Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях
— Семья, — испуганно кивнул Вмтька.
— Вот. Ты что попу говорил, когда венчался? «И в горе, и в радости». У тебя сегодня что?
— Ну… я не знаю…
— Тем более надо вместе. И без базаров. Мы можем в машине подождать, если тебе за жену стыдно.
— Не в этом дело, — робко заговорил Ряха, но Груня гневно сверкнула глазами:
— Ты что ж, клятву не уважаешь?
— Ряха перед попом не клялся, — влезла я, а Груня отрезала:
— Вот пусть дома и сидит.
— Ты, Груня, дура совсем, — приуныл Витька. — То есть ты, как бы это… недопонимаешь.
— Все я понимаю, — ответила она. — Поехали.
Кончилось тем, что поехали мы все вместе, и тут началась маета. Витька сидел за рулем и вроде как оглох, а Ряха с томлением пялился на кейс, лежащий на его коленях, и даже постукивал по нему пальцами.
— Приличные деньги, — заметил он тихо.
— Отвянь, — твердо заявил Витек. — Папуля что сказал? Денег не брать. Все. Заметано. И не нервируй меня.
— Нет так нет, — обиделся Ряха и стал смотреть в окно.
Через полчаса мы подъехали к казино «Олимпия», Витька взял кейс и, сказав:
— Ждите здесь и не высовывайтесь, — направился к боковому входу.
— Папуля у тебя, конечно, гений, — вздохнул Ряха, провожая друга взглядом, — но бабки все же приличные.
* * *Витька вернулся минут через десять, сел в машину и, ничего не говоря, поехал по проспекту. Мы тоже молчали. Ряха печалился, а Груня удовлетворенно улыбалась. Я же совершенно не знала, как относиться к происходящему. Филонова нарисовал папа, неужто за картину отвалили настоящие деньги?
В этот момент за нашей спиной что-то грохнуло. Мы втянули головы в плечи, а потом дружно оглянулись. Второй этаж «Олимпии» был объят пламенем, из открытых настежь дверей ломились люди, а ор стоял такой, что уши закладывало.
— Ряха! — заорал Витька не своим голосом, жутко бледнея, а тот торопливо перекрестился.
— Это не я… ни сном ни духом, клянусь, брат.
— Ну что за день? — всхлипнул Витька.
Мы с Груней совершенно ничего не понимали и потому молчали, только таращили глаза. Парни загнали джип в какой-то переулок, и мы пошли взглянуть, что происходит в «Олимпии». Когда мы пробрались сквозь толпу, там уже успели выставить оцепление. Подъехали пожарные машины, потом машин стало столько, что не протолкнешься, потом из здания что-то вынесли на носилках.
— Ой, блин… — прошептал Витька, предварительно сосчитав количество носилок.
— Думаешь, все? — сочувственно спросил Ряха.
— Чего думать. В комнате было шестеро, и носилок тоже шесть. Это что ж выходит, мы сами привезли Самсону бомбу. Можно сказать, отцу родному…
— Не завидую я нам, — вздохнул Ряха и задумался. — С другой стороны, если б денежки взяли мы, лежать бы нам сейчас в полиэтиленовых мешочках на носилках.
В конце концов народ, удовлетворив свое любопытство, начал расходиться. Мы тоже покинули площадь и поехали в дворницкую, потому как опять перешли на нелегальное положение. По дороге Ряха заявил, что потерял интерес к жизни, а Витька бушевал:
— Отморозки хреновы, да как они решились? Уроды, мать их, а мы теперь расхлебывай. — Витька не успокоился, даже когда мы вошли в дворницкую. — Я этого урода из-под земли достану, знать бы, где он… Ладно, Сверчок, из города тебе не уйти…
— Утешайся тем, что Филонов у него липовый, — вздохнула я, устроившись рядом с папой. Больше всего я опасалась, что Витька полезет к нему за советами. Видно, мы в самом деле не правильно толковали папулины слова, раз все у нас шло наперекосяк.
Худшие мои опасения сбылись. Витька сразу же устремился к нарам.
— Ряха, давай водки, — позвал он.
— Не тронь папу, — разозлилась я. — И со Сверчком сам разбирайся.
— Это который Сверчок? — миролюбиво поинтересовался Михалыч, который в тот момент, не реагируя на Витькины вопли, спокойно составлял в угол пустые бутылки. — Это не папин ли бывший ученик? Тот, что сегодня шел от Земфиры с двумя дружками?
— Он, — кивнула я.
— Ага. Зачем он вам?
— Дед, не томи, — взмолился Витька, — если есть что сказать, выкладывай.
— Ну, так… Анатолий Васильевич очень нехорошо о нем отзывался. Не заслуживает человек никакого доверия. Папа прямо так и сказал: «Глаз да глаз за ним нужен». А уж как я увидел, что он из папиного подъезда выходит, крайне обеспокоился и присмотрел за ним. Все строго по инструкции: глаз да глаз. Проводили до квартиры и народ приставили приглядывать до тех пор, пока папа не даст дальнейших указаний.
— Ты знаешь, где он сейчас? — не поверил ему Витька.
— Если Семен не прибежал с донесением, значит, в своей квартире. То есть квартира-то бабы его.
— Где квартира, где?
— На Никола-Галеиской, дом возле самой церкви.
— Михалыч, с меня бутылка, — обрадовался Витька.
Ряха помалкивал, но по его физиономии было видно, что к нему вернулся интерес к жизни. Я же, в отличие от парней, радоваться не спешила, потому что от их дальнейших действий не ждала ничего хорошего.
— Дай телефон и задержи их, — шепнула я Груне и выскользнула из подвала.
Первое, что я сделала, оказавшись на улице, позвонила Пруткову и, само собой, извинилась, что беспокою его так поздно.
— Ничего-ничего, — сказал он, — ложусь я поздно, особенно в такие дни, как этот. Не поверите, Василиса Анатольевна, какой у нас сегодня день. Большая трагедия постигла город. Днем один бандитский предводитель преставился, к вечеру другой. Вы ничего об этом не знаете?
— Нет, откуда? — испугалась я. — Сергей Степанович, я вот по какому делу. У нас Филонова свистнули из папиной квартиры. Сегодня, в одиннадцать часов. Я знаю, кто свистнул и где он сейчас находится. Может, съездим и арестуем похитителя? По горячим следам?
— Раскрыть преступление по горячим следам мы всегда рады, нам за это премия полагается. А еще очень хочется с вами встретиться и поговорить.
— О чем? — еще больше напугалась я.
— О жизни. Давайте адресок, где находится ваш вор в настоящее время.
Только я успела назвать адрес, как из подвала появились мои дорогие друзья.
— Ты кому звонила? — удивился Витька.
— Пруткову. Менту, что меня по поводу Шляпы выспрашивал.
— И чего? — насторожился он.
— Ничего. Соскучилась. — Я покосилась на Витькин джип, что стоял в подворотне, и вздохнула:
— Витька, не надо к Сверчку ехать. Я на него ментов натравила. Сидите здесь, а я поеду давать показания.
Витька хлопнул себя по ляжкам, Ряха закатил глаза, а Груня тихо сказала:
— Я тебя понимаю.
Мы обнялись. Я прослезилась и душевно попросила:
— Ряха, если не вернусь… в общем, очень прошу, смени профессию.
— Я тебе всегда, брат, говорил, — прошептал Витька, — не будет от бабы толку, если у нее имя хуже собачьего.
* * *До Николы-Галейской я добралась автобусом, не очень рассчитывая на милицейскую оперативность. Но напрасно. Прутков ждал меня в машине, стоящей в переулке. Не один ждал, конечно. Ребята с ним были крепкие и очень решительные.
— В доме тихо, — сообщил мне Прутков, ласково улыбаясь, и кивнул ребятам:
— Что ж, пошли.
Не успели они сделать и десяток шагов, как из интересующего нас дома появился Сверчок, а я заорала:
— Вот он!
Все бросились к нему, а он бросился от них. Его догнали, повалили на землю и защелкнули на руках наручники. Я тоже подбежала, он увидел меня и как-то скис, а я заорала, хоть это было и ни к чему:
— Он картину спер…
— Еще чего. Я ее купил, — усмехнулся Сверчок, поднимаясь с земли.
— Ага, — согласилась я и шепнула:
— А мы деньги Самсону отвезли, по-честному. И он вместе с ними… Короче, в мешке Самсон лежит.
Сверчок отвернулся и отказался наотрез разговаривать со мной.
— Где картина? — спросил его Прутков.
Сверчок не ответил. Его обыскали и холст, свернутый в трубочку, конечно, нашли. Сверчка запихнули в машину, а потом наведались на квартиру.
В ванной голосила связанная сожительница Сверчка, а в кухне лежали два его приятеля с разбитыми головами.
— Вот и этот к нам залетел лет на десять, — удовлетворенно заявил Прутков. Я промолчала, прикидывая, как бы половчее смыться, но хитрый мент не спускал с меня глаз и предложил:
— Может, в отделение проедем? Напишем заявленьице по поводу хищения картины?
Уж как мне не хотелось ехать, а пришлось. Лишь только мы оказались в кабинете, Прутков начал улыбаться и полез с вопросами. Про Витьку с Ряхой я твердо решила молчать и извивалась, как уж на сковородке. Но, наверное, перемудрила, потому что мент стал улыбаться еще шире. «Видно, и я к нему лет на десять», — с тоской подумала я.
— Василиса, мы уже давно в курсе, что картиной интересуется множество людей. Особенно в последнее время. Просто сплошные ценители живописи вокруг. Самсон, например. Ты бы все как есть рассказала, тебе легче станет, честно.
— Все как есть? — почесала я нос и усомнилась:
