Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
Его путь из трясины потрясения к действительности занял долгих пять минут. Когда он вновь обрел способность хоть что-то воспринимать, Гончаров воспользовался моментом, чтобы просветить своего собеседника.
– Мы – хозяева Марса, Степа. Он – наш!
– А американцы? – шепотом спросил Степан Николаевич.
Гончаров скривил губы в надменной усмешке.
– Они вчистую проиграли нам борьбу.
– Но тоже, значит, пытались?
– Еще как! – сказал Гончаров и снова стал суров. – Думали, что им все можно. Но мы этим американцам так врезали…
Сжал кулаки. Степан Николаевич смотрел на собеседника широко распахнутыми глазами. Но было видно, что пока ничего не понимает.
– Мы там оказались первыми. Я тебе говорил – еще в девяностом году высадились. Сразу исследования там всякие, пробы, ну да ты понимаешь.
Степан Николаевич с готовностью кивнул.
– Только копнули марсианский грунт – батюшки! – а там золото, платина, всякие цветные металлы. В общем, планета сокровищ. И тут подоспели американцы. Ихний корабль примчался. Ну, мы им говорим: здесь все общее, не ваше и не наше. Тут вот вы хозяйничайте, а тут вот мы. Ну, хотели, чтоб по справедливости. Так эти сволочи, – Гончаров опять сжал кулаки, – на рожон полезли. Думали, как на Земле привыкли хозяйничать, так и на Марсе все будет им принадлежать. Нет, говорят, уходите отсюда, Марс, мол, наш.
– Но мы-то первые были! – не сумел сдержать негодования Степан Николаевич.
– А я о чем? – воодушевился Гончаров. – Говорим им: не уйдем – и все тут!
– Правильно!
– А они: будем воевать!
– Вот сволочи!
– А мы им – только попробуйте!
– Ага!
– А они…
Пауза. У Степана Николаевича вытянулось лицо.
– А они взорвали на Марсе атомную бомбу.
– За… Зачем?
– Война, Степ.
Гончаров склонился к собеседнику и, глядя прямо в глаза, сказал негромко:
– Об этом почти никто не знает – тайна. Но Третья мировая война состоялась. Там, на Марсе. В прошлом году. – Он уже не мог остановиться. – С применением ядерного оружия. Были большие разрушения и жертвы. Но мы победили.
Откинулся на спинку стула, наслаждаясь произведенным эффектом.
Пауза на этот раз была дольше прежних. Я видел, как вздохнула Светлана. Она по обыкновению записывала звук, и для нее молчание в эфире было не самым желанным моментом в съемках. Я же сохранял спокойствие. Звука нет, зато какой видеоряд! Какая будет картинка! Все эти несколько минут молчания обязательно пойдут в эфир полностью, без изъятий. Потому что сплошное удовольствие – наблюдать за выражением лица Степана Николаевича Овчаренко, доктора наук, автора двух монографий, серьезного и степенного человека, только что, вот прямо сейчас, узнавшего о недавно состоявшейся Третьей мировой войне. Ради одних лишь этих кадров можно было готовиться к съемкам.
– Война? – шепотом переспросил Степан Николаевич.
– Да, – кивнул, подтверждая, Гончаров.
– Ядерная?
– Да.
– В прошлом году?
– Да.
– И американцы проиграли?
– Вчистую!
– Черт возьми! – пробормотал обескураженный Степан Николаевич.
Я мог его понять. В газетах-то вроде ничего такого не было. И в программе «Время» – тоже.
– Ты же знаешь, мы всегда с ними соперничаем, – сказал Гончаров. – И иногда даже приходилось воевать. Не напрямую, конечно, а как бы чужими руками. То в Корее мы с ними схлестнулись, то во Вьетнаме – помнишь? Потом еще был Афганистан. Но главный принцип всегда – не воевать непосредственно друг с другом, потому как тогда костей не соберешь и конец жизни на Земле. А тут Марс. Представляешь? И самая верная возможность помериться силами по-настоящему. Они подтянули свои ракеты, мы – свои. И тут такое началось!
У Гончарова, наверное, пересохло во рту, потому что он вдруг оборвал свою речь и плеснул коньяка в рюмки.
– Выпьем за наших, Степа! За ребят, которые полегли на Марсе! И за нашу победу, Степ!
Выпили.
– Так как же там, на Марсе? – проявил нетерпение Степан Николаевич.
Глаза у него сейчас горели, как у мальчишки.
– Сначала нам туго пришлось, – признал Гончаров, посмурнев лицом. – Нападение было вероломным. Мы отступали.
– Куда?
– В глубь территории, – пояснил после паузы Гончаров. – Марс-то большой.
– Ага, понятно.
– Ну, отступаем и отступаем, а потом я им и говорю…
– Кому – им?
– Своим товарищам.
– А-а.
– Я говорю: «Марс, конечно, большой. Но отступать некуда. Позади – Москва!»
– Какая Москва? – обмер Степан Николаевич.
– Это наша главная марсианская база, – не растерялся Гончаров. – Мы ее Москвой с самого начала назвали. Ну вот, звоню я президенту…
– Нашему?
– А чьему же?
– Прямо с Марса?
– У нас спецсвязь, не забывай. Прямой выход на Кремль. Так и так, говорю, американцы распоясались, и опасность угрожает миру во всем мире. Разрешите, мол, действовать!
– А это как?
– У нас приказ был – оружие не применять. Чтобы якобы не провоцировать.
– Они нас, значит, атомными бомбами, а мы гуманизм, как всегда, проявляем! – возмутился Степан Николаевич.
– Да, вечно у нас с этим перегибы, – признал Гончаров. – Нас по морде, а мы в гуманизм и в демократию играем. Ну вот я и говорю президенту: дайте-ка я этим американцам врежу. Он спрашивает: бомб и ракет хватит? А я ему: мы врага бьем не числом, а умением, как в Великую Отечественную. Ну тогда он и говорит: давай, мол, Сережа, на тебя теперь вся надежда…
– Так и сказал?
– Так и сказал, – сдержанно подтвердил Гончаров. – И мы ка-а-ак врежем! Одни перья полетели!
– От кого перья?
– От американцев, понятное дело. Как наподдали мы им, как погнали! И гнали, Степа, их до самого Берлина!
– Это до их главной базы, да? – догадался Степан Николаевич.
– Ну! Мы ее Берлином звали. Разбили мы их наголову, они акт о капитуляции подписали, и Америки теперь нет.
– Как это нет? – поразился Степан Николаевич.
Вот в это-то он никак не мог поверить. Только вчера видел по телевизору американского президента. Вроде все там у них нормально.
– Нет, Америка есть, конечно, – дал задний ход Гончаров, поняв, что перегнул палку.
Он сейчас импровизировал, и мне было очень интересно – как он вывернется в этой непростой ситуации.
– И Америка есть, и американцы никуда не делись, – сказал Гончаров. – Но только они перестали существовать как государство.
– Да я же президента американского видел. Вчера! По телевизору!
– Президента пока пришлось оставить, – признал Гончаров. – И вообще в Америке все пока идет так, будто ничего не случилось. Это чтобы народ не будоражить прежде времени. Ну представь, что там начнется, если люди узнают, что Америки уже нет, а все ихние штаты по акту о капитуляции переходят к России.
– К России! – выдохнул потрясенный Степан Николаевич.
– К России, да, – подтвердил Гончаров. – Зачем нам паника? Решено все сделать тихо, постепенно. На президентских выборах у них победит русский кандидат.
– А выберут? – усомнился Степан Николаевич.
– А куда денутся? Выберут кого надо. Опыт у нас есть.
– Все-таки это не Россия, а Америка.
– Эго не играет роли. Главное – кто голоса будет подсчитывать. После президента и за остальных возьмемся: министры там, губернаторы всякие. Наша задача: чтоб ихняя экономика работала на нас. Понимаешь? Большой скачок! Прорыв в XXI век! Наконец и в России наступит хорошая жизнь! Ты только представь: американская экономика – вся! – работает на нас, золота и алмазов у нас – целая планета, Марс! Купим все, что пожелаем! Будем жить лучше, чем нефтяные шейхи! И весь мир нам не указ!
Нарисовав столь радужные перспективы, Гончаров вдруг замолчал и даже будто приуныл. Степан Николаевич тоже молчал, ожидая продолжения.
– Но у нас трудности, – наконец сказал Гончаров. – Нет надежного человека. И помочь нам можешь только ты.
– Помочь? – удивился Степан Николаевич. – В чем?
– Нам нужен кандидат в американские президенты. Ты как? Готов?
– Я? – совсем уж растерялся Степан Николаевич.
Я, признаться, тоже. Совершенно не ожидал от Гончарова подобного поворота темы. Если честно, он был просто великолепен. Лично я до подобного не додумался.
– Я же тебе говорил, Степа, следующим президентом в Штатах будет русский. Уже есть решение по этому поводу, но нет подходящей кандидатуры. Надо возглавить вновь присоединенные земли и править там с умом, чтоб не наломать дров. Мы туда сунулись, сюда – ну нет никого. Некого поставить. Нужен человек, чтоб и умный, и честный. А с этим, сам знаешь, у нас всегда были проблемы. Вот тут-то я про тебя и вспомнил.
Я видел лицо Степана Николаевича в эту минуту и вдруг понял, что сейчас все может рухнуть. Он и хотел бы поверить, да не мог. Есть вещи, в которые поверить очень трудно, почти невозможно. И, желая спасти положение, я отчаянно замахал руками на дожидавшегося своего выхода актера, показывая, что он должен немедленно вступить в игру. Все было обговорено заранее, и актер лишь ждал, когда ему будет предписано выйти на подмостки. Он с готовностью кивнул и шагнул к двери. Через несколько секунд мы уже видели его в зале.
