Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

– Вообще-то, у нас не курят, – нерешительно сказала Вера. Подумала и добавила:

– Да какая сейчас разница! Курите.

И принесла мне маленькое фарфоровое блюдечко для пепла.

– Скажите, – спросила вдруг Вера, – меня на суд вызовут?

– А вы этого боитесь?

Она немного замялась.

– Да нет, не боюсь. Только у меня к вам просьба.

– Слушаю.

– Не присылайте повестку на домашний адрес, а то у меня родители строгие. Могут не пустить. И ругаться будут. Пришлите лучше Милке.

– А как же ее жених? – напомнил я с улыбкой.

Вера снисходительно присвистнула.

– Да он у нее по струнке ходит! Она ему только команды раздает: «Валерик, налево, Валерик, направо...» Он и не пикнет!

– Железная девушка, – заметил я.

– Милка? Еще бы!

Вера в нерешительности посмотрела на меня. Она явно прикидывала, стоит мне что-то сообщать или не стоит. Я не помогал ей с выбором, положившись на легкость девичьего языка. И не ошибся.

Девочка хихикнула и выжидательно посмотрела на меня. Я с интересом поднял брови и улыбнулся, приглашая поделиться.

– Вы знаете, – сказала Вера. – Он ведь за Милкой так ухлестывал!

– Вацлав?

– Ну да!

Поистине, козел в огороде.

– Как он только к ней не подъезжал! Сначала, как водится, конфеты и духи.

– Так...

– Потом начал подъезжать с подарками подороже. Цепочки там, колечки....

– А она?

– А Милка не дура. Прекрасно понимала, что эти игры ни к чему серьезному не приведут. К тому же постоянный пример перед глазами.

Вера споткнулась и замолчала.

– Вы о Марине Анатольевне?

– О ней, – неохотно подтвердила девушка. – Вроде законная жена, а оскорбления терпела, как любовница. Про то, что он с Юлькой открыто жил, я уже не говорю. Про тех баб, к которым сам ездил, тоже. Так он и здесь пасся, как на пастбище! Через одну любовницы ходили.

Она искоса посмотрела на меня и смущенно добавила:

– Мы с Милкой, как услышим, что замок защелкнули, так подальше отсюда катимся. А то слушать неудобно.

Я стряхнул пепел. Ай да Вацлав, ай да сукин сын! С другой стороны, такой потенции можно только позавидовать. Какого он года? Кажется, сорок шестого? М-да...

– Верочка, а Юля как реагировала на его женщин?

Вера пожала плечами.

– Бесилась, конечно... Только что она могла? Ей и податься-то было некуда. Родители у нее...

– Я знаю, – прервал я. На душе снова стало мерзко при воспоминании о семействе Барзиных.

– Ну вот. Идти ей некуда, на другую работу устроиться тоже проблема. У Юльки ведь никакого образования, кроме школы...

– Верочка, а она не собиралась поступать?

Вера задумчиво шмыгнула носом.

– Вроде собиралась. Она говорила, что в Мединститут документы подавала, но не прошла. А потом – не знаю. Мы с ней уже здесь познакомились. Я с самого начала пришла, два года назад. А Юлька – чуть больше года проработала.

Я вспомнил разговор с Юлиной учительницей и спросил:

– Вы не знаете, у Юли до встречи с Вацлавом парня не было?

– Не знаю, – сразу ответила девушка. – Юлька скрытная была. Рассказывала только то, что утаить никак нельзя было.

– А с женой Левицкого у нее конфликтов не было?

Вера рассмеялась.

– Да что вы! Марина Анатольевна себе такого никогда не позволяла!

– Чего «такого»?

– Такого непроизводительного расхода, – пояснила Вера. – Ей, по большому счету, на все наплевать, кроме денег. Она и всех его любовниц здесь терпела. И не только терпела, еще и улыбалась им, в гости ездила...

Я удивился.

– Вацлав ездил в гости вместе с женой?

– Иногда – с женой, иногда – с Юлькой. Он, вообще, делал только то, что хотел. Как Марине удалось заставить его работать – уму непостижимо. Вацлав был абсолютно неуправляем.

– А какие отношения у них были с Юлей в последнее время?

– Нормальные, – ответила Вера, не задумываясь. – Хотя, я не понимаю, как она почти год возле него продержалась? Он ведь ничего не скрывал. Как таскался по бабам раньше, так и продолжал таскаться.

– Почему же Юля терпела?

– Сначала не хотела этого замечать, потом, наверное, надеялась, что перебесится... А потом... Идти ей было некуда.

Я приехал домой совершенно измотанный не столько физически, сколько морально. Мои сегодняшние собеседники были людьми полярными, но всем им удалось одно: выбить меня из привычной колеи. Я пожалел, что сына нет дома. По крайней мере, при нем я не чувствовал себя таким подавленным.

Я включил чайник, вымыл руки и, не переодеваясь, уселся за высокую барную стойку. Да, как, оказывается, сложно живут люди. На фоне таких испанских страстей моя личная неустроенность кажется просто смешной.

Зазвонил мобильник. Я посмотрел на определитель номера. Как интересно!

Включил аппарат и деловито произнес:

– Слушаю, Марина Анатольевна.

– Я здесь рядом, – сразу перешла к делу мадам начальник. – Можно мне зайти на минуту?

– Конечно, – коротко ответил я. – Номер квартиры помните?

– Помню.

– Я открою вам подъезд и предупрежу охранника.

– Хорошо, – сказала она и отсоединилась.

Звонок раздался через пять минут. Я открыл дверь и посторонился, пропуская гостью.

Левицкая вошла в коридор, бросила на пол большую спортивную сумку и повернулась лицом к большому зеркальному шкафу, куда я вешал верхнюю одежду. Несколько секунд внимательно изучала свое отражение, поворачивала голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, соблаговолила заметить хозяина квартиры и поздоровалась.

– Еще раз здравствуйте, – ответил я.

– Можно войти?

– Вы уже вошли, – не удержался я от колкости. Пересилил себя и поправился:

– Входите, пожалуйста.

Она стащила с себя кожаную куртку и подала ее мне так обыденно, словно я был гардеробщиком. Что называется, не глядя. Я стиснул зубы и повесил куртку в шкаф. Спокойно, уговаривал я себя, не злись. Она может передумать и не дать денег, а Юлька в тюрьме мается.

Марина Анатольевна подняла с пола спортивную сумку и так же небрежно протянула ее мне.

– Что это? – резко спросил я, не дотрагиваясь до ручек.

– Деньги, – равнодушно ответила Левицкая. – Ровно пятьсот тысяч.

Я принял сумку с некоторой осторожностью. Не то чтобы меня поразила сумма. Доводилось держать в руках деньги и покрупнее. Но все равно, размер и объем впечатляли.

Я расстегнул молнию и поворошил аккуратные пачки по пятьсот и тысяче рублей.

– Будете считать? – спросила Левицкая.

– Не буду, – отказался я. – Пересчитают в кассе суда.

– Ну и правильно, – одобрила нанимательница. – Чего время зря тратить? Мне в банке все точно посчитали.

Я взял сумку и отнес ее в свою спальню. В сейф такое количество денег не поместится, и я боялся, что Дэн на них наткнется. Не потому, что не доверял сыну. Просто не хотел его посвящать в денежные дела.

Я засунул сумку под кровать и тщательно расправил покрывало. Полюбовался со стороны и вернулся назад.

Марина Анатольевна бесцельно кружила по комнате. От нее колючими волнами исходили беспокойные флюиды человека, который никак не может найти себе место. Увидев меня, она остановилась и вымученно улыбнулась. Я внимательно оглядел ее с головы до ног.

Сегодня мадам начальник была одета совсем по-другому, чем в прошлый раз. Никаких элегантных линий и изящных деталей. Обувь она, разумеется, не сняла, и я с неодобрением покосился на тяжелые полувоенные ботинки со шнуровкой, какие носят американские десантники в крутых боевиках. Выше – сильно облегающие джинсы черного цвета, перечеркнутые несметным количеством серебряных молний. Насколько я помню, Дэн считает это модным.

Такой же серебристый ремень на поясе, затянутый так, что талия грозила переломиться. Черный свитер с круглой, низко вырезанной горловиной. Излишне говорить, что и он облегал ее, как перчатка. Значит, сегодня мы играем в женщину вамп. Этот стиль нравился мне меньше прошлого, но были и положительные моменты. К примеру, свитер четко обрисовывал красивую форму груди, которая, как не трудно было заметить, не поддерживалась бюстом. Да и ноги не оставляли желать ничего лучшего: не худые, не толстые, а то, что называется стройные.