Сергей Сидорский - Осознание ненависти
— И привидение?
— Безусловно. Полковник пытался разгадать эту тайну, но так и не сумел.
— Я уже слышал здешнюю легенду. Звучит мрачновато. Как вы считаете, господин Холмов, в ней есть хоть крупица правды? — вкрадчиво спросил Шердаков.
Холмов хотел сказать «нет», но вспомнил первую ночь, проведенную в старом доме, искаженное страхом лицо Жени, и пожал плечами:
— Кто знает!
Наступило тягостное молчание. Шердаков похлопал себя по карману, достал новую сигарету и неспешно закурил.
— И все-таки я скорее поверю, что Можаев убил себя сам, нежели допущу, что это сделал какой-то бестелесный призрак! — Капитан впервые не сдержал себя.
Холмов посмотрел мимо него на дверь в башне, Шердаков попытался перехватить его взгляд.
— Но, может быть, с Можаевым расправились потому, что он выяснил нечто, представляющее опасность для преступника?
— Первое, что мне пришло на ум, когда я узнал о смерти полковника.
Холмов по-прежнему не сводил глаз с двери, и стоявший к ней спиной Шердаков обернулся.
— Что такое вы там увидели? — спросил он у сыщика.
— Я намерен заглянуть в эту башню, — ответил Холмов.
— Зачем?
— Несколько минут назад в нее кто-то вошел.
— И вы только теперь об этом сказали?!
Холмов промолчал. Он подошел к двери и резко отворил ее. В нос ударил запах сырости и слежавшейся пыли.
В помещении был полумрак. Слабый свет, проникавший сквозь узкие окна, не освещал практически ничего.
Холмов оставил дверь открытой и медленно вошел внутрь. Шердаков последовал за ним. В его руке блеснул пистолет.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул Холмов и, не получив ответа, осмотрелся.
Башню условно можно было разделить на два этажа. Первый был забит старой мебелью и всяким ненужным хламом. Очевидно, во время ремонта дома сюда сносили все, что уже не могло пригодиться. Кругом было полно пыли и грязи. С покрытых плесенью и потрескавшихся от времени стен свисала паутина. На второй этаж вела узкая винтовая лестница.
Холмов поднялся на несколько ступенек и повернулся к Шердакову.
— Вы не могли бы стать возле дверей, капитан? Я посмотрю, что делается на верху.
— Хорошо, но будьте осторожны. Эта башня мне кажется более зловещей, чем дом. Если не ошибаюсь, именно здесь повесился прежний владелец замка?
От этих слов Холмов похолодел, и ему стоило немалых усилий заставить себя идти дальше.
— С вашей стороны было очень любезно напомнить мне об этом, — бросил он капитану. Тот ничего не ответил.
Каждый следующий шаг Холмова отдавался эхом, которое не затухало, а, напротив, постепенно усиливалось, перерастая в монотонный гул. Холмов взобрался на самый верх и осмотрелся все та же пыль под ногами, паутина, цепляющаяся за волосы, да вода, капающая сквозь дырявую крышу. Впереди угадывались светящиеся контуры двери Холмов двинулся туда, попутно обследуя все закоулки. Никого.
Внезапно снизу донесся голос Шердакова, спрашивающего, как дела. Холмов вздрогнул от неожиданности и ничего не ответил. Он ухватился за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь открылась почти бесшумно — петли были хорошо смазаны. Холмов заглянул внутрь. Широкая площадка возле двери сменялась узким карнизом, к которому примыкала пожарная лестница. Если в башне и был человек, то он без труда мог выйти оттуда.
Холмов осторожно прикрыл дверь и только тогда заметил странную вещь, почему-то ускользнувшую от его внимания почти посередине помещения болталась старая прогнившая веревка, свисающая с вбитого в потолок крюка. Это зрелище настолько неприятно поразило Холмова, что он поспешил спуститься.
К нему подбежал очень взволнованный Шердаков.
— У вас все в порядке, господин Холмов? Почему вы молчали?! Вы обнаружили там что-нибудь?
— Простите, вы, кажется, что-то спросили? — не сразу ответил Холмов.
— Да что это с вами?! Что вы видели наверху?
— Ничего. Только пыль, много пыли. И еще — пожарную лестницу. Возможно, человек, побывавший здесь до нас, по ней и спустился.
— Жаль, что мы его упустили. Но не стоит расстраиваться! Вернемся в дом. Мне еще нужно поговорить с хозяйкой. Не хотите при этом присутствовать? Она, наверное, скоро встанет. Но вас все еще что-то смущает?
— Нет-нет, что вы. Я принимаю ваше предложение. Пойдемте отсюда.
Глава XI
Марта Дворская
Холмов и Шердаков вошли в дом, оживленно обсуждая случившееся.
— Никак не пойму, зачем кому-то понадобилось забираться в эту мрачную старую башню? — спросил Шердаков, обращаясь скорее к самому себе, чем к своему спутнику.
— Причины могут быть самые разные, — ответил Холмов. — Например, для того, чтобы припрятать там что-нибудь или самому спрятаться от случайных глаз. Среди хлама, скопившегося в башне, сделать это совсем несложно.
— Пожалуй. Вы думаете, это был кто-то из жильцов?
— Вполне возможно. Надо выяснить, кто, кроме нас с вами, выходил из дома.
— Да-да, конечно. Спросим об этом у Григория Дворского. Вот и он.
Действительно, навстречу им шел хозяин дома. Он переоделся и привел себя в порядок, но выглядел по-прежнему неважно: лицо припухшее, раскрасневшееся, под глазами отеки.
— А, это вы, капитан, — произнес Дворский нарочито небрежным тоном, за которым совершенно очевидно скрывалось раздражение. — Ваши люди уже уехали и увезли труп Можаева. Жаль беднягу. Кажется, у него совсем никого нет?
— Никого.
— Поверьте, мне очень неприятно, что в доме произошло убийство. Но что я мог сделать? А вам не удалось раскопать что-нибудь новое?
— Нет, — отрезал Шердаков, давая понять, что разговор в этом направлении продолжен не будет. — Как чувствует себя ваша жена?
— Уже проснулась, но я пока не позволил ей вставать. Не дай Бог пережить такое! Можаев умер у нее на глазах.
— Вы правы, это ужасно. Но мне нужно с ней побеседовать. Где находится ее комната?
— Марта превратилась в сплошной комок нервов. Беспрерывно плачет. Мне кажется, еще не время беспокоить ее!
— Я все понимаю. Но, к сожалению, больше не могу откладывать разговора с ней, — Шердаков говорил мягко, но настойчиво. — Обещаю вам, что долго у нее не задержусь.
— Хорошо, — нехотя согласился Дворский и искоса посмотрел на Холмова.
— Надеюсь, вы пойдете один?
— Нет, господин Холмов будет меня сопровождать. И давайте не будем терять времени.
Они не спеша пошли по коридору, и Шердаков снова заговорил.
— Вы не заметили, господин Дворский, не выходил ли кто-нибудь сегодня утром из дома?
