Питер Акройд - Хоксмур
Оставьте, говорю я, Вы больны, совершенно больны.
Тут он пыхнул на меня злобою: видали Вы строки, прежде мною писанныя?
Я видел какие-то косныя иносказания, что Вы положили в ящик под Вашим стулом, отвечал я, да не придал тому значения.
Вальтер еще более возбудился: уверяю Вас, никаких иносказаний не было. Я говорю о письмах, которыя для Вас оставлял.
Я Вас не понимаю, Вальтер.
Мне хотелось побудить Вас уйти из конторы, ибо я был там всецело в Вашей власти, сказал он, уставивши на меня дикий взгляд, но столь ужасных страданий причинять Вам я не хотел. Я очутился в ящике, откуда не способен был выкарабкаться; мне хотелось свободы, однако вместо того я лишь связал себя.
Те письма были делом рук злодея Гейеса, а не Ваших, отвечал я (не думаючи о том, что говорю).
Но тут он вынул из-под подушки запечатанное письмо, вручил его мне и снова, напуганный, опустился на постелю, встретившись со мною глазами. Расскажу Вам секрет, говорит, я за Вами ходил по пятам, а после потерял Вас. Той ночью снилось мне, будто я убил господина Гейеса, а потом, на другой день, я нашел его труп. Была ли в том сновиденьи правда? И что мне теперь делать?
В комнате снова появилась мерзкая шлюха: он и день, и ночь в подобном расстройстве, говорит, с самых тех пор, что тело обнаружил. А речи его безумныя все о Вас да о господине Гейесе.
Лихорадка до того усилилась, сказал я ей, что Вам надлежит крепко привязать его к постеле. Необходимо предоставить его лечение времени.
Вальтер лежал, стенаючи, я же в последний раз вгляделся в его лицо, а после повернулся к нему спиною и пошел своею дорогою. Верно, что сие посещение позволило мне узнать некия новости. Спускаясь по узкой леснице, я распечатал данное мне письмо и тут же понял, что это одно из тех, которыми он мне угрожал и которыя я приписывал господину Гейесу. Итак, собственный мой помощник следил за мною и строил против меня козни; не кто иной, как он, и он один, желал от меня избавиться. Не кто иной, как он, замышлял хитроумные планы, чтобы меня не стало. Кто знает, что еще он мог предать бумаге, пребывая в горячке? Не зная толком, куда теперь меня швырнет ветром, я по дороге домой озирался вокруг, подобно тем, которые путешествуют по ненадежным местам.
Пришедши в контору на другое утро, я ничего не говорил о своем посещении Вальтера, обладая характером излишне частным и манерою разговора черезчур задушевною, а стало быть, заведи я о том речь, сам бы (так сказать) и дал им в руки прут, подставивши собственную спину. Они же подозревали меня Бог весть в чем и отсутствие Вальтера расписывали мне в укор, шептались против меня так, чтобы я не услыхал, однако мне не требовалось никакого адского громогласья, дабы распознать все их козни и происки. Они избегали меня, словно дыханье мое было заразным или же меня покрывали чумныя язвы. Наконец, спустя три дни, меня позвал к себе сэр Христофор; цели своей он мне не сообщил, я же, хоть и воображал себе, что настала моя погибель, не делал вопросов, опасаясь вызвать у него подозрения. В комнату его я взошел, охваченный дрожью, однако он даже и словом не упомянул о Вальтере, но заговорил о господине Ванбрюгге и его замыслах в манере самой что ни на есть приятельской.
Некоторое время я был спокоен, однако цель, каковую преследовали его речи, сделалась яснее ясного, когда на другой неделе мне нанесена была пребольнейшая рана, до того усугубленная, что я едва от нее оправился. Ибо я прочел в газете следующее: Его Величество щастлив был назначить сэра Джона Ванбрюгге Поверщиком по работам Его Величества в Англии. Я почти успел забыть об одном замечательном обстоятельстве: новый Король посвятил Ванбрюгге в Рыцари; однако то не шло ни в какое сравнение с этим новым делом. Куда мы идем, чего ожидать, когда люди, подобные сему пресмыкающемуся рыцарю, выдвигаются впереди меня? Меня же презирают в такой степени, что мне его не превзойти, а потому гореть мне огнем. То же и по всему миру: лица, коим нечем похвастаться, кроме проявлений гордыни и высокого мнения о самих себе, добиваются уваженья; награждаемый достоинствами за то одно, что притворяется их обладателем, этот хлыщ вышагивает, что твоя ворона в помойной канаве, а протчие меж тем смеются надо мною, прикрываясь руками. Теперь, после смерти Королевы, сэр Христ. выйдет из милости у властей предержащих, и на что тогда надеяться мне? Меня желают выставить вон и таким образом уничтожить, для каковой цели имеется испытанное средство: швыряй грязью, а коли не пристает, швыряй еще — глядишь, что и пристанет. Стало быть, мне необходимо их сторониться; они суть люди подозрительные и завистливые, глазом востры, теперь же взоры их будут прикованы ко мне.
Отягощенный подобными мыслями, я распространялся в письме к Комиссии о своей новой работе следующим образом.
Соблаговоляем сообщить достопочтенному Совету о том, что стены Блумсбурийской церкви завершены и все подготовлено для штукатуров, коим сообразно начать делать потолки и стены до наступления зимних непогод, дабы работа успела должным образом высохнуть, покуда ее не схватило морозом. Церковь окаймлена с севера Рассел-стритом, с запада Квин-стритом, а с юго-востока Блумсбурийским рынком; поелику сия местность является чрезвычайно людной в летние месяцы, то каковыя меры надлежит предпринять в отношении наружных дверей, дабы закрыть церковь для сброда? Западная колокольня поднята на 25 или 28 футов над кровлею церкви, на кою я помещу историческую колонну — та будет иметь форму квадратную и построена из нетесаного камня. (Сего же не прибавляю: на верхушке столпа расположена будет семиконечная Звезда, представляющая собою Око Божье. Император Константин установил в Риме колонну такого же размера, сделанную из единого камня, и на вершину ее поместил Солнце. Однако тот Паргелион, иначе — ложное Солнце, прекратил сиять под воздействием времени, мое же сооруженье простоит 1000 лет, и Звезда не потухнет.) Кроме того, нижайше представляю на суд Комиссии нижеследующий отчет о нынешнем состоянии церкви Гринича, сиречь: кладка с южной стороны и части восточного и западного приделов подняты на четыре фута приблизительно над уровнем прошлогодней работы, и у каменщиков имеется изрядное количество выработанного камня, какой пойдет на сторону, прилежащую улице. (Сего же не выдаю: доктор Фламстед, Королевский Астроном и человек, по характеру склонный развешивать нюни и завистливой, предсказывает полное затмение Солнца Апреля 22 числа, 1715; тогда-то, в сию темную пору, когда птицы стаями потянутся к деревьям, а люди понесут в домы свечи, я и заложу в тайне от всех последний камень и принесу жертву, как надлежит.) Далее, мне приказано было достопочтенным Советом приготовить и представить Комиссии определенную смету расходов для церкви Малого св. Гуго на Блек-степ-лене. Предложенныя цены я изучил и нахожу их равными тем, что положены на церкви в Лаймгаусе и Ваппинге. Участки земли, затененные светлым коричневым, уже получены в собственность, те же владения, что находятся в руках частных лиц, затенены желтым. Свободная земля перед фасадом стоит три фунта в год, а на 20 лет покупка встанет в 60 фунтов; здания позади, сиречь: табашник, свешник, оловянная и ткацкая мастерския сдаются по 72 фунта в год на шестилетний срок и встанут в 432 фунта. Сии закрашены голубым.
Все перечисленное нижайше представил Н. Дайер.На эти-то жалкия лачуги в Блек-степ-лене, где я обитал некогда в детстве, падет тень моей церкви: то, что разнесла чернь, я построю заново в истинном великолепии. Таким образом я завершу сию фигуру: Спиттль-фильдс, Ваппинг и Лаймгаус составили треугольник; далее Блумсбури и Св. Мария Вулнот создали огромную пятиугольную Звезду; а вместе с Гриничем все они образуют шестиугольную обитель Бааль-Берита, иначе — Властелина Согласия. За тем, с появлением церкви Малого св. Гуго, над Блек-степ-леном подымется семисторонняя фигура, в каковой всякая прямая линия будет приумножена точкою в бесконечности, а каждая плоскость — линией в бесконечности. Пускай тот, кто обладает пониманием, сам сочтет: семь церквей построены, дабы соответствовать семи Планетам нижних небесных сфер, семи кругам Рая, семи Звездам Малой Медведицы и семи Звездам Плеяд. Малого св. Гуго швырнули в яму с семью отметинами на руках, ногах, боках и груди, который изображают семерых Демонов: Бейделуса, Метукгайна, Адулека, Демеймеса, Гадикса, Уквизуза и Сола. Я построил орден, что будет стоять вечно, и могу со смехом резвиться в своих владениях: теперь меня никому не поймать.
10
И тут Хоксмур рассмеялся.
— Вы, Уолтер, представляйте себе это в какой угодно последовательности, но мы все равно его поймаем. Хоть он и хитер. — Он указал на собственную голову. — Очень хитер.
