Рекс Стаут - Красная шкатулка
Вопрос этот, надо сказать, она приняла мужественно и ответила спокойным, хотя и чуть сдавленным голосом:
— Нет, не я.
— Может, вы знаете, кто это сделал?
— Нет, не знаю.
— Вы помолвлены?
Она поджала губки:
— Это вас не касается.
— Видите ли, — терпеливо продолжал Вулф, — мне придется расспрашивать вас о многих вещах, которые, по вашему мнению, меня не касаются. Мисс Фрост, с вашей стороны просто глупо без причины раздражать меня. Я задал вам вполне невинный вопрос. Наверное, любой из ваших знакомых сумел бы на него ответить. Почему же вы не хотите отвечать? Неужели воображаете, будто мы заняты дружеской болтовней? Мы же с вами отнюдь не в равном положении. Я могу заставить отвечать, в противном случае буду вынужден передать вас в руки полиции. Итак, повторяю вопрос: вы помолвлены?
Бедняжка понемногу расклеивалась. Руки ее, лежащие на коленях, сжались в кулачки, сама она съежилась, а в уголках глаз выступили слезинки и покатились по щекам. Глядя в лицо Вулфу, она бросила:
— Вы… вы — грязная свинья, вот вы кто!
— Знаю, — кивнул Вулф. — Ненавижу истерику, поэтому и задаю женщинам вопросы только в крайних случаях. Вытрите глаза.
Мисс Фрост не шевельнулась. Он опять вздохнул.
— Вы помолвлены?
— Нет! — сказала она со слезами в голосе.
— Это кольцо с бриллиантом на вашей руке — вы его сами купили?
Она невольно поглядела на кольцо.
— Нет.
— Кто вам его подарил?
— Мистер Макнейр.
— А бриллиант на вашей пудренице — тоже подарок?
— Да, подарок мистера Макнейра.
— Удивительно. Никогда бы не подумал, что вам нравятся бриллианты. — Вулф откупорил бутылку и налил себе пива. — Не удивляйтесь, мои вопросы могут казаться не относящимися к делу. Однажды в этом самом кресле служанка по имени Анна Фиоре просидела пять часов. А герцогиня Раткин — почти всю ночь. Так что сделайте милость, потерпите. — Он взял стакан и осушил его, не отрываясь. — Что-то здесь не так. Скажите, вы любите бриллианты?
— Нет… не очень.
— А мистер Макнейр? Он часто раздаривает бриллианты?
— Не знаю… Не думаю.
— Вы не очень любите бриллианты и все-таки носите их. Из уважения к мистеру Макнейру? В знак признательности к старому знакомому?
— Ношу, когда хочется.
— Вот именно. Видите ли, я плохо знаю мистера Макнейра. Он женат?
— Я уже говорила: он старый знакомый моей мамы. У него была дочь. Она родилась в один год со мной, может, на несколько месяцев раньше, и умерла, когда ей было два годика. А его жена умерла еще при родах. Мистер Макнейр — прекраснейший человек. Другого такого я не встречала. Он… он — самый близкий мне человек!
— Который осыпает вас бриллиантами? Простите, что я так много говорю об одном и том же — сам-то я терпеть не могу бриллианты. Да, кстати, кто еще из ваших знакомых любит миндальные конфеты, не знаете?
— Кто еще?
— Кроме мистера Макнейра.
— Не знаю.
Вулф снова налил себе пива. Дожидаясь, пока осядет пена, он откинулся в кресле и хмуро посмотрел на свою жертву.
— Мисс Фрост, полагаю, самое время сказать вам кое-что важное. Вы молоды, неопытны, ложная гордость мешает вам понять, что вы взяли на себя огромнейшую ответственность. Девять дней назад погибла Молли Лок. Очевидно, она невольно помешала кому-то совершить другое убийство и заплатила за это жизнью. С того момента все девять дней вы утаиваете важную информацию. А ведь эта информация могла бы не только помочь найти убийцу, но и позволила бы сделать нечто гораздо более важное — спасти чью-то жизнь, вероятнее всего, жизнь ни в чем не повинного человека. Не слишком ли тяжкое бремя ответственности для молодой особы, как вы считаете? Руководствуясь исключительно здравым смыслом, я не хочу вас ни к чему принуждать. В вас слишком много упрямства и самомнения. Но настоятельно советую: подумайте! — Он взял стакан и выпил его до дна.
Елена Фрост сидела, не спуская с него глаз, и наконец сказала:
— Я уже обо всем подумала. Нет у меня никакого самомнения…
Вулф пожал плечами.
— Ну, хорошо! Насколько я знаю, ваш отец умер. Как я понял из заявления вашего дядюшки, мистера Дадли Фроста, именно он является вашим опекуном.
— Отец умер, когда мне было всего несколько месяцев, — кивнула она — Так что отца у меня, можно сказать, не было. То есть… — Она нахмурилась.
— То есть что?
— Нет, ничего.
— Из чего состоит ваше имущество?
— Я получила его по наследству.
— Естественно. Но как оно велико?
— Все, что оставил отец.
— Не упрямьтесь, мисс Фрост. Величина доставшегося кому-либо наследства в наши дни не является тайной. Во сколько оценивается ваше состояние?
— Точно не знаю, — дернула она плечиками. — Что-то около двух миллионов с небольшим.
— Вот как. И оно цело, ваше наследство?
— А почему ему не быть целым?
— Понятия не имею. Не подумайте, что мне интересно лезть в дела, которые ваша семья считает деликатными и не хочет обсуждать с посторонними. Ваш дядя сказал вчера, что у вашей матери нет за душой ни цента. Значит, все отцовское состояние переходит к вам?
— Да, — она слегка вспыхнула. — Ни брата, ни сестры у меня нет.
— И вы вступите во владение… извините. Арчи, если тебе нетрудно.
Это зазвонил телефон. Я повернулся к своему столу и снял трубку. На том конце провода еще не представились, но я знал этот спокойный, ровный голос и тоже заговорил сдержанно, сохраняя достоинство, как и подобает собеседнику такой дамы. Терпеть не могу истерики, тут мы с Вулфом сходимся.
— Ваша мать хочет поговорить с вами, — обратился я к Елене и встал, уступая ей место.
— Да, мама? Нет, не сказала. Да, помню, но так получилось. Я не могу сейчас говорить. Дяди Бойда не было, он еще не пришел с ленча. Я позвонила миссис Ламонт, сказала, куда еду. Ну, мама, это же просто смешно! Я не маленькая, знаю, что делаю. Нет, не могу, я тебе потом объясню. Да, я отсюда прямо домой. Когда? Пока не знаю. Не волнуйся, ради бога, как-нибудь соображу. Нет-нет. Пока!
Она поднялась и прошла к своему креслу. Щечки у нее опять порозовели. Вулф прищурился и сказал сочувственно:
— Не любите, когда над вами трясутся, мисс Фрост? Даже когда родная мать проявляет чрезмерную заботу? Понимаю, иногда это раздражает. Однако учтите, ваши физические и финансовые данные стоят того, чтобы вас оберегали, лелеяли и холили. Правда, что касается умственного состояния, некая молодая особа… гм… пока еще пребывает в стадии куколки. Надеюсь, не сердитесь, что я так говорю?
— Что толку сердиться?
— Я и не утверждаю, что есть толк. Я лишь выразил надежду, что не сердитесь. Вернемся, однако, к вашему наследству. Итак, вы вступаете во владение им седьмого мая, как только вам исполнится двадцать один год.
