Морис Леблан - Канатная плясунья
Постарайтесь говорить тише и не освещайте меня сразу ярким светом. Возможно, что первое время я буду вас видеть и слышать лишь очень смутно. Я не знаю, что будет, но вы осторожно испытайте все способы.
Не надо спешить и напрягать мои силы. Постепенно, в покойной обстановке, при обильном питании силы восстановятся, и я вновь познаю радость жизни.
Не бойтесь, что я буду вам в тягость. О том, что я сейчас напишу, никто из моих сыновей не знает, и я скрыл это для будущих времен. Я вывез из Индии четыре бриллианта необыкновенной величины, четыре красных бриллианта Голконды огромной ценности и спрятал их в таких местах, где их никто не найдет, кроме меня.
Так как память может не сохранить воспоминаний об этих местах, то на всякий случай я записал их признаки на особой бумажке в отдельном конверте с надписью „приписка“. Эта приписка должна быть положена в общий большой конверт с настоящим письмом.
О ней я никому не говорил ни слова. Даже Жоффруа не знает. Если по человеческой слабости он или его жена расскажут о тайне моей смерти, то все-таки ни он, ни его дети, никто другой не сумеют отыскать великолепных бриллиантов.
Когда я возвращусь к жизни, этот внутренний конверт с надписью „приписка“ должен быть передан мне. В случае, на мой взгляд, невозможном, если судьба мне изменит и меня нельзя будет воскресить, вы сами вскроете конверт и по указаниям заключенного в нем письма вступите во владение драгоценностями.
Полную собственность на них я признаю за теми из моих потомков, которые представят золотую медаль с девизом: „In robore fortuna“. Никто не имеет права вмешиваться в раздел, который они произведут между собой по совести, одни, без посторонних указаний и советов.
Я написал все, что хотел. Теперь я погружаюсь в молчание и буду ждать вашего прихода. По властному зову золотой медали вы соберетесь в замок Рош-Перьяк. В ваших жилах течет одна и та же кровь, относитесь же по-братски друг к другу. В сознании своего долга перед предком, приблизьтесь к месту его отдыха и освободите его от оков царства тьмы.
Написано моею собственной рукой в здравом уме и твердой памяти в 12-й день июля 1721 года, В чем и подписуюсь
Жан-Пьер-Огюстен де-ла-Рош, маркиз де…»Нотариус смолк, внимательно рассматривая строки пергамента.
— Подпись неразборчива. Фамилия начинается либо с Б. либо с Р. Росчерк прошелся по всем буквам, и ничего не разберешь.
Доротея выручила его из затруднения:
— Жан-Пьер-Огюстэн де-ла-Рош, маркиз де Богреваль.
— Да… да… Совершенно верно… Как это вы узнали?
— Это одно из имен моей фамилии.
— Одно из имен вашей фамилии?..
Глава 12. Живительный эликсир
Доротея ничего не отвечала, задумавшись над странным посланием маркиза. Ее компаньоны смотрели на нее и ждали, что она скажет. Но она молчала. Тогда Джордж Эррингтон решил высказаться первым:
— Ловко сделанная шутка.
— Не совсем так. Почему вы думаете, что это шутка?
— Ну, знаете ли… воскресение из мертвых!.. живительный эликсир!.. спрятанные драгоценности!.. Чепуха, сказки!..
— Правда, для нашего века все это довольно необыкновенно. Но все-таки не забывайте, что письмо, нам адресованное, до нас дошло, у каждого из нас есть золотая медаль, мы все собрались на рандеву по приглашению, посланному двести лет назад, и мы оказываемся принадлежащими к одной и той же фамилии. Пока все произошло так, как маркиз Богреваль и предполагал.
— По-вашему, нам надо проделать все, о чем он пишет?
— Непременно. Это наш долг.
— Позвольте вам заявить, — вмешался в разговор нотариус Деларю, — что я не пойду с вами. У меня нет никакой охоты идти с визитом к маркизу Богреваль и смотреть на человека, которому двести шестьдесят лет от роду.
— Он вовсе не так стар, как вы говорите. Двести лет сна ничего не прибавили к его возрасту. А потом, господа, я сейчас вспомнила. Ведь Фонтенель действительно умер, когда ему было около ста лет. В самом деле, не объясняется ли такая долговечность эликсиром, который Богреваль ему преподнес?
Марко Дарио поставил вопрос ребром:
— Верите вы или не верите?
— Тсс… Нельзя ставить вопроса так… Всему я не верю, но все-таки тут есть кое-что… Скоро все узнаем… А сейчас, признаться, мне хочется совсем другого… — Чего?
— Я ужасно голодна. Так, господа, как, вероятно, и сам маркиз Богреваль, двести лет ничего не евший.
Молодые люди, кроме русского Куробелева, имели сумочки с провизией. Большую каменную плиту быстро превратили в стол. Дружной, веселой компанией позавтракали. «Семейный завтрак на лоне природы», — сказала Доротея. Было даже вино.
Шутили, смеялись, играли. Ухаживали за Доротеей. Часа в три, устав от игр, присели в кружок, центром которого явился уже не нотариус, а Доротея. Решили отправиться с «визитом к предку».
Вышли со двора, обогнули стены. Открылась аллея из сотни деревьев, она началась от круглой площадки, на которой высился чудесный, величественный дуб.
Нотариус Деларю, подделываясь под тон проводника, объявил:
— Прошу уважаемых путешественников обратить внимание. Перед нами деревья, которые насадил отец маркиза Богреваль. Несмотря на древний возраст, крепки и могущественны. Вот дуб — царь. Несколько поколений находили себе под его ветвями защиту от дождя и непогоды. Мужчин прошу снять шляпы, отдавая дань почтения такой старине.
Там, где кончалась аллея, в давние времена проходила замковая ограда, теперь еле заметны были ее остатки. А дальше на невысоком пригорке виднелся овальный остов старинной башни.
— Башня Кексэн, — продолжал Деларю. — Самая древняя башня в здешних местах. Постройка ее относится к раннему средневековью. Там ждет спящий царевич — маркиз Богреваль, которому мы возвратим жизнь, прыснув на него капелькой чудодейственного эликсира.
Левая сторона башни представляла собой бесформенную груду развалин, зато правая почти не была тронута временем. В ее толстых стенах действительно могла уместиться и лестница, и комната упокоения маркиза Богреваль.
Низы башенных стен так заросли травой и кустарниками, что наша компания лишь с трудом пробила себе дорогу и отыскала арку подъемного моста, а на ней выемку опускной решетки.
— Это доказывает, что мы не имеем предшественников. Тут давно не ступала человеческая нога, — сказала Доротея.
Прежде чем приступить к тому, что предписывал в своем послании маркиз, занялись осмотром всей башни. Под сводами арки прошли вглубь. Это был двор у башни, часть которого в старину была застроена жилыми помещениями. Следов крыши, правда, не осталось, но были видны перегородки комнат и дымовые ходы печных труб. Одной стороной стена башни спускалась вниз.