Тайна постоялого двора «Нью-Инн» - Фримен Р. Остин
– На первый взгляд, – согласился Торндайк, – вероятно, это выглядит именно так.
– По мне, так оно и сейчас так выглядит, – сказал Уинвуд, внезапно покраснев от злости, – и я могу сказать, что говорю как адвокат, который занимался юридической практикой тогда, когда вы были еще младенцем. Вы говорите нам, сэр, что это завещание – подделка. Но именно оно было подписано средь бела дня в присутствии двух безупречных свидетелей, которые заверили его не только своими подписями, но следами своих пальцев на бумаге. Эти следы пальцев тоже подделка? Вы исследовали и проверяли их?
– Нет, – ответил Торндайк, – дело в том, что они не представляют для меня интереса, поскольку я не оспариваю подписи свидетелей.
При этих словах мистер Уинвуд просто заплясал от ярости.
– Марчмонт! – воскликнул он. – Вы, я полагаю, знаете этого доброго джентльмена. Скажите, он увлекается розыгрышами?
– Мой дорогой Уинвуд, – простонал Марчмонт, – я умоляю вас, держите себя в руках. Без сомнения...
– Но, черт побери! – перебил его Уинвуд. – Вы же сами слышали, как он говорил, что завещание – подделка, но что он не оспаривает подписи. А это, – заключил Уинвуд, стукнув кулаком по столу, – полная чушь.
– Могу ли я предложить, – вмешался Стивен Блэкмор, – что поскольку мы пришли сюда, чтобы получить объяснение доктора Торндайка по поводу его письма, то было бы лучше отложить любые комментарии, пока мы не выслушаем его.
– Несомненно, несомненно, – согласился Марчмонт, – позвольте мне попросить вас, Уинвуд, терпеливо слушать и не перебивать, пока мы не получим окончательное изложение дела нашим ученым другом.
– Очень хорошо, – угрюмо пробурчал Уинвуд, – я больше не произнесу ни слова.
Он опустился в кресло с видом человека, который закрылся в своей раковине и ничего не видит и не слышит. Таким он и оставался на протяжении всего последующего разбирательства: молчаливым, с каменным выражением лица, как сидящая статуя Упрямства. Исключением были только моменты, когда напряжение доходило чуть ли не до взрыва.
– Я так понимаю, – сказал Марчмонт, – что у вас есть какие-то новые сведения, о которых нам не известно?
– Да, – ответил Торндайк, – у нас есть несколько новых фактов и мы взглянули по-новому на старые. Но как мне рассказать вам суть дела? Должен ли я изложить свою теорию о последовательности событий, а затем предоставить выводы? Или мне стоит последовательно предоставить вам ход моего расследования, изложив факты в том порядке, в котором я сам их получил, с вытекающими из них выводами?
– Я думаю, – сказал мистер Марчмонт, – что будет лучше, если вы предоставите нам в распоряжение новые факты. Тогда, если выводы, следующие из них окажутся недостаточно очевидны, мы сможем заслушать ваши аргументы. Что скажете, Уинвуд?
Мистер Уинвуд на мгновение оживился, рявкнул «Факты» и снова замолчал.
– Вы хотели бы получить только сами факты? – спросил Торндайк.
– Пожалуйста. В первую очередь нас интересуют именно они.
– Очень хорошо, – сказал Торндайк.
Тут я поймал его взгляд с хитрыми огоньками, который я прекрасно понял, ведь я сам владел почти всеми фактами, и понимал, сколь немногое эти двое адвокатов могли из них извлечь. Уинвуд, как и обещал Торндайк, получил шанс поиграть.
Мой коллега, поставив на стол рядом с собой небольшую картонную коробку и листы со своими заметками по делу, быстро взглянул на мистера Уинвуда и начал:
– Новые факты появились в тот день, когда вы представили мне это дело. Вечером, после вашего отъезда, я воспользовался любезным приглашением мистера Стивена осмотреть комнаты его дяди в «Нью-Инн», для выяснения его образа жизни во время пребывания там. Когда я приехал с доктором Джервисом, мистер Стивен был уже в комнатах покойного, я узнал от него, что дядя был ученым-востоковедом и что он был очень хорошо знаком с клинописью. Пока я разговаривал с мистером Стивеном, я сделал очень любопытное открытие. На стене над камином висела большая фотография в рамке с изображением древней персидской надписи клинописью, и эта фотография была перевернута вверх ногами.
– Вверх ногами! – воскликнул Стивен. – Это действительно очень странно.
– Странно и наводит на определенные размышления, – согласился Торндайк, – как и то, что фотография, очевидно, находилась в рамке несколько лет, но никогда раньше не висела на стене.
– Это действительно так, – сказал Стивен, – хотя я не понимаю, как вы это узнали. Раньше она стояла на каминной полке в старых комнатах дяди на Джермин-стрит.
– Итак, – продолжил Торндайк, – рамочный мастер наклеил свою этикетку на заднюю сторону, и поскольку эта этикетка была расположена неправильно, создалось впечатление, что человек, повесивший фотографию, ориентировался по ней.
– Это очень необычно, – добавил Стивен, – я бы подумал, что тот, кто повесил фотографию, должен был спросить дядю Джеффри, как правильно ее повесить. Не могу представить, как она могла висеть все эти месяцы перевернутой, а он этого даже не заметил. Должно быть, он был практически слеп.
Тут Марчмонт, который в этот момент напряженно думал, насупив брови, внезапно просветлел.
– Я понял вашу мысль, – сказал он, – вы имеете в виду, что если Джеффри был настолько слеп, то какой-нибудь человек мог подменить завещание фальшивкой, которую он мог бы подписать, не заметив подмены.
– Это не делает завещание подделкой, – прорычал Уинвуд, – если Джеффри подписал его, то это было завещание Джеффри. Вы могли бы оспорить его, если бы смогли доказать подлог. Но он сказал, что это его завещание и два слышавших его свидетеля прочитали и подписали документ.
– Они читали его вслух? – спросил Стивен.
– Нет, – ответил Торндайк.
– Вы можете доказать подмену? – задал вопрос Марчмонт.
– Я этого не утверждал, – сказал Торндайк, – моё мнение заключается в том, что завещание – подделка.
– Но это не так, – пробормотал раздраженно Уинвуд.
– Мы не будем спорить об этом сейчас, – продолжил Торндайк, – прошу вас обратить внимание на то, что надпись была перевернута. Я также заметил на стенах покоев несколько ценных японских цветных гравюр со свежими пятнами от сырости. Я отметил, что в гостиной была газовая плита, а на кухне не было практически никаких запасов или остатков пищи и почти никаких следов даже простейшего приготовления еды. В спальне я обнаружил большую коробку, в которой хранился значительный запас стеариновых свечей, по шесть штук за фунт, которая была почти пуста. Я осмотрел одежду покойного. На подошвах ботинок я заметил засохшую грязь, не похожую на ту, что была на моей обуви и ботинках Джервиса с гравийного двора гостиницы. На каждой штанине брюк покойного я заметил складку, как будто они были подвернуты ниже колен, а в кармане жилета я нашел огрызок карандаша «Контанго». На полу в спальне я обнаружил часть овального стекла от часов или медальона, но оно было отшлифовано по краю до двойного скоса. Мы с доктором Джервисом также нашли несколько бусин и обрывок нити со стеклярусом, все из темно-коричневого стекла.
Тут Торндайк сделал паузу. Марчмонт посмотрел на него с изумлением.
– Эээ… Да. Очень интересно. Эти ваши наблюдения... это... – нервно произнес он
– Это все, что мне удалось узнать на тот момент в «Нью-Инн».
Оба адвоката посмотрели друг на друга, а Стивен Блэкмор неподвижно уставился на ковер у камина. Затем лицо мистера Уинвуда исказилось в неприятной кривой усмешке.
– Вы могли бы заметить много других вещей, сэр, – с иронией сказал он, – если бы посмотрели внимательно. Если бы вы осмотрели двери, то заметили, что у них есть петли и они покрыты краской, а если бы заглянули в дымоход, то обнаружили, что внутри он черный.
– Так, так, Уинвуд, – запротестовал Марчмонт, нервничая из-за того, что его партнер может сказать что-нибудь не то, – я должен очень просить вас воздержаться... доктор Торндайк, мистер Уинвуд имеет в виду, что мы не совсем понимаем, какое отношение к делу имеют ваши наблюдения.