Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

После ресторана она попросила меня поехать к ней, чтобы разобраться в каких-то запутанных документах. Мадам мне уже тогда сильно не нравилась, но дело было вечером и делать было нечего. В квартире дама довольно споро меня раздела и уложила на диван. Я не сопротивлялся только из любопытства. Меня обуревало страшное желание узнать, из чего сделаны женщины этого типа. Как в песенке:

Из чего же, из чего же, из чего же,

Сделаны наши девчонки?

– Сил не хватило, – сознался я.

Маринка молчала, и я не знал, обижена она или ей просто любопытно.

– Расскажи! – не утерпела, наконец, моя ненаглядная и больно толкнула меня локтем в бок.

– Ну, лежим... – начал я неохотно историю своего провала.

– Так...

– Возимся...

– Так...

– Я уже завелся. И вдруг в самый ответственный момент она спрашивает абсолютно трезвым голосом: «Ты не знаешь, почем сейчас холодильники»?

Мы стукнулись носами и одновременно захихикали.

– Зачем ей это? – спросила Марина сквозь смех.

– Могу только догадываться. Наверное, она очень гордилась своим хладнокровием и хотела мне его продемонстрировать.

– А ты?

– А я немедленно стал импотентом, – сознался я. – Кошмар.

– И больше вы не встречались?

– Она как-то позвонила, предложила встретиться....

– А ты?

– А я пошел в магазин бытовой техники, взял у них прайс-лист и отослал даме по факсу. Больше она не звонила.

Мы снова захохотали уже в полный голос. Никогда и никому не рассказывал я историю своего фиаско. Более того, когда я вспоминал о ней, го испытывал только стыд и неловкость. Почему же сейчас, лежа рядом с красивой молодой женщиной, я не только не постеснялся ей все рассказать, но и от души хохотал над происшедшим? На сердце стало так легко, словно из него вынули ржавый гвоздь.

Маринка откинула одеяло и улеглась на меня. Я с наслаждением прижал к себе теплое тело.

– Кстати, – сказала она мне, – я тоже не знаю, почем сейчас холодильники.

Это намек? Я с испугом посмотрел ей в глаза.

– Послать тебе факс?

– Нет. Доведи это до моего сведения лично, – ответила она тихо.

– Когда прикажете? – хрипло спросил я.

– Немедленно.

– Слушаюсь, – ответил я и принялся доводить.

Я уже ничему не удивлялся. Только с благодарностью принимал бесконечные подарки, которая обрушивала на меня судьба в последние два дня.

Мои интимные отношения с женщинами всегда были немного принужденными. Я не умел отключаться, и какая-то трезвая часть меня всегда контролировала происходящее. Иногда мне становилось неловко от слов или действий партнерши, и я запросто мог стать импотентом, как в том случае. Иногда я сам казался себе неловким и неповоротливым, и желание перегорало и пропадало. О своей потенции я был очень скромного мнения и основывался не только на личном опыте, но и на материале некоторых медицинских изданий.

Ниже среднего. Такова была моя самооценка, и Маринка совершенно необоснованно относила меня к разряду павлинов.

Конечно, я не был таким уж полным профаном в постельных делах. Хотя и предпочитал секс без света, что само по себе говорит о закомплексованности. Были вещи, которые я почитал неприличным не только просить, но и желать.

Как-то раз, в тоскливый одинокий вечер, я взял порнографическую кассету и уселся на диване перед телевизором. Честное слово, меня обуревало только практическое любопытство. Хотелось посмотреть на изощренные технические приемы, которых я не знаю.

Кассета меня разочаровала настолько, что я даже не досмотрел ее до конца. Уж не говорю об отсутствии внятного сюжета. Схема действия была простой, как одноклеточное животное. Партнеры, демонстрируя фальшивый экстаз, добросовестно пыхтели по пять минут в каждой позе. Мужик впечатлил меня размером члена, свисающего до колен. Дама, при взгляде на грудную клетку которой возникали ассоциации с молокозаводом, выглядела сильно потрепанной жизнью. Сначала я честно пялился на происходящее, не делая купюр. Потом стал перематывать пленку. Потом зевнул, остановил кассету и пошел спать. Ничего нового для себя я не узнал и сделал однозначный вывод: никакая порнушка меня не возбуждает. Наверное потому, что я не слишком одарен природой по мужской части.

Но последние два дня выбили из меня все привычные представления о собственной неполноценности. Я совершал такие подвиги, на которые никогда не считал себя способным. Оказывается, я умел фантазировать и делал это с упоением. Я погружался в близкую женщину все глубже и не находил дна. Оказывается, мне нравилось разговаривать и слушать, как она разговаривает со мной. И когда Маринка, не понижая голоса, говорила «еще», я со стоном чувствовал, как внутри взрывается маленькая Сверхновая и дает мне новый источник энергии. Я отвечал ей словами, употребление которых до этого запрещал себе и окружающим и не чувствовал смущения. Я упивался сладкими непристойностями, смаковал их, а они возносили меня еще выше, так высоко, что я боялся не вернуться.

Оказывается, я мог долго-долго оттягивать момент последнего взрыва, послушно следуя за коротким «нет», которым она охлаждала мою пьяную голову. Я чувствовал ее тело, как музыкант чувствует под пальцами вибрацию скрипки, и боялся только одного: придти к кульминации первым. Но, к моему удивлению и бесконечной радости, мудрый глубинный инстинкт всякий раз удерживал меня от одностороннего торжества. А откуда брались силы, я не знал. И не хотел знать. Впервые в жизни я с гордостью ощущал себя самцом, и это слово, которое раньше было для меня синонимом примитива, теперь становилось символом превосходства. Превосходства над собой прежним.

И впервые в жизни, когда все кончилось, мне не хотелось отрываться от женщины. Я целовал ее с такой сумасшедшей жадностью, с такой страстью, как будто не было только что долгого, изматывающего пути к вершине. Я целовал ее, а из меня потоком лились слова нежности, благодарности и любви, которые, оказывается, копились внутри в ожидании своего часа. И она отвечала мне так же открыто и свободно, пускала меня в себя и забиралась в меня без смущения, без запретов, без опаски. Мы отдали друг другу все и взяли друг от друга все, что могли. И не пресытились.

– Тебе тяжело?

Она пошевелилась подо мной и крепче прижала к себе:

– Нет. Не уходи.

– Не уйду.

Я приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.

Марина смотрела на меня со смутной нежностью и улыбалась. Улыбка была усталой и счастливой. Я нежно поцеловал опухшие губы и снова посмотрел на нее. Подозреваю, что вид у меня был гордый, как у бойцового петуха.

– Я даже не подозревала, что ты такой, – повторила она вчерашние слова.

– Какой?

Маринка поискала определение, не нашла и засмеялась. Я тоже засмеялся, потому что слова, которые она не сказала, были явно неругательными.

– Отпусти себя, – попросила она.

– Я тебя раздавлю.

– Не раздавишь. Я хочу почувствовать, какой ты тяжелый.

Я на секунду отвел локти в сторону. Она слабо пискнула. Я засмеялся и снова оперся на руки.

– Сколько ты весишь? – спросила она, отдышавшись.

– Не знаю. Килограмм девяносто.

– Ого!

Я смутился.

– Это много?

– Нормально. Терпеть не могу худосочных мужчин.

Я с интересом уставился на нее.

– А какие мужчины тебе нравятся?

Маринка подумала.

– У мужчины должны быть прямые ноги и хорошие зубы. Остальное неважно.

Я прикинул. Ноги у меня так себе, впрочем, не слишком кривые. Вот зубы – предмет моей тайной гордости. Казачьи предки передали мне великолепную здоровую зубную кость и регулярные визиты к стоматологу, которые я совершаю раз в полгода, имеют под собой одну тайную цель. Насладиться комплиментами, которые мне в изобилии расточает врач, отрабатывая триста рублей за осмотр. Наверное, Маринка права. Все мужики в душе павлины.

– У меня есть шанс?

– Прекрати.

Мне стало стыдно. Действительно, я откровенно набивался на комплимент. Тем не менее, я обиженно заметил: