Пьер Сувестр - Пустой гроб
Года четыре назад врач впервые увидел бедняжку Дельфину в больнице Сальпетриер, где ее не столько лечили, сколько содержали, ибо считали неизлечимой. Яркая красота Дельфины Фаржо потрясла и взволновала профессора, она инстинктивно влекла его, ни к одной больной не проявлял он столько сочувствия и интереса.
Ему удалось кое-что разузнать о том, как попала Дельфина в психиатрическую больницу, причины ее безумия позволяли надеяться на благоприятный исход. Слабоумие Дельфины было результатом необычайно сильного переживания, и Поль Дро не терял надежды на ее выздоровление.
— Безумие, явившееся следствием эмоционального шока, — рассуждал он, — всегда излечимо; достаточно обеспечить надлежащий уход, подобрать правильное лечение, и больной может выздороветь.
Поль Дро пустился объяснять технические тонкости и изложил Жюву столь необычный план лечения, что сыщик испугался, уж не спятил ли и сам профессор.
О Дельфине Поль Дро говорил с воодушевлением.
— Поймите же, наконец, — сказал он, — я влюблен в нее, люблю ее и сердцем, и разумом, только о ней я и думаю, без Дельфины не видать мне счастья, не знать любви. Вообразите теперь, какие муки терзают меня при мысли, что эта красавица, заполонившая всю мою душу, рассуждает, как маленький ребенок!.. В чем причина? Я долго искал ее без всякой надежды на успех; мне удалось установить медицинскую подоплеку безумия Дельфины Фаржо.
Нервное потрясение, пережитое Дельфиной, испортило ее кровь, пораженная кровь плохо питает мозг, и он атрофируется; стоит при помощи специальных устройств обновить ее кровь, заставить циркулировать в организме новую кровь, свободную от вредных примесей, и я уверен — она вновь станет умной и одухотворенной, станет женщиной, которую я люблю и которая полюбит меня… Поймите, господин Жюв: кроме Дельфины у меня ничего нет в этой жизни… Как только у меня выдается свободный час или минутка, я провожу их с Дельфиной. Ночью я поднимаюсь сюда и смотрю на нее, она спит невинным сном ребенка, и я любуюсь ею, я благоговейно ей поклоняюсь. Жить рядом с ней так, как живу я, было бы тягчайшей из пыток, если бы не моя надежда; я убежден, что спасу ее.
Слушая его, Жюв не мог не сочувствовать энтузиазму этого человека.
— Сударь, — воскликнул он, — от всего сердца я желаю вам успеха!
Потом он нерешительно добавил:
— Я понимаю, сколь мало значит для вас мадам Дро; затеянный ею развод…
Произнеся это имя, Жюв тут же пожалел об этом.
Профессор вздрогнул, лицо его исказилось от боли, руки задрожали.
— Амели, — шептал он, — Амели… Не говорите мне об этой женщине… Теперь она ничто для меня, ничто… Я не хочу слышать о ней, не хочу, чтобы при мне произносили ее имя. Все кончено! О! Что за наваждение! Сударь, ни слова больше!
Профессора позвали из соседней комнаты, и он оставил Жюва в одиночестве.
Колокольчиком прозвенел детский голосок Дельфины Фаржо:
— Поди-ка сюда, дружок… Я иду гулять с куклой, и мы берем тебя с собой…
Поль Дро — а Дельфина звала именно его — поспешил ей навстречу.
Часом позже, покинув таинственную квартиру, в которой Поль Дро поселил Дельфину Фаржо, Жюв спускался по бульвару Майо, направляясь к Парижской заставе.
Вид у него был серьезный, нахмуренный — Жюв размышлял: «Так вот в чем состоит пресловутое дело всей жизни Поля Дро… Черт подери! Безумная Дельфина вскружила ему голову; что ж, понять нетрудно, она и впрямь очень хороша собой… Теперь я знаю, как все произошло… Поль Дро забрал Дельфину из Сальпетриер, привез к себе, поселил в одном доме с женой, а та принялась шпионить за ним и узнала, что иногда он прогуливается с элегантной дамой, которую Амели, естественно, приняла за его любовницу. Все проще простого!..»
Итак, профессор Дро не виновен в похищении Юбера. Кто тогда его похитил?
Жюв ненадолго задумался, вскоре лицо его просветлело, и он заговорил сам с собой, как всегда поступал в трудные моменты.
— Выходит, Поль Дро не виновен, не он держит ребенка заложником, а если так, то похититель и тюремщик собственного сына — судья Себастьян Перрон!
Глава двадцать вторая
РОКОВОЙ ПОБЕГ
Прошел еще один день — мирный, спокойный. Никто в лечебнице и понятия не имел о том, какая необычная встреча произошла на частной квартире профессора Дро.
Настал вечер, сгустились тени, в лечебнице воцарилась тишина.
Поужинав, больные потушили свет; одна за другой погрузились во тьму палаты; стали разбредаться медсестры — одни пошли отдохнуть, другие — на ночное дежурство у постели больного.
У входа в парк со стороны небольшого тупичка против авеню Мадрид о чем-то таинственно шептались два человека.
Они старались не привлекать к себе внимания и говорили шепотом.
— Еще полчаса, — сказал один, — и можно будет проникнуть в лечебницу, повидать ее.
— Я не просто хочу ее видеть, — ответил другой, — я хочу увезти, забрать ее отсюда. Я боюсь за нее… боюсь… ее муж — чудовище, в его руках опасные средства. Считается, что больной, умерший под скальпелем хирурга, умер естественной смертью; Поль Дро знает об этом, он способен на все… Он может воспользоваться своей страшной властью и стать убийцей. Я уверен: авария была подстроена, и сюда ее тоже привезли не случайно. Я должен похитить ее во что бы то ни стало, а когда она будет в безопасности, потребую объяснений.
Человеком, настроенным столь решительно, был Себастьян Перрон — председатель судебной палаты, любовник Амели, отец маленького Юбера!
Своему собеседнику судья доверял всецело, он обращался к нему на ты и называл по имени — Мариус.
Конечно, если бы судья заподозрил, что санитар Клод и его так называемый друг детства — одно и то же лицо, это озадачило бы его, заинтриговало, смутило, он взглянул бы на Мариуса по-другому, но Себастьян Перрон ничего не подозревал.
Днем к судье во Дворец правосудия заявился санитар Клод. Он сказал, будто бы его послала Амели, которая ни за что не хочет оставаться в лечебнице.
Опасаясь гнева мужа — он ведь теперь знал, что Себастьян Перрон был ее любовником, — она умоляла судью любой ценой вызволить ее из лечебницы, уверяла, что чувствует себя неплохо и переезда не боится.
Сообщение санитара Клода застало судью врасплох. Он не знал, что сказать ему, и они договорились встретиться через два часа.
За это время санитар Клод еще раз посетил Себастьяна Перрона. Правда, тот не признал в нем Клода, потому что санитар был в искусно наложенном гриме и предстал в облике Мариуса, друга детства судьи, который был посвящен во все его злоключения; при виде Мариуса Себастьян Перрон радостно вскрикнул.
