Геннадий Махаев - Убийство в Угличе
— Ну а почему решила, что шайка, что в телеге разбойники с топорами сидели что ли?
— А не смейся, господин хороший, про шайку-то я потом подумала, а тогда мне невдомек было, что купцов убили.
— Ну, а что же ты видела тогда?
— А вот что, на телеге-то мужик сидел в армяке да на голове малахай здоровый, так что и лица не видать, я уж к дому своему подошла да любопытство меня взяло, дай, думаю, спрошу пойду у него, может и, вправду хвою привез, кто преставился, а я не знаю!
А тут к нему, значит, еще двое ладят, один-то здоровый, борода черная лопатой, на цыгана похож, а второй поменьше, но тоже видный мужик, и прямиком к телеге. Сели, мешок бросили да и поехали.
— Что за мешок? Куда поехали? — быстро спросил Кухов.
— Мешок как мешок, да не очень и большой, когда бросил на телегу, так что-то звякнуло там у него. А поехали — сразу на кладбище повернули.
— А там куда?
— А я почем знаю, я не смотрела, а только думаю, там на Хутора дорога... Она одна за кладбищем.
— Так почему же шайка-то, бабка, а?
— А как же господин хороший! На завтра и про убийство Шунаевых узнала, ну, беспременно они — из лесу разбойники!
Бабка перекрестилась.
— Чего же никому столько дней не говорила?
— Как не говорила, а около стражи-то у дома купцов и говорила.
— Так надо бы в полицию идти, а не у дома говорить!
Бабка виновато молчала.
— Ну, ладно, спасибо, что рассказала.
Кухов вернулся к полицейскому.
— Что же вы, господин полицейский, про бабку-то не доложили? Непорядок это. Ведь инструкцию знаете, что всякий свидетель должен быть выслушан и доложено о нем по начальству!
— Виноват, господин следователь, бабка эта уж больно брехливая, так что не придал значения.
— Ну что же, придется вам по послужному списку выговор сделать.
Полицейский понурил голову и виновато молчал.
«В Р Ё Т?!»
Кухов вернулся в участок, и тотчас же велел послать урядника по дороге на Хутора. И по пути спрашивать о мужиках и телеге (дорога так или иначе могла выйти на Рыбинск!), и след искать надо в том направлении. В кабинет, постучав, вошел помощник Кухова.
— Так что депеша из Рыбинска пришла о потере.
Взяв в руки послание, Никита Иванович прочитал: «На ваш запрос о предметах, найденных вами у Мохова Ивана, сообщаем, что действительно мещанкой г. Рыбинска Шачковой Верой Максимовной была утеряна корзина, а в ней шкатулка с означенными предметами, засим просим вас вышеперечисленные предметы переслать с оказией в Рыбинск, полицейский участок 4-й части...»
— Так вот откуда буквы В и Ш на салфетках... Ну, слава богу, с этим разобрались.
— Привести ко мне этого Мохова Ивана, то есть Ваньку Кривого...
Ивана привели.
— Ну, счастье твое, не соврал, все так, как было.
— Так отпустите меня, господин Кухов, домой-то, а? Мамане волнуется.
— Маманя... видать, ты ей смерти желаешь что ли? Своими делами непотребными. Отпустить я тебя отпущу, держать здесь незачем, а ведь мещанке-то этой возмещать убыток тебе придется! Корзина, платок, шкатулка разбитая, да кольцо, да двадцать рублей. Где брать думаешь али опять воровство, тогда точко в остроге сгинешь и маманю свою не увидишь.
— Умолю растеряху, по частям ей выплачу, работать пойду.
— Ну, смотри, Иван, если так, то я за тебя похлопочу, иди с Богом домой, да как вызовут, сразу являться.
— Премного благодарен, ваше благородие.
День клонился к вечеру, пора и домой собираться, сегодня уж, пожалуй, никого не будет. Помощник сообщил, что завтра похороны, надо бы пойти, а сейчас домой, страсть как есть хочется и чаю горячего, а то целый день все в бегах да в бегах, так и катар желудка заработать на старости лет можно, — подумал Кухов, хотя до старости ему было еще очень далеко.
Спал Никита Иванович крепко и снов не видал. Наутро первым делом справился, когда похороны, в каком часу и, записав на бумажке время, занялся делами. Вызвал помощника, спросил: Нилов с Улеймы вернулся ли?
В кабинет вошел урядник Нилов.
— Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?
— Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.
— Как же так, ведь выехал он девятнадцатого утром?
— Я на обратном пути во всех деревнях справлялся о купце, не было, говорят его а купца крестьяне, особливо фабричные, ближние, хорошо знают. Не было... Не проезжал.
— Так, — подумал Кухов, — еще одна загадка, номерной показывает: девятнадцатого в десять уехал, а мальчишка — что видел, как вечером на телегу садился.
Надо самому их допросить, уже дело серьезное. Да и лошадь с мужиком в малахае, мальчишка-то видел похожего вечером! А Егорова на другой день около пяти. Что-то тут есть!
Помощник заглянул в кабинет и сообщил, что купцов убитых повезли отпевать в церковь кладбища «Убогий дом», там и хоронить будут.
— А старуху? — спросил Кухов.
— И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.
— Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!
Кухов подумал вот о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел у него! Но что-то врет! Почему говорит: уехал девятнадцатого, а купец домой не прибыл, а мальчишка — вечером накануне. Хм. непонятно. Пойду я на кладбище посмотрю, придет Ефим туда или нет, что-то он мне все больше подозрительным кажется.
Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там никого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гробы понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; старуху хоронили неподалеку от них, но на особицу.
Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.
— Здравствуй, касатик, и ты здесь?
— Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.
— Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.
— Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?
