Сергей Сидорский - Осознание ненависти
Дворский ответил подчеркнуто равнодушно.
— Нет, я не обратил на это внимания. Но дверью хлопали достаточно часто. Кто угодно мог выйти и войти. — Он остановился возле комнаты своей жены. — Вы обещали не задерживаться у нее надолго. Не забывайте об этом, капитан.
— Да-да, я помню. Можете быть свободны. Если понадобитесь, я вас позову.
Дворский поднял голову. В его взгляде промелькнула ненависть, едва прикрытая холодной улыбкой.
Шердаков невозмутимо подошел к двери и решительно распахнул ее.
— И распорядитесь, пожалуйста, насчет завтрака. Я порядком проголодался.
— Непременно, капитан, — сквозь зубы процедил Дворский.
Будучи уже внутри, Шердаков постучался. Сделал он это непроизвольно, поскольку сначала ничего не видел: занавески на окнах были задернуты, и в комнате царил полумрак. Ему никто не ответил.
— Господин Холмов, включите свет, — распорядился он и, на секунду зажмурившись от яркой вспышки, огляделся.
Комната была небольшой, но очень уютной. Все в ней было выдержано в светло-коричневых тонах: мебель, обои, занавески, покрывала на креслах и даже ковер под ногами.
Марта Дворская, откинувшись на подушки, сидела в кровати и пустым, ничего не выражающим взглядом смотрела на стену перед собой. Лицо ее в этот момент было почти отталкивающим: бледное, с каким-то землистым оттенком, все в слезах, нос опух и покраснел, волосы растрепались. Казалось, она не обратила на вошедших внимания.
Холмов остался стоять возле двери. Шердаков же придвинул к себе стул и сел.
— Как вы себя чувствуете, Марта? — спросил он участливым тоном.
— Спасибо, хорошо, — отозвалась та. — Вы из милиции?
— Да.
— Я его не убивала.
— Я вам верю. Но в любом случае нам надо поговорить.
— Ну что ж, я вас слушаю, — Марта Дворская тяжело вздохнула и слегка приподнялась.
Шердаков содрогнулся, встретив ее остекленевший взгляд, в глубине которого все еще сохранился ужас от всего пережитого.
«Несчастная женщина», — подумал он.
— Что же вы молчите? — нетерпеливо произнесла она.
Шердаков кивнул, затем вынул из кармана сигарету, помял ее в пальцах и закурил.
— Я бы хотел, чтобы вы сами обо всем рассказали. Обо всем, что вам известно.
Марта Дворская нервно передернула плечами.
— Не знаю, что вы хотите услышать. Может быть, почему я согласилась жить в этом доме? Так вот, у меня не было выбора. И не смотрите на меня так. Я знаю, что говорю. Григорий купил этот дом, даже не посоветовавшись со мной. Но, признаюсь, я была этому рада. Тогда я все еще надеялась на лучшее. Верила, что и в нашей жизни что-то изменится.
У нас была мечта стать владельцами роскошного уединенного пансионата, приносящего солидный доход. И вот мой муж взялся за ее осуществление. Что из этого получилось? Вы сами видите: масса нерешенных проблем, бездна долгов.
— Мне нравится ваш дом. В нем есть что-то таинственное, завораживающее. Какой-то старинный дух, что ли. А проблемы? У кого их нет. Просто нужно проявить немного терпения.
— Ничего другого нам и не остается. Мы только и делаем, что чего-то ждем, — она вдруг повысила голос и разрыдалась. — Сначала мы ждем необыкновенной любви, потом — счастья в семье, детей, финансового благополучия и, наконец, — покоя. Вся жизнь состоит из ожиданий! Но итог всегда один и тот же.
Шердаков беспомощно развел руками и посмотрел на Холмова. Тот спокойно следил за разыгравшейся сценой.
— Что с вами? Успокойтесь. Не плачьте. Мы разберемся с убийством полковника Можаева. Конечно, это ужасно, но изменить уже ничего нельзя. Боже, я и не предполагал, что на вас это так подействовало!
— Не обращайте внимания, — она вытерла носовым платком слезы и убрала со лба волосы. — Просто я оплакиваю свою неудавшуюся жизнь.
Шердаков наморщил нос и усиленно задымил.
«Реакция, характерная для женщин. Чужое горе становится для них поводом повздыхать о собственной судьбе, незаслуженно и безнадежно загубленной», — подумал он, но вслух сказал совершенно другое:
— Как вы можете так говорить! У вас еще все впереди. Вы молоды. У вас есть семья. А это уже немало. Не думайте о деньгах. Старайтесь видеть в жизни больше хорошего.
— Наверное, вы правы. Спасибо вам за эти слова. — Марта Дворская снова откинулась на подушку и поплотнее укуталась в одеяло, ее лихорадило.
— Я вижу, вам нездоровится, поэтому не стану утомлять вас долгим разговором. Давайте остановимся на том, что произошло сегодня ночью, — предложил Шердаков. — Итак, обо всем по порядку. Когда вы заметили, что по дому кто-то ходит?
— Около двух часов ночи. Мне не спалось. Последнее время меня часто мучает бессонница. Я встала и обнаружила, что ключа от третьего этажа на обычном месте нет. Я тут же поднялась наверх. На мой окрик никто не отозвался. Тогда я стала осматривать пустые комнаты и вскоре наткнулась на труп Можаева. Это было жуткое зрелище. Я думала, что сойду с ума. Повсюду была кровь: на полу, на стенах. Мне показалось, что Можаев еще дышит. Я бросилась к нему, и кровь из перерезанной артерии хлынула на меня. А рядом лежал старый проржавевший нож. Я почти лишилась чувств от отвращения и страха. Не помню, как я сбежала вниз, как разбудила мужа. Перед глазами у меня были только труп и нож, — женщина закрыла лицо руками и стала тихонько всхлипывать.
Капитан заерзал на стуле.
— В это время на этаже находился убийца. Я не утверждаю, что вы его видели, но могли что-нибудь слышать.
— Я ничего не слышала.
— Жаль, очень жаль. И все-таки почему вы решили подняться на третий этаж?
— Простите, я не понимаю вашего вопроса.
— Что заставило вас сделать это? Может быть, вы слышали какой-нибудь шум?
— Нет-нет, просто меня удивило, что кто-то отправился туда ночью. Обычно даже мысль об этом пугает постояльцев.
— Из-за привидения?
— Да.
— Но, говорят, все это лишь печальная легенда.
— Да, конечно. Но люди, сами того не желая, верят в нее. И Можаев не был исключением.
— Почему же тогда он один поднялся туда?
— Этого я не знаю.
— Думаю, его привлекли шаги, — внезапно заговорил Холмов, и Шердаков, вздрогнув, обернулся. — Можаев однажды уже слышал, как кто-то ходит по пустому этажу, и намеревался выяснить, кто именно.
— Вы в этом уверены? — спросил капитан.
— К несчастью, да. Я сам посоветовал ему сделать это.
— Вот как? Но почему он непременно должен был послушаться вас?
— Потому что эти шаги вызывали у полковника сильное беспокойство, избавиться от которого он мог только одним способом…
