Агата Кристи - Отравленное перо
- Вы ничего не имеете против того, чтобы Меган немного пожила у нас? - спросил я. - Она составит компанию Джоанне, ведь ей порой очень одиноко без близких друзей.
- Что… а… Меган? Ах, да, это очень великодушно с вашей стороны.
Я тотчас почувствовал к Симмингтону антипатию, которую так никогда и не смог преодолеть. Он так явно полностью забыл о Меган. Я бы никогда не придал этому значения, если бы он открыто недолюбливал девушку (порой мужчины ревнивы по отношению к ребенку от первого мужа). Но он не испытывал к ней антипатии, он просто ее не замечал.
Он относился к ней так, как человек, равнодушный к собакам, относится к собаке в собственном доме. Вы замечаете ее, когда об нее спотыкаетесь, и чертыхаетесь при этом, а иногда вы рассеянно погладите её, когда она сама подставит спину. Полнейшее равнодушие Симмингтона к своей приемной дочери сильно меня разозлило.
- Что вы собираетесь с ней делать? - спросил я.
- С Меган? - Он, казалось, удивился. - Ну, она по прежнему будет жить в доме. Естественно, в своем доме.
Моя бабушка, которую я очень любил, обычно напевала старинные песни, аккомпанируя себе на гитаре. Одна из них, помнится, заканчивалась так:
Любовь моя, я беден, одинок,
Приюта не ищу на суше и на море
Лишь в сердце у тебя.
Я шел домой, напевая её.
* * *
Эмили Бартон пришла сразу после того, как убрали по суду после чая. Она хотела поговорить по поводу сада. Мы толковали о саде около получаса. Потом направились к дому. Тогда, понизив голос до шепота, она сказала:
- Я надеюсь, что этот ребенок… что она была не слишком расстроена этим ужасным событием?
- Вы имеете в виду, смертью своей матери?
- Да, конечно. Но я прежде всего имею в виду все те неприятности, что за этим последовали?.
Это меня заинтересовало. Мне хотелось знать позицию мисс Бартон.
- Что вы обо всем этом думаете? В письме была правда?
- Нет, нет, конечно, нет. Я совершенно уверена, что миссис Симмингтон никогда… что она не… - Эмили Бартон покраснела и смутилась. - Мне кажется, это совершенно невероятно, хотя, конечно, мог быть какой-то повод.
- Повод? - сказал я, внимательно посмотрев на нее.
- Я не могу отделаться от чувства, что все эти ужасные письма, причинившие столько горя и страданий, могли посылаться с определенной целью.
- Разумеется, они имели какую-то цель, - сказал я мрачно.
- Нет, нет, мистер Бэртон, вы меня не поняли. Я не говорю о том неразумном существе, которое их сочиняло. Это, может быть, совершенно потерянный человек. Я имею в виду, что они могли быть направлены волей Провидения. Чтобы пробудить в нас сознание собственной греховности…
- Разумеется, - сказал я, - Всемогущий мог избрать такое довольно неприглядное оружие.
Мисс Бартон пробормотала, что пути господни неисповедимы.
- Нет, - сказал я. - Нам свойственно приписывать богу зло, которое человек совершает по собственной свободной воле. Я мог бы упомянуть и о дьяволе. Богу нет необходимости наказывать нас, мисс Бартон. Мы успешно наказываем себя сами.
- Я не могу понять, для чего кому-то понадобилось совершить подобную вещь?
Я пожал плечами.
- Возможно, это какой-то извращенный ум.
- Как это грустно!
- Мне это не кажется грустным. Скорее, отвратительным. Это именно то слово.
Румянец сошел со щек мисс Бартон. Она сильно побледнела.
- Но почему, мистер Бэртон, почему? Какое удовольствие может человек от этого испытывать?
- Нам с вами этого, слава богу, не понять.
Эмили Бартон понизила голос.
- Говорят, это миссис Клит… Но Я не могу в это поверить.
Я покачал головой. Она взволнованно продолжала:
- На моей памяти здесь никогда ничего подобного не происходило. Здесь всегда была такая счастливая маленькая коммуна. Что бы сказала моя дорогая матушка! Нужно благодарить бога за то, что она до этого не дожила… Это так меня расстраивает.
- А вы сами получали что-нибудь?
Она вспыхнула.
- Ах, нет, нет! Это было бы ужасно!
Я торопливо извинился, но она ушла явно расстроенная.
Я пошел в дом. Джоанна стояла в столовой у камина, который она только что разожгла, поскольку вечера были ещё прохладными. В руке у нее было распечатанное письмо. Она резко обернулась, когда я вошел.
- Джерри! Я нашла это в почтовом ящике, кто-то его туда сам бросил. Оно начинается так: «Ты красишься, как проститутка…».
- Что там еще сообщается?
Джоанна сделала гримасу.
- Все та же грязь.
Она бросила письмо в огонь. Быстрым движением, от которого пошла боль по спине, я выхватил его, прежде чем его охватил огонь.
- Не надо, - сказал я. - Оно нам может понадобиться.
- Понадобиться?
- Для полиции.
* * *
Суперинтендант Нэш явился ко мне на следующее утро.
Он мне с первого взгляда понравился. Он являл собой лучший образец суперинтенданта криминальной службы графства. Высокий, с военной выправкой, со спокойным вдумчивым взглядом и ровными, непритязательными манерами.
- Доброе утро, мистер Бэртон, - сказал он. - Я надеюсь, вы догадались, по какому поводу я к вам явился?
- Да, я полагаю. Это история с письмами.
Он кивнул.
- Я так понял, что вы тоже получили подобное письмо.
- Да, вскоре после того, как мы сюда приехали.
- Что именно в нем говорилось?
Я подумал минуту, потом четко повторил содержание письма, как можно ближе к тексту.
Суперинтендант слушал с невозмутимым видом, не показывая никаких признаков эмоций. Когда я закончил, он сказал:
- Понятно. Вы не сохранили письмо, мистер Бэртон?
- К сожалению, нет. Понимаете, я подумал, что это случайное проявление злобы по отношению к чужим, приехавшим в это местечко.
Суперинтендант понимающе кивнул.
- Жаль, - коротко сказал он.
- Однако моя сестра вчера получила еще одно письмо. Я помешал ей бросить его в огонь.
- Благодарю вас, мистер Бэртон, с вашей стороны это было предусмотрительно.
Я подошел к своему письменному столу, открыл ящик, в который я спрятал письмо. Я счел, что оно не слишком подходит для любопытных взоров Партридж. Я протянул его Нэшу.
Он прочел его, потом поднял глаза и спросил меня:
- По виду оно такое же, как предыдущее?
- Да, насколько я могу вспомнить.
- Такая же разница между адресом на конверте и текстом?
- Да. Адрес на конверте был напечатан на машинке. А само письмо было составлено из вырезанных слов, приклеенных к листу бумаги.
Нэш кивнул и положил письмо в карман. Потом он сказал:
