Виктор Галданов - Аптечное дело
— Мои сотрудники, — твердо сказал Зиганшин, — люди самых высоких нравственных качеств.
— Слава героям соцтруда! — провозгласил я, опустошая налитый мне стакан.
Зиганшин одним глотком выпил свой, поморщился и внимательно посмотрел на меня.
— Ваше воображение далеко вас заведет. Это ужасное совпадение… Ну, допустим, я принимаю вашу точку зрения — это была чья-то грязная игра…
— Позвольте тогда мне задать вам пару вопросов?
— Каких?
Я поставил стакан и затянулся сигаретой:
— Вы сказали вчера вечером, что Табаков — чудак. Откуда у вас такое мнение?
— Такая у меня была информация…
— Вы сказали, что его изобретение изучается.
— Да, оно было изучено.
— Кем?
— Я же объяснил вам — есть установленная процедура. Вы, вероятно, не знакомы с современной системой изучения деловых идей. Уверяю вас, лучшие умы…
— Я вас просто спросил: кто? Как зовут того человека, где вы его отрыли?
Зиганшин заморгал, потом потер свой квадратный подбородок.
— Ну, если вы считаете, что это так важно, — сказал он. — Изобретение Табакова не пошло обычными каналами. Постараюсь вспомнить, кому именно я дал поручение. Мне кажется, Табаков произвел на меня впечатление своей убежденностью, и в тот же день я поговорил с человеком, очень авторитетным в. данной области. Этот эксперт сказал, что профессор Табаков уже предлагал ему свою идею, что он провел всестороннее исследование и со всей ответственностью заявляет: вся идея не стоит и выеденного яйца. Естественно, поэтому, чтобы не обременять ненужной работой своих сотрудников…
— Одним махом — семерых побивахом, — перебил его я.
— В определенном смысле так.
— А потом вы сами же себя уговорили, что именно ваши эксперты провели всестороннее исследование.
— Многоуважаемый господин Зубовский… — торжественно сказал Зиганшин, — эта информация пришла от человека, которого мой департамент был бы рад нанять к себе на службу, если бы мы могли предложить ему соответствующее жалованье. Человека, самостоятельно пробившегося в жизни, и главное, крупнейшего специалиста в данной области.
— Как же его зовут? — поинтересовался я, и у него запульсировала жилка на виске. — Случайно не Вова Миркин?
— Это Роберт Соломонович Бурциевич, президент «Фармбиопрома».
Зиганшин сказал это, как если бы на дипломатическом приеме произносил тост за установление добрососедских отношений с Южной Африкой.
Лениво затянувшись сигаретой, я насмешливо посмотрел на образцово-показательного чиновника российского правительства.
Итак, еще одна ниша была заполнена и концы нитей связаны воедино. Папаша Табаков оказался куда более проницательным, чем можно было подумать. Мне пришлось признать также, что я сам все бесконечно усложнил, отказываясь принимать очевидные вещи. Я так увлекся составлением сложной схемы, что спутал собственные карты. Но теперь-то я наконец все понял. Дело, оказалось поразительно простым по своей сути.
— Значит, именно Бурциевич был той авторитетной личностью, которая вынесла вердикт, — медленно произнес я. — А ведь корпорация «Фармбиопром» вложила два миллиона долларов в строительство завода, на котором будет использоваться старый способ производства инсулина.
Зиганшин фыркнул:
— Господин Бурциевич — один из самых выдающихся промышленников мирового масштаба. Я, конечно, не одобряю его нескончаемых тяжб с некоторыми правительственными ведомствами, но личное общение с ним всегда доставляет массу удовольствия. Меня коробит лишь от одного вашего предположения, что он может быть нечестен.
— И тем не менее, — сказал я. — Мне довелось повстречаться с его помощником, Владимиром Миркиным, мы познакомились в Москве. И он сказал мне, что изобретение Табакова выглядело весьма перспективным, просто у «Фармбиопрома», по его словам, была другая специализация. Он отнюдь не считает, что изобретение не стоит выеденного яйца.
— Миркин не биолог.
— Бурциевич тоже не биолог. Он лишь когда-то работал в аптеке своего отца.
— У него высококвалифицированный штат сотрудников. Миркин, вероятно, плохо информирован.
— Зачем же Бурциевичу ему врать?
Зиганшин замахал руками:
— Я не собираюсь вмешиваться в личные дела Бурциевича. Несомненно, у него были причины так поступить. Дело попросту могло не иметь никакого отношения к Миркину. Каждый сверчок знай свой шесток.
— Но Миркин сказал мне об этом в присутствии Веры Табаковой. Мне представляется, что значительно легче допустить другое — «Фармбиопром» попыталась затереть изобретение Табакова, чтобы защитить свои собственные интересы.
— Чепуха! Я уверен, он просто щадил чувства Верочки.
— Слушайте, вы, — сказал я резко, — неужели вы не понимаете, что Бурциевич держит вас за простака?
Я знал, что сказал дерзость, и сразу это понял по реакции Зиганшина. Тот надулся, его тяжелое лицо потемнело. Он встал и заорал:
— Молодой человек, предполагать подобное — не просто наглость — это скандал! Бурциевич возглавляет крупнейшую корпорацию. Человек с его положением несет огромную ответственность перед обществом. Стране уже нанесли немалый вред, пытаясь дискредитировать наших выдающихся промышленников. Но существует, в конце концов, такое понятие, как деловая этика. И слава Богу, у нас пока есть люди, которые…
— Можете не продолжать, — мягко прервал его я. — Мне кажется, я где-то уже слышал эту речь.
— Если вы думаете произвести на меня впечатление подобными непристойными намеками…
— Все, что я хочу знать, — сказал я терпеливо, — так это, что именно вы предполагаете делать в создавшейся ситуации?
— А я должен что-то делать? — хмыкнул Зиганшин. Ему казалась дикой сама эта мысль.
— Да-да, именно делать, — решительно произнес я и встал. — Не забудьте, пожалуйста, что в этой ситуации вы можете выглядеть не самым лучшим образом. Я уже объяснил почему.
В маленьких глазках Зиганшина отразилась непреклонность.
— Естественно, я проверю ваше заявление, — сказал он. — Как работник аппарата правительства я просто обязан это сделать. Если в ваших словах есть хотя бы доля правды — а я не сомневаюсь, что все это лишь плод вашей фантазии, — будет назначено всестороннее расследовавание. Однако убежден, что данное дело имеет очень простое объяснение.;
— Я тоже в этом убежден, — усмехнулся я. — Вы просто отказываетесь его видеть.
— Ну а теперь вы наконец уберетесь отсюда? У меня через несколько минут встреча.
Кивнув, я взглянул на часы.
— У меня тоже есть дела, только, пожалуйста, запомнит те мое предупреждение.
— В следующий раз назначайте время встречи заранее
— Обязательно, у меня уже назначено время для встречи в ФСБ. Завтра. Учтите, в связи с делом Табакова будет упомянуто ваше имя. И то, что вы завернули его изобретение, основываясь на мнении Бурциевича. Так что, если вы не предпримете никаких шагов, «соответствующие органы», вероятно, поинтересуются, почему. — Я сделал последнюю затяжку я раздавил сигарету в пепельнице. — Всего вам доброго.
Я очень тихо прикрыл за собой дверь. Спускаясь на лифте, я радовался, что хоть чем-то сумел подгадить мерзавцам. Дисциплинированность Зиганшина граничила с недоразвитостью. Он мог сколь угодно долго исторгать банальности. Однако мысль, которую я подбросил ему, находилась в пределах его понимания. И уж если он проникнется этой мыслью, выколотить ее из него станет просто невозможню. Глупая честность (или честная глупость) — качество, сделавшее Зиганшина весьма удобным инструментом для определенных людей, вернется бумерангом и пребольно ударит по этим людям.
Конечно, читая досье на Зиганшина, я полагал найти там что-нибудь, что можно будет использовать против него. Но в конечном счете все получилось гораздо лучше.
Было уже почти одиннадцать часов. Я спешил, боясь опоздать на встречу с Ларисой, и был так этим озабочен, что не сразу узнал человека, шедшего навстречу. Узнав же его, я сначала остановился как вкопанный, потом вышел на улицу, не оглядываясь и надеясь, что меня, по крайней мере, не узнали. Садясь в такси, я еще раз порадовался, как ловко я сумел разладить так мастерски налаженный механизм интриги. Еще я сожалел, что ничего не знал об «ужасном собрании» у Роберта Бурциевича, назначенном на вечер.
Потому что человек, с которым я столкнулся, выходя из гостиницы, был Владимир Миркин.
17
Лариса нежно держала в руках бутылку старого марочного коньяка.
— Куда мы теперь пойдем?
— Куда угодно — выбор большой, — сказал я.
После двух коктейлей, тарелки ракового супа, который делали только в ресторане «Паризьен», после телячьих почек, запеченных особым образом, я чувствовал себя великолепно. Я был абсолютно трезв и готов к любому повороту событий.
