Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях
Обзор книги Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях
Татьяна ПОЛЯКОВА
ЧУДО В ПУШИСТЫХ ПЕРЬЯХ
Моему сыну Родиону
В день восемнадцатилетия.
Не ищи в жизни подвигов,
Они тебя сами найдут.
* * *
Ступенька стремительно приближалась к моей физиономии. Я слабо охнула и выставила руки перед собой (это единственное, что я могла сделать в данной ситуации), локти вывернулись в разные стороны, глаза сошлись у переносицы, а нос коснулся ступеньки лестницы, но без особого для меня ущерба. Я невнятно произнесла что-то в высшей степени неприличное и попробовала приподняться, уцепившись рукой за перила.
Подъем я осуществляла поэтапно и для начала села, вцепившись все в те же перила. Закрыв один глаз и прищурив другой, я смогла различить стену напротив с надписью на ней «Оля дура», а чуть ниже «Витя козел» и с тоской вздохнула: выходит, я еще в районе первого этажа. До квартиры оставалось два пролета. В моем теперешнем состоянии путь практически непреодолимый, однако ночевать на лестнице я тоже не могу. Надо собраться с силами и подняться.
Слабо постанывая и держась за перила, я поднялась, но тут же поняла, что это была плохая идея. Мое туловище, независимо от меня, начало вращаться, я выдала еще что-то неприличное и поспешно приземлилась на четвереньки. Туловищу сразу стало легче, и голове тоже. Выбирать не приходилось, и я начала подъем, медленно переставляя руки и ноги и приговаривая:
— Ничего, глаза страшатся, руки делают… дойдем, должны дойти… — Таким образом я достигла лестничной клетки и ненадолго прилегла. Мысли начали путаться, клонило в сон, я сказала себе:
— Позади Москва, отступать некуда. — Так обычно приговаривал папуля, открывая третью бутылку. Я подумала, что папуля прав: пьянство — это вам не фунт изюма, пьянство — это судьба, если хотите — крест, и его надо как-то нести, то есть доволочь хотя бы до своей квартиры.
Я вновь начала подъем, счастливо улыбаясь, потому что отсюда уже была видна дверь моей квартиры. Но тут над головой что-то хлопнуло, а буквально через секунду в нос мне уперлось что-то влажное и теплое. Я скосила глаза и увидела перед собой лохматую морду, слабо охнула, кто-то жалобно заскулил над самым моим ухом, и я сообразила, что передо мной соседский пес Келли. Я очень смутилась, потому что где Келли, там и его хозяин, Сашка Осипов, а являться его очам в том виде, в котором я пребывала в настоящий момент, мне очень не хотелось.
Слезы навернулись на глаза, когда я услышала Сашкин голос:
— Василиса, ты чего здесь? Потеряла что-нибудь?
— Ага, — жалобно кивнула я и мысленно прошипела: «Немедленно, слышишь, немедленно поднимись с четверенек…» Но не тут-то было, я это поняла сразу, а Сашка чуть позднее. Он наклонился ко мне, присвистнул и заявил:
— Ничего себе… Ты где ж так нализалась?
— Юбилей, — пробормотала я, — двадцать пять лет…
— Тебе? — удивился он.
— Не-а, — отчаянно замотала я головой, потому что считала себя значительно моложе. — Подруге…
— Вот оно что… Чего ж не проводил никто?
— Проводил, — с третьей попытки произнесла я. — Он у подъезда лежит. Не наступи, когда будешь выходить.
— Понятно, — хихикнул Сашка и поднял меня, подхватив под локти. Я благодарно прильнула к его плечу и ненадолго затихла. — Давай потихоньку, подняла ножку, опустила… хорошо получается, — приговаривал Сашка, направляясь со мной к двери квартиры. Теперь на моих глазах выступили слезы благодарности. Сашка мне нравился уже семь месяцев, до этого я обращала мало внимания на соседа, а тут как-то у него Келли заболел, и Сашка обратился ко мне, потому что я ветеринар. Я заглядывала к ним по вечерам сделать Келли укол, ну и с Сашкой чаю выпить, а потом он пригласил меня в ресторан, потому что деньги за лечение пса я брать отказывалась: мы ведь соседи, и к Келли я испытывала самые нежные чувства.
Вернувшись из ресторана, мы обнаружили возле Сашкиной двери рыжую девицу с очень злющим лицом. И хоть потом Сашка говорил, что рыжая — пройденный этап, к тому же не любит собак, но я не поверила и по вечерам к нему больше не заглядывала. Когда же сосед наведывался ко мне, торопилась избавиться от него под любым благовидным предлогом, потому что неоднократно видела, как рыжая выходит из нашего подъезда. Я считала Сашку вруном и бабником, хотя он мне от этого меньше нравиться не перестал, но я сама себе рекомендовала держаться от него подальше. И держалась. И вдруг такая незадача: надо было нарваться на него, когда я в таком состоянии. И добро бы я этим делом злоупотребляла, ни-ни, я вообще пью редко и, как правило, только пиво, а сегодня я так отчаянно напилась исключительно из-за галлюцинаций. Галлюцинации начались где-то в середине вечера и потом уже не кончались, то есть не они не кончались, а мое скверное самочувствие и беспокойство.
Но лучше я все расскажу по порядку, чтоб было понятно. В общем, так. У моей подруги Людки Самохиной был день рождения. Само собой, она решила его отметить, ну и назвала гостей с три короба, но не к себе в квартиру, а в студию. Студия ее располагалась на первом этаже старинного дома в самом центре города, здесь когда-то жила Людкина бабушка. Бабушка умерла, квартира досталась моей подружке, она поломала все перегородки и устроила студию, потому что считала себя художником. Говорю «считала», оттого что живописью ее подвиг заняться мой папуля. Людка с самым серьезным видом по сию пору зовет его «учителем» и дважды в месяц вместе с ним медитирует, уходя в астрал, и подолгу оттуда не возвращается, чем очень меня тревожит. Один придурок вот так однажды ушел, а назад не вернулся, где-то там заплутавшись. У папули были неприятности, не то чтобы серьезные, но все равно были. Позднее, правда, выяснилось, что дядька умер вовсе не от медитации, а от алкогольного отравления (попросту говоря, водка была «паленой»), но меня медитация с тех пор начала беспокоить. Я несколько раз намекала Людке, что она ей, по большому счету, ни к чему, раз пишет Людка исключительно цветы в горшках. Ей стоит быть ближе к природе, выезжать на пленэр и все такое, а не сидеть истуканом на коврике, закатив глаза. Людка меня не слушала и продолжала сидеть истуканом.
Раз в неделю я сопровождала ее в художественный салон, куда она сдавала свои полотна. Перед самым днем рождения мы заглядывали в салон раз пять, Людка работала как лошадь, только успевай картины в рамы вставлять, а раскупались они весьма неплохо. Во-первых, цветочки всегда выходили нарядными, во-вторых, рамки были красивыми, а в-третьих, просила за них Людка копейки, а широкой общественности нравятся незабудки на подоконнике. В общем, к моменту торжества на руках у Людки оказалась приличная сумма, и она решила разгуляться.
Народу в студию набился целый табун, что и неудивительно, художники — они ведь чокнутые, мне это доподлинно известно, раз у меня папуля художник. Пива было много, а водки и того больше, а из закуски только вобла; все очень быстро перезнакомились, и началось настоящее веселье.
Людка сунула мне стакан в руку, до середины наполненный водкой, и сурово сказала:
— До дна. За мое здоровье.
Меня перекосило от одной мысли, что все это придется выпить, но Людка смотрела на меня укоризненно и даже напомнила, как прошлым летом держала кота, когда я ему вытаскивала занозу. В общем, пришлось выпить. Людка торопливо протянула мне бутылку пива, шепнув:
— Запей.
Я запила, и после этого у меня начались видения. Я совершенно отчетливо увидела на диване возле окна папулю и, как примерная дочь, подошла поздороваться с ним.
— Привет, папа, — сказала я. Он не отозвался. Родитель мог в тот момент медитировать, ну, я и подошла к Людке, говорю:
— Ты, оказывается, папулю пригласила?
А она мне:
— Приглашала, но учитель не пришел.
— Как не пришел, когда он на диване сидит?
— Где? — спрашивает Людка. Я тычу пальцем в диван, то есть в папулю, а подруга качает головой:
— Там никого нет.
— Как это «никого»? — заволновалась я.
— А так, — ответила подруга и потопала к подоконнику, где стояла водка. Малость разволновавшись, я подхватила под руку какого-то парня и спросила, сидит кто-нибудь на диване или нет.
— Нет, — ответил он и был совершенно прав, потому что к тому моменту там действительно никто не сидел.
Я стала высматривать папу в толпе и волноваться все больше. За этим занятием меня застал Севка Матвеев, тоже художник. Выслушав мои сомнения, он загнул что-то насчет астральных тел, сунул мне стакан в руки и сказал:
— Выпей, полегчает.
Я повертела стакан в руке и выпила, но легче не стало. Папуля начал являться мне в толпе и тут же исчезать. То есть он плавно кружил по студии, но я за ним не поспевала, а когда спрашивала о нем знакомых, мне дружно отвечали, что папули здесь нет. Я беспокоилась все больше и больше, а лекарство от беспокойства мне предлагали только одно. Где-то через пару часов, обнаруживая папу в толпе, я весело хихикала и подмигивала ему, а он скользил как тень, не реагируя на присутствующих, пока окончательно не исчез часам к десяти.
