Сергей Сидорский - Осознание ненависти
— Ну вот и отлично! — Энский повернулся и только тогда заметил Холмова и Шердакова.
— А, капитан, рад новой встрече с вами! Доброе утро и вам, господин Холмов! Как продвигается расследование?
Шердаков выпустил облако дыма и сквозь хитроватый прищур посмотрел на доктора.
— Хуже, чем можно было ожидать.
— Более уклончивый ответ трудно и придумать. По-прежнему курите крепкие сигареты?
— Изредка.
— Если судить по тому, как вы здесь надымили, у нас с вами разные представления о времени.
— Я не знал, что здесь нельзя курить.
— Теперь знаете, — Энский взглянул на часы. — Простите, но я вынужден вас оставить. До завтрака есть еще несколько минут, и я успею переодеться.
Доктор вышел, а Шердаков с явной неохотой потушил сигарету.
— Вы не находите, что Энский несколько высокомерен? — спросил он.
— Мне кажется, он сделал вам обычное замечание, — возразил Холмов.
В столовую вошла горничная, принеся с собой из кухни таинственный аромат. Шердаков вдохнул его полной грудью и на какое-то время забыл об обиде, нанесенной его самолюбию. Хозяйка заметила реакцию капитана и мягко улыбнулась.
— Еще немного терпения. Практически уже все готово. И… минуточку, Светлана, — она остановила направившуюся было к выходу горничную. — Если вас не затруднит, разбудите, пожалуйста, моего мужа. Доктор разрешил ему встать. Я бы хотела, чтобы он позавтракал. Возможно, он еще крепко спит, тогда растормошите его хорошенько. Вчера ночью доктор сделал ему укол… Но куда же я подевала ключ? — Марта Дворская порылась в своих карманах, а потом растерянным взором обвела комнату. — Видите ли, я заперла дверь на ключ, чтобы мужа никто не беспокоил… Не понимаю, мне казалось, я положила его в карман… Ну, ничего. Тогда просто постучите как следует, но не уходите, пока не убедитесь, что Григорий проснулся. Он сам вам откроет.
— Хорошо.
— Ступайте.
Горничная удалилась, но в тот же миг в столовую, словно маленький вихрь, ворвалась Каролина. Едва отдышавшись и поздоровавшись с присутствующими, девочка быстро спросила у матери:
— Я не ослышалась, она отправилась будить папочку? Значит, ему уже лучше?
— Да, моя милая, — ответила Дворская.
— Тогда я пойду к нему!
— Хорошо. Но прежде приведи себя в порядок. Поправь платье. Ты была на улице?
— Да, но совсем недолго. Там холодно. А доктор делал зарядку!
— Ты не должна была ему мешать.
— Я и не мешала. Только поздоровалась с ним, и все. Он так забавно размахивал руками!
— Каролина!
— Мне кажется, я не сказала ничего дурного.
Дворская нахмурилась.
— Ты начинаешь меня сердить. Немедленно ступай в свою комнату, причешись и умойся.
Но строгий тон матери не обманул девочку. Она сощурила один глаз, затем другой, чем вызвала улыбку на устах взрослых, и упрямо тряхнула головой.
— Прежде я должна повидать папочку. Вероятно, он уже давно задает себе вопрос, почему я до сих пор не навестила его.
— Хорошо, хорошо. Поцелуй его за меня. И не опаздывай к завтраку.
— Не беспокойся, я все успею, — и Каролина, смеясь, выбежала из комнаты.
Марта Дворская снова занялась своими делами, а Холмов и Шердаков возобновили прерванный разговор.
— Удалось вам выяснить что-нибудь новое о Можаеве? — спросил Холмов.
— К сожалению, совсем немного, — ответил капитан. — Полковник был одинок, ограничен в средствах, не имел никаких родственников и даже не оставил завещания. Очевидно, он мало беспокоился за свою жизнь. Думаю, мотив убийства мы с вами определили верно. Можаев явно узнал что-то, представляющее опасность для преступника, и, как следствие, стал неугодным свидетелем. Кроме того, — Шердаков понизил голос до шепота, — я встретился с прежним владельцем дома, неким Минским. Он подтвердил, что легенда, которую мы с вами слышали, существует, а вот в существовании привидения он крупно сомневается. Во всяком случае, за три года, проведенных здесь Минским, оно ни разу не дало о себе знать. Разве что кто-то вдруг потревожил его покой? Я хочу сказать, привидения, — Шердаков тихо засмеялся.
Холмов выразительно посмотрел на него. Улыбка мгновенно исчезла с лица капитана; он покосился на хозяйку и убедился, что не привлек к себе внимания.
— Прошу прощения, — бросил он, испытывая чувство неловкости.
— Ничего, ничего, — Холмов также ощутил некоторое неудобство. — В прошлый раз мы говорили что-то о Полякове, о том, как странно он отреагировал на вопрос, пишет ли он картины?
— Да-да, я помню.
— Так вот, Каролина утверждает, что видела некоторые из них!
— В самом деле? Это становится интересным. Значит, Полякову есть что скрывать? — Шердаков стал задумчиво постукивать пальцами по колену. — А если вспомнить, что, помимо полковника Можаева, он единственный расспрашивал горничную о привидении, то это уже не просто интересно. Это, я бы сказал, подозрительно! Кроме того, Поляков был вместе с вами в горах, когда едва не погиб Кличев, а также сообщил вам о трех камешках, будто бы подобранных им под лестницей. Да, здесь есть над чем подумать!
Холмов сидел с непроницаемым лицом.
— Что ж, возможно, вы и правы, — наконец заключил он.
В столовую снова вошла горничная.
— Марта Анатольевна, — сказала она виноватым и вместе с тем обиженным тоном. — Ваш муж не открывает.
Повисла короткая напряженная пауза. Холмов и Шердаков переглянулись.
— Простите, Светлана, но я не совсем вас поняла. То есть как это не открывает? — спросила Марта Дворская, и в мертвой тишине было слышно, как дрожит ее голос.
Горничная нервно передернула плечами.
— Я долго стучала, прежде чем он соизволил мне ответить. А потом я услышала в свой адрес такие грубости! Мне бы не хотелось их повторять. Но… но так не разговаривают с женщиной, — она покрылась румянцем. — Я хочу сказать, даже болезнь не оправдывает Григория Кирилловича. Он… он…
— Хорошо, Светлана, мне все ясно. Подождите немного, сейчас я закончу, и мы вместе сходим к нему. Я потребую, чтобы он извинился перед вами.
— Нет-нет, что вы, не нужно.
— Пожалуйста, не возражайте. Я-то знаю, каким грубым может быть мой муж!
И тут, с привычным уже для этого раннего утра смехом, в столовую вбежала Каролина.
— Мама, мамочка! Наш папка такой смешной! Я услышала, как он ругается через дверь, и спросила у него, почему он такой ворчливый. И что, ты думаешь, он ответил?
— Не знаю. — Марта Дворская посмотрела на дочь.
Холмову даже показалось, что взгляд ее стал печальным. О чем она в этот момент думала? Возможно, в глубине души возражала дочери.
