Жорж Сименон - «Дело Фершо»
Я советую ему уехать в Латинскую Америку. Скажите, что я уже перевел туда значительные суммы. Он знает, куда… Час назад я беседовал с мэтром Обеном… Он того же мнения. Сегодняшние вечерние газеты пишут в еще более резких тонах, чем вчерашние… Алло!.. Вы поняли?
Пожалуйста, повторите!..
Мишель повторил и добавил:
— Я тоже сбирался вам позвонить, так как у меня есть поручение к вам. Господин Дьедонне просил передать, что через три дня, что бы ни случилось, документы Меркатора будут опубликованы.
В личном особняке на авеню Гош послышались проклятья:
— Алло!.. Не вешайте трубку… Попросите брата, скажите ему: совершенно необходимо, чтобы он сам позвонил мне. В любое время дня и ночи. Документы никоим образом не должны быть опубликованы.
— Я думаю, господин Фершо не позвонит…
В телефонной трубке стало потрескивать.
— Алло!.. Нас прервали? Вы слушаете? Скажите ему…
На этот раз их действительно прервали. Мишель посмотрел на Блестейна-старшего с неожиданной развязностью:
— Вот так… Благодарю вас…
— Где я могу вас найти, если получу новые указания? Я полагаю, вы можете назвать почту до востребования?
— Я не уполномочен.
Долгое время Мишеля терзали сомнения по поводу Фершо. Разумеется, документы, которые проходили через его руки, и услужливость дельцов и адвокатов подтверждали всю значительность личности человека из Убанги. Но только теперь он так явственно ощутил это, видя, как им интересуются пресса, парламент, общественность. Даже замешанный теперь в этом деле сам Мишель. стал играть в нем свою роль.
На улице он отчего-то подумал, что за ним могут организовать слежку, и действительно, испытав при этом новый прилив гордости, он вскоре обратил внимание на Прохожего, не отстававшего от него ни на шаг. Войдя на площади Брукера в большую пивную, он заказал портвейна и потребовал, чтобы его соединили с Каном и Парижем.
Мэтр Морель, который должен был сообщить ему новости, совсем запутался в бесполезных повторах:
— Скажите знакомому вам человеку, что на другой день после его отъезда к нему явились гости. Они были весьма раздосадованы… Вернулись на другой день и обыскали весь дом, а затем отправились на виллу к морю.
Что вы сказали?.. Шофер? Я думал, он уехал с вами…
Наутро его уже не было в доме… Старая дама?.. Да… Она все еще здесь. И в весьма дурном расположении духа, представьте себе… Эти господа долго беседовали с ней с глазу на глаз…
Вернувшийся после ухода Мишеля, Арсен освободил старую Жуэтту и, поняв, что произошло, сразу же уехал. До того как отправиться к Эмилю Фершо, он, должно быть, позвонил ему, все рассказал и получил указания.
Теперь очередь за мэтром Обеном. Его не оказалось дома, он был во Дворце правосудия. Мишель продиктовал секретарю поручение, заставив того дважды повторить текст. Стоило ли это делать после его разговора с господином Эмилем? Мишель взял это на себя.
«Забрать у мэтра Кюрсиюса пакет „Б“ и вручить особе, чье имя значится на конверте, с просьбой незамедлительно сделать все необходимое».
Стемнело. Было едва ли пять часов. Мишель мог без труда найти подходящий поезд, чтобы доехать до границы. Но как он мог пропустить возможность переночевать в Брюсселе? Потом как-нибудь все объяснит.
Придумает историю. Скажем, не смог сразу встретиться с Блестейном: мол, тот назначил ему свидание только вечером.
Он совсем забыл о «хвосте». Понимая, что делает глупость, но не в силах устоять перед искушением, он устремился в магазин готового платья.
Если серый костюм окажется не по росту, значит, не судьба.
За него все должна была решать судьба. Судьба же решила так, что костюм оказался ему впору, следовало только на сантиметр переставить пуговицы, что в было сделано, пока он рассчитывался в кассе.
Он вышел в новом костюме, дав свой адрес в «Паласе» для отправки туда пакета со старым.
Ему хотелось провести вечер с женщиной, и он стал искать на улицах, в кафе, барах. Но все они выглядели очень вульгарными. Но представившийся случай был столь редким, что было бы обидно испытать разочарование.
Он поужинал в пивной, выпил целую бутылку вина и наконец вошел в «Мерри Грилл». Раньше, когда он проходил мимо, до него донеслась оттуда приглушенная музыка.
Теперь он жил своей жизнью. Став в некотором роде Фершо, он чувствовал себя более значительным человеком, потому что тот не умел жить, не был способен на такой скачок, какой сделал Мишель, на новый ритм жизни, на обостренное понимание обстановки, в которой теперь находился Моде.
Опьянение не беспокоило его, напротив, оно возвышало его в собственных глазах. Ему казалось, что наконец-то представилась возможность жить так, как ему всегда хотелось. Музыка звучала для него одного, и он испытывал снисходительную жалость к беднякам в смокингах, которые стучали по клавишам рояля, терзали струны скрипок, дули в саксофоны. Один из них изображал шута, чтобы повеселить галерку, хотя на вид это был мужчина лет сорока, с обручальным кольцом на пальце и, вероятно, отец семейства.
Перед ним были женщины — ему оставалось только выбрать, метрдотель, скользивший на больных ногах, молодые люди из хороших семей, решившие покутить и воображавшие, что вскоре будут играть важную роль в делах, унаследованных от своих отцов!
Теперь он парил над ними всеми! Вся земля была в его власти! Она была в его руках, которые в сиреневом свете помещения казались еще более белыми и нервными.
Надо же, человек, следовавший за ним от Блестейна-старшего, тоже оказался здесь! Возможно, Мишель поступил ошибочно, позвонив в Кан и Париж, когда за ним велась слежка и его разговор могли подслушать?
Ладно! Он не так прост! Куда хитрее, чем думает Фершо. Возможно, там, в конголезских лесах, Фершо был на месте, обладая смелостью и упорством, особенно упорством — да, вот то самое слово! Это был терпеливый человек, из тех, кто способен посвятить себя целиком одному делу! А вот жить он не умел, не умел пользоваться своим состоянием. Потому что был скуп. Ему не хватало воображения! Он жил в убогих лачугах, и единственным его развлечением по вечерам была игра в карты с секретарем и шофером!
На спутнице Мишеля было очень тонкое гладкое черное шелковое платье, через которое он небрежно гладил ее кожу.
— Ты еще не сказал, кто ты такой и почему за тобой следит полиция.
— Я не сказал «полиция».
— Слежку организовали твои родители?
В ответ он показал ей свое обручальное кольцо.
— Ты женат?
— Полгода.
— И уже изменяешь жене? Она красива?
— Очень.
— Ты ее любишь?
— Конечно. Только…
Было поздно. Лихорадочное возбуждение, в котором он находился, могло в любой момент исчезнуть. А он должен был до конца выполнить задуманную программу. Чтобы потом в свете блеклого утра снова столкнуться с теми же мелочными, унизительными проблемами, которые возникнут в результате этого вечера.
