Питер Акройд - Хоксмур
10
И тут Хоксмур рассмеялся.
— Вы, Уолтер, представляйте себе это в какой угодно последовательности, но мы все равно его поймаем. Хоть он и хитер. — Он указал на собственную голову. — Очень хитер.
— Время покажет, сэр.
— Время не покажет. Время никогда ничего не показывает. — Он опять поднял руку, непроизвольно, словно в приветствии. — Итак, начнем сначала. Где были найдены тела?
— Тела были найдены в Св. Альфедже, Гринвич, и в Св. Георгии, Блумсбери.
Хоксмур заметил, что небо вдруг очистилось, неожиданно сделавшись из серого голубым, словно внезапно открывшийся глаз.
— Еще раз: в какой последовательности все произошло?
— Одно за другим, с интервалом в несколько часов.
— В отчете сказано: не исключено, что и минут.
— Нет, сэр, это невозможно.
— Верно, счет на минуты мы вести не готовы.
И все-таки за минуту, стоит ему отвернуться, может произойти многое. Он опустил глаза на пыль, покрывшую узором ковер, и в этот момент в голове у него раздался шум, подобный реву толпы в отдалении. Когда он поднял глаза, Уолтер все еще говорил.
— Что я могу сказать… в смысле, не могу… то есть ничего конструктивного документы нам не дают. — Тут оба взглянули на бумаги, разбросанные по столу Хоксмура. — Не верится, — продолжал Уолтер. — Просто не верится.
Он взял отчет судмедэкспертизы о двух последних убийствах. Обе жертвы были задушены с помощью лигатуры, которая не была завязана — по крайней мере, отпечатка узла не было; вместо того ее держали туго затянутой вокруг шеи в течение как минимум пятнадцати или двадцати секунд на необычно высоком уровне. Лигатура несомненно представляла собой сложенный кусок плотной ткани того или иного рода, оставивший четыре отчетливых полосы на шее спереди. Отпечатки шли вокруг, выделялись по бокам, особенно справа, а сзади делались бледнее, указывая на то, что обе жертвы были задушены сзади, с левой стороны. Несмотря на самое тщательное исследование эпидермиса, патологоанатом не сумел различить какое-либо переплетение или рисунок, по которым можно было бы определить фактическую структуру лигатуры. Помимо того, подробная судмедэкспертиза не выявила никаких отпечатков, следов или пятен, которые можно было бы связать с лицом, совершившим эти действия.
Двумя днями ранее Хоксмур переправился через Темзу в полицейском катере, доставившем его в Гринвич. Когда подходили к пристани, он перегнулся через борт, опустил в воду палец и так и оставил его волочиться следом по маслянистой воде. От берега он пошел пешком и, завидев впереди колокольню церкви, свернул в переулок, который, кажется, вел в том направлении. Почти в ту же минуту он оказался в окружении лавочек, где было очень мало света: они были старой постройки, нависали над тротуаром. Запутавшись, он поспешно двинулся по другому переулку, но вынужден был остановиться, увидев в конце каменную церковную стену; он решил, что она загораживает дорогу, но это оказался обман зрения — через нее прошел, напевая, ребенок. Наконец Хоксмур выбрался на улицу, как раз вовремя: над ним вздымалась церковь. Чтобы успокоиться, он прочел надпись, выведенную золотой краской на доске у портика: «Церковь построена на месте, где, по преданию, принял мученичество св. Альфедж. Перестроена…» Его глаза скользнули по искусно выписанным завиткам, но подобные вещи вызывали у него скуку, и внимание его отвлеклось на стайку птиц, что возвращались на ветви отдельно стоящего дерева, — каждая отчетливо выделялась на фоне зимнего неба.
Он зашагал в обход вдоль боковой стены церкви, где его ожидала группа полицейских; по тому, как они стояли, негромко, скованно переговариваясь, Хоксмур понял, что тело лежит за ними, на траве. Подойдя и сосредоточив на нем взгляд, в эти первые моменты он размышлял о том, каким сам показался бы незнакомым людям, окружившим его труп; о том, как его тело испустило бы последний вздох: подобно легкому облачку? воздуху, выходящему из бумажного пакета, надутого и схлопнутого ребенком? Затем он повернулся к остальным.
— Во сколько его нашли?
— В шесть утра, сэр, еще темно было.
— А как…
— Может, с колокольни упал, сэр. Но точно неизвестно.
Хоксмур поднял глаза на шпиль Св. Альфеджа и, загородившись правой рукой от солнца, заметил белый купол обсерватории, наполовину скрытый темным камнем церкви. Ему вспомнилось, что тут имеется нечто, о чем он слышал много лет назад и что ему всегда хотелось увидеть. В конце концов ему удалось, пробормотав какие-то объяснения, оторваться от остальных, и он, достигнув подножия холма, пустился бежать. Он несся по заросшему короткой травой склону, пока не добрался до вершины. У железных ворот перед обсерваторией стоял охранник, и Хоксмур остановился перед ним, тяжело дыша.
— Где тут, — спросил он, — где тут нулевой меридиан?
— Меридиан? — Старик показал на ту сторону холма, за вершиной. — Там он.
Но, придя к тому месту, Хоксмур ничего не нашел.
— Где меридиан? — спросил он опять, и ему указали на место чуть ниже по холму.
Он огляделся, но увидел одни камни и грязь.
— Вон там! — крикнул кто-то.
— Нет, вон там! — раздался чей-то еще крик.
Хоксмура охватила растерянность — сколько он ни оборачивался, сколько ни оглядывался вокруг, ничего не было видно.
Положив на стол отчет судмедэкспертизы, Уолтер смотрел на него, ухмыляясь.
— Короче, мы в тупике, — сказал он. А после добавил: — А некоторые еще говорили: дело выеденного яйца не стоит.
Хоксмур разгладил страницы отчета, смятые Уолтером.
— Откуда взялось это выражение?
— Ниоткуда оно не взялось — по крайней мере, я не знаю, откуда, сэр. Выражение как выражение, все так говорят.
Хоксмур помолчал секунду, размышляя о том, что все говорят про него.
— Так о чем вы меня только что спрашивали?
Уолтер больше не пытался скрыть нетерпение:
— Я спрашивал, ну, в общем, куда нам дальше двигаться, сэр.
— Вперед. Куда же еще? Назад повернуть мы не можем. Никто не может повернуть назад. — Услышав раздражение в голосе Уолтера, он пытался его успокоить. — Он почти у меня в руках. Не волнуйтесь, я до него доберусь. Чувствую, что доберусь.
После того, как Уолтер ушел, он принялся барабанить пальцами по столу, обдумывая новые аспекты этой проблемы: в то же время, когда нашли тело ребенка на территории Св. Альфеджа, было обнаружено еще одно тело, прислоненное к задней стене Св. Георгия, Блумсбери, в том месте, где она проходит вдоль Литтл-Рассел-стрит. Хоксмур съездил и туда; сотрудникам, которые там уже работали, он показался едва ли не равнодушным, однако то было не равнодушие — агония. Картина, как она представлялась Хоксмуру, разрасталась и готова была, казалось, поглотить его вместе с его неудачными расследованиями.
Уже стемнело, и на его лицо, растянутое широким зевком, лился свет из окон соседних зданий. Он тихо вышел из кабинета, пересек двор и, оказавшись на улице, зашагал через ясный вечер к Св. Георгию, Блумсбери; холодный декабрьский воздух превращал его дыхание в клубы пара, поднимавшиеся у него над головой. На углу Рассел-стрит и Нью-Оксфорд-стрит он остановился, увидев бродягу, который, бормоча «Господи, бля! О Господи, бля!», бросил на него злобный взгляд. Встревожившись, он быстро подошел к церкви и открыл железные ворота, ведущие в маленький церковный дворик. Он стоял под белой колокольней и смотрел на нее снизу вверх с тем мрачным выражением, какое его лицо всегда принимало в моменты передышки. На миг ему захотелось взобраться наверх по стене из растрескавшегося, выщербленного камня и оттуда, с вершины, закричать на безмолвный город — так мог бы закричать ребенок на привязанное животное. Но его внезапный гнев исчез от шума, раздавшегося совсем близко. Он не шелохнулся; видимо, это ветер колыхал деревянную дверь справа от него. Вглядевшись, он заметил над ней вывеску «Вход в склеп». Ветер продолжал дуть, тихонько покачивая дверь туда и сюда; чтобы не дать ей распахнуться перед собой слишком резко, он кинулся к ней и, придержав ладонью, закрыл. Дерево оказалось неестественно теплым на ощупь, и он отдернул руку. Дверь опять приоткрылась, и Хоксмур решил подтянуть ее на себя кончиками пальцев — настолько мягко и медленно, что до него лишь постепенно начал доноситься изнутри слабый, но несмолкающий смех.
Открыв дверь достаточно широко, он проскользнул в проем, стараясь при этом не дышать, хотя от запахов дерева и старого камня в глубине горла уже начинал образовываться металлический привкус. В коридоре, ведущем в склеп, было тепло, и ему, встревоженному, представилось сборище людей, столпившихся вокруг него, — не прикасаясь к нему, но стоя достаточно близко, чтобы помешать ему идти. Он двинулся дальше, медленно, чтобы дать глазам время привыкнуть к темноте, но остановился, решив, будто уловил шум потасовки где-то впереди. Он не вскрикнул, но опустился наземь и приложил руки к лицу. Слабые звуки сделались тише, и теперь ему слышен был голос, бормотавший: «Да, да, да, да». Хоксмур тут же поднялся и, приготовившись бежать, всем телом развернулся в сторону, противоположную той, откуда доносился этот шепчущий голос. Затем наступила тишина, и Хоксмур понял, что его присутствие почувствовали; он услышал чиркающий звук, и свет в конце коридора заставил его в удивлении резко откинуть голову назад: в этот момент он увидел молодого человека, брюки которого болтались вокруг лодыжек, и девушку в его объятиях, прислонившуюся к каменной стене.
