Геннадий Махаев - Убийство в Угличе
Я говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро наедут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — отвечает.
Ну, господин купец, а лавка-то ваша как же? А продал — говорит, лавку, здесь делом займусь. Ну, говорю, ваше дело купеческое, вам видней. С тем и расстались.
-— Значит ты с ним семнадцатого разговаривай?
— Ну да, вечером это было, а на следующий день я и видел, как Ефим к нему в номер вошел.
— И что, долго он там пробыл?
— Сколько—не знаю, но, думаю, с час, потому как это время его и::где не было
— Так. а потом что?
— А потом Ефим довольный ходил.
— Что так, почему?
— Не знаю, только потом его целый день не было, а вернулся к вечеру. Часов в восемь, наверное.
— Купец был дома?
— Был купец в номере, это точно.
— Не видел, Ефим к нему не заходил?
— Нет, этого не видел, Ефим на кухню пошел, сказал, чай пить будет. Я ему говорю, кухарка уж легла, угорела она. А он мне — да я и сам самовар поставлю.
Потом слышал я, вроде, черный ход открывался, а тут Ефим выходит с кухни и говорит: попей чаю, Гаврила! Самовар-то горячий Ну, я и пошел.
— И долго ты на кухне был?
— Да с час, наверное, сидел.
— Значит, ты в коридор не выходил?
— Нет, да тут кухарка позвала, говорит, снегу хоть принесите на голову. Вот я мальчишку-то и послал.
— Так, значит, часов десять было, а мальчишка-то, придя с улицы, ничего не говорил? И ничего за это время не слыхали, может, ходил кто, дверь хлопала?
— У нас кухня в конце дома, оттудова не слыхать ничего.
— Однако же ты из коридора слышал, как черный ход открывали?!
— Так я в это время в нужник ходил, а не в коридоре был, вот и слышал.
— Ну, а потом что?
— А ничего. Посмотрел: все тихо и пошел спать!
— Ну, спасибо тебе за помощь, — благодарно сказал Кухов и, распрощавшись с Гаврилой, поспешил в участок.
В участке Кухова уже дожидался урядник, посланный по дороге на Хутора.
— Ну, что разузнали, милейший? — спросил Кухов.
— Ничего, господин следователь. — Ближайшие деревни все объехал — и никаких известий. Похожие люди не проезжали! А дальше, смекнул я, ваше благородие, дорога-то не только на Хутора, она ведь за кладбище направо поворот дает. Обратно в город.
— Так она заросла вся, по ней и не ездят давно!
— Вот я и подумал, раз не ездят, то, может, следы остались какие. Ну и вернулся. Верно, смотрю — есть следы от колес. Как они там проехали — ума не приложу. Черт ногу сломит, но след вывел обратно к городу!
— А дальше неведомо, куда могли поехать, там путей много. Я сначала по дорогу, что из города ведет, до первой деревни доехал. Узнал, не проезжали ли тут такие. Нет! Значит, в город подались обратно.
— Надо искать гнедую лошадь и мужика с черной бородой, других примет нет! — сказал Кухов.
Отпустив урядника, он вызвал помощника, «Что нового, какие сообщения?».
— Да, ваше благородие, старший приказчик приходил купцов Шунаевых.
— Ну, ну, чего рассказывал?
— Ничего особенного. Ездил, мол, в Ярославль. Выехал из Углича девятнадцатого утром спозаранок, отправлял его сын купца Василий, с наказом, пойти в Ярославле к купцу Сметанину и переговорить с ним о постройке паровой мельницы в Угличе. На паях.
Дескать, они с батюшкой да купец Заворыкин, а капиталу у них для паев есть семьдесят тысяч рублей. Купец на это согласился и сказал, что пришлет опытного человека смету составить да договор с купцами оформить, с тем, дескать, и уехал оттуда Пробыл там два дня, и вот на тебе — прямо на похороны угодил!
-— Больше ничего не говорит приказчик, не болтал ли кому о деньгах?
-— Нет, говорит, сам только утром узнал и о деньгах и о поездке, так что никого не видел, потому как сразу уехал.
— Позовите его.
Вошел человек невысокого роста, полный, лет пятидесяти.
—- Давно ли у купцов служишь?
Давно, ваше благородие, годов пятнадцать, я сам из крестьян Мышкинского уезда, села Флоровского. Николай Васильевич, старик то есть, и сам оттуда, так он меня и нанял.
— А в деревне чем занимался?
— Служил приказчиком у деревенского купца Титова, ваше благородие,
— Значит, крестьянской работой занимался?
— Нет, все по торговой части.
— Ну, ладно, что в Ярославле, у купца Сметанина?
— Да я уже господину полицейскому все рассказал, добавить нечего.
— А видел ли ты Заворыкина, когда он к вам с купцом Бердяевым приходил?
— Видел, а как же!
— Ну, а разговор какой слышал, что говорили?
— Да сни приходили после обеда, старик Бердяев их познакомил, они за столом сидели. Я не присутствовал, потом Бердяев ушел, а Заворыкин еще оставался Потом и он ушел.
— Во сколько он ушел? — задал важный вопрос Кухов.
— Темнеть стало, часов, может, в семь, а, может, и позже.
— Ну, а хозяин что, тебе сразу наказ дал?
— Нет, наказ утром он мне давал, а вечор, как Заворыкин ушел, он меня спрашивает: знаю ли я Ефима Костырева. Знаю, говорю, номерным служит у Хряпина, а что?
— Да то, говорит, что купец его к себе в помощники берет, и, вроде, рекомендует его по денежным делам поставить. Мол, у него опыт есть, как ты думаешь, что он за человек? Деньги, брат, первому встречному не доверишь ведь!
Ну, я говорю, раз купец в ком уверен, то, значит, человек надежный, а я про него ничего сказать не могу. Вот и весь разговор, господин следователь, а утром я уехал.
— Ну, хорошо, понадобится, вызову.
— Хм... Так вот отчего Ефим веселый-то был, на службу его купец брал. Тогда почему это сейчас скрывает, может, боится, что его подозревать будут? Так своей скрытностью он как раз подозрение и вызывает. Время уже позднее, целый день в хлопотах, а ничего пока не проясняется, одни загадки, а отгадок нет.
Кухов позвал дежурного: больше нет ко мне никого?
— Как нет, с обеда вас сыщик дожидается!
Вошел давешний сыщик, в шинели гимназического надзирателя.
