Пьер Сувестр - Пустой гроб
Пять минут спустя Себастьян Перрон и Мариус, осторожно ступая с драгоценной ношей, пересекли парк и через ту же калитку попали в узкий тупичок, выходящий на улицу Ферм.
Там их уже ждал закрытый автомобиль; за рулем сидел шофер, лицо которого скрывал высоко поднятый воротник пальто.
Судья и его спутник уложили Амели на сиденье, сели рядом с ней, и машина тронулась с места.
— Спасена! — с облегчением выдохнул судья. — Через десять минут будем дома.
Он смотрел, как сменяют друг друга улицы и проспекты, как мелькают деревья. Неожиданно он воскликнул:
— Это еще что такое!.. Шофер не знает дороги… он ошибся… Мы попали в Булонский лес и направляемся к ипподрому в Лоншане. Нам же надо совсем в другую сторону!..
Приоткрыв стекло, судья высунулся к шоферу, чтобы вразумить его, но тут почувствовал, как кто-то схватил его за шиворот и с силой тащит обратно.
— Оставь меня в покое, Мариус, — попытался высвободиться он.
Тот, кто называл себя Мариусом, вскочил, как напружиненный, и, не сводя глаз с Себастьяна Перрона, злобно усмехнулся:
— Мариус? Да какой я, к черту, Мариус!.. Ошибочка вышла, господин судья… Принять меня за Мариуса!.. Где же были ваши глаза, как можно было спутать меня, которого вы никогда не видели, с другом вашего детства? Перед вами не друг и не сообщник, я враг ваш и конкурент. Не спорю — я оказал вам услугу, помог вызволить Амели Тавернье из лечебницы, а теперь, как и она, вы должны замолчать: слишком много знаете, к тому же вы судья, да еще влиятельный, опасно было бы сохранить вам жизнь.
Ошарашенный происшедшим, Себастьян Перрон не двигался и во все глаза смотрел на своего спутника.
Пошевельнуться он не мог — Мариус наставил на него револьвер и в любую минуту готов был выстрелить. Сделай судья хоть одно движение, и тут же последовал бы выстрел в упор.
— Не может быть, — лепетал Себастьян Перрон, — вы лжете…
— Я никогда не лгу, — изрек незнакомец. — Когда мне приходится избавляться от нежелательных свидетелей, прежде чем убить их, я выполняю долг вежливости и объясняю, за что приговорил их к смерти; по-моему, я поступаю справедливо… Соберитесь с духом, Себастьян Перрон, как ни жаль, но я вынужден вас прикончить, у меня ведь есть особая причина ненавидеть вас; оба вы здесь лишние — вы и ваша любовница Амели Тавернье.
Его любовница! Так значит, пытка уготована не только ему, но и бедной Амели, в полуобмороке лежавшей на сиденье; обезумев от страха, она безмолвно следила за происходящим.
Незнакомец невозмутимо продолжал:
— Она тоже обречена, Себастьян Перрон. Сначала она… потом вы.
На миг перед Себастьяном Перроном мелькнуло ужасное видение: раздался оглушительный выстрел, из дула револьвера вырвалось пламя, потом он увидел, как что-то грубое, несущее смерть, проникает в голову Амели — и тотчас брызнула кровь.
Амели была убита выстрелом в упор, убил ее зловещий незнакомец — тот, кого Себастьян Перрон принял за друга детства Мариуса.
Судья не успел ни вскрикнуть, ни отпрянуть, мысль и жизнь его оборвалась; последовал еще один выстрел, и, обливаясь кровью, Себастьян Перрон стал медленно оседать, все еще продолжая смотреть на труп горячо любимой им женщины!
Автомобиль сразу остановился, убийца, не торопясь, вышел, за ним вышел водитель.
— Что дальше? — спросил механик.
— Вот что, Пономарь, — ответил таинственный убийца, — осталось вложить револьвер в руку судье, и все решат, что наши любовники вместе добровольно ушли из жизни.
Так значит, водителем был Пономарь! Зловещий апаш, подручный Фантомаса, главарь шайки бандитов!
Кем же был тогда его собеседник, выдававший себя за Мариуса? Кто скрывался под личиной санитара, Клода?..
Глава двадцать третья
В ЗАЛЕ СУДА
На следующий день после трагической гибели судьи и его любовницы, задолго до того, как об этом стало известно, Жером Фандор подходил к дому своего приятеля Жюва; одет он был во все черное, шагал решительно и порывисто.
По лестнице он взбежал, перепрыгивая через несколько ступенек; внимательный наблюдатель непременно бы догадался, что назревают серьезные события — наступающий день готовил сенсации.
Журналист бойко затрезвонил в звонок, оттолкнул открывшего ему дверь старого Жана — впрочем, старого слугу ничуть не удивила такая прыть, сколько помнил он Жерома Фандора, тот вечно куда-то спешил — и в два прыжка очутился у небольшой каморки, которую Жюв, любивший пожить в свое удовольствие, превратил в ванную.
— Вы уже встали? — крикнул Жером Фандор.
— Само собой, — ответил Жюв.
— Вы готовы?
Фандор уселся в кресло.
— Поторапливайтесь, Жюв, у дверей простаивает червь ненасытный.
Жюву не надо было объяснять дважды. Он давно изучил образную речь Фандора и знал, что чернь ненасытный — это наемный фиакр или такси.
Жером Фандор не был богат, а потому не имел привычки платить за такси из собственного кармана; обычно он роскошествовал только в часы службы, когда мог разъезжать по городу за счет редакции газеты «Ла Капиталь».
— Черт! — заторопился Жюв, на ходу завязывая галстук и натягивая жилет. — Говоришь, нас ждет червь ненасытный? Я смотрю, ты ни в чем не отказываешь себе, Фандор! С чего вдруг такая роскошь?
— Это не роскошь, Жюв, это мера предосторожности, — просто ответил Фандор.
— А мы не опаздываем?
Фандор отрицательно потряс головой.
— Мы не опаздываем, но нам грозит опасность.
— Какая?
— Смертельная.
В недоумении уставился Жюв на своего приятеля, и Фандор, за которым прочно закрепилась слава отчаянного храбреца, что избавляло его от нужды скрывать свои чувства и бравировать без причин, не таясь, признался:
— Со вчерашнего вечера, старина Жюв, я только и думаю о нашем с вами разговоре. В начале недели я держался другого мнения, но вы меня переубедили. На меня нахлынул жуткий пессимизм, знаете — я готов к чему угодно.
— К чему угодно? — переспросил Жюв. — Не преувеличивай.
Фандор в раздумье покачал головой.
— Хорошо, если так, Жюв, но боюсь, что я прав.
— Откуда такая уверенность?
— Всего-то и понадобилось, дружище Жюв, что мыслишек на два су да на полсантима здравого смысла, не разубеждайте меня — раз уж мы ввязались в это дело, обоим нам угрожает опасность… Черт подери, известно ли вам, что оба мы — опасные свидетели обвинения, следовательно, кое-кто имеет веские причины отомстить нам, убрать нас со своего пути.
Фандор говорил очень медленно, как человек, взвешивающий каждое слово и не привыкший разглагольствовать попусту.
