ее зарплата за пятнадцать лет как минимум.
– Список пациентов Лоретты что-нибудь дал?
– Я обратился к Фурнье. Жду результатов.
– Ты сказал ему о бабках?
– Нет, ни о деньгах, ни о ключе, вообще ни о чем. Просто спросил у него, кто из Лореттиных клиентов расследовал большое ограбление.
– Он может что-нибудь заподозрить.
– Ничего не поделаешь. Ты хотела мне что-то сказать?
– Нет, – ответила она. – Хорошего тебе воскресенья.
– И тебе тоже.
Он повесил трубку.
– Черт возьми, – пробормотала Жаннетта, вешая трубку, – я, кажется, увязла. Нужно выкинуть его из головы. И чем скорее, тем лучше.
Она позвонила матери. Они долго говорили о Зоэ и ее отце. Мать так яростно на него набросилась, что Жаннетта почувствовала необходимость защитить мужа. К тому же мать засыпала ее советами. Жаннетта заставила себя покорно выслушать всё, никак не комментируя, и вскоре так разозлилась, что сразу позабыла о Мартене.
Воскресенье, середина дня
Царь-Ворон дал ей номера стационарного и мобильного телефонов префекта полиции. Она набрала мобильный, сработал автоответчик. Она отключилась, не оставив сообщения, и перезвонила по обычному телефону. Только бы он не счел ее настойчивость неуместной. Французы – жуткие формалисты, и попытка связаться с префектом полиции дома в воскресенье – не лучший способ расположить его к себе. Но при наличии рекомендации председателя это не имело особого значения, а она срочно нуждалась в информации.
Он ответил после первого звонка. Она представилась и извинилась.
– Председатель предупредил меня, – ответил он. – Я в вашем распоряжении.
У него был довольно молодой и звонкий голос.
– Что конкретно вас интересует?
– Какое-нибудь необычное дело. Нечто особенное, и чтобы при этом СМИ еще не успели растрезвонить…
– Понятно. Дело об убийстве?
– Да, да, лучше всего убийство. Пусть будет кровь, но, главное, побольше тайн, – добавила она. – Несколько убийств, явно связанных между собой, но неизвестно, чем и как…
Точнее не высказаться. Не была ли она излишне конкретна? Нет, пожалуй, в самый раз.
– Я понял. В ближайшее время выясню и перезвоню вам.
Франсис вернулся после визита к родителям. Она распахнула объятия, прижалась к нему всем телом. Ей показалось, что в ответном объятии она уловила микроскопический намек на сдержанность, и недавние подозрения вспыхнули с новой силой. Она заставила себя улыбнуться, хотя мышцы лица непроизвольно напряглись.
– Как родители?
– Более-менее. Не молодеют.
– Они были рады тебе?
– Конечно.
– О чем вы говорили?
– Да, знаешь, о том же, о чем всегда. Проблемы со здоровьем, налоги на землю, семейные истории и тому подобные вещи. Круг тем постоянно сужается. После выхода на пенсию отец сильно сдал. Хорошо, что я поехал один, ты бы умирала от скуки.
