Эдуард Хруцкий - Полицейский
— Неприятная личность, к нему твой друг Белецкий благоволит.
— Да не хочу я пока Степу беспокоить. Неужели у тебя власти мало?
— На него хватит. Ну ладно, Ваня, без обеда я тебя не отпущу, все же родственники.
Борис Литвинов бежал из ссылки. Надо сказать, что мероприятие это оказалось весьма простым. Умелые люди выправили ему документы и стал он Анниным Виктором Сергеевичем, выпускником Омской школы подготовки прапорщиков, направленным для прохождения службы в четвертый маршевый батальон Московского военного округа.
Так что до Москвы он доехал вполне комфортно, только с непривычки мешала шашка.
На конспиративной квартире он скинул ремни, надоевшую шашку, переоделся в штатское и стал Афанасьевым Анатолием Гавриловичем, освобожденным от воинской службы по состоянию здоровья.
О приезде Литвинова Заварзин узнал днем от связного и решил отправиться на встречу со старым другом. Квартиру в Колобовском переулке он не назвал Мартынову, скрывал ее тщательно. Эта квартира для него стала соломинкой, за которую он держался из последних сил.
За год работы платным агентом охранки он сдал Мартынову двух челнов комитета, несколько фабричных активистов, провалил подпольную типографию и позволил охранке взять под контроль один из каналов связи с ЦК.
Бегство Литвинова создавало угрожающую ситуацию. Случилось самое страшное. Бахтин практически разоблачил его. И вина за это ложилась на одного Заварзина.
Мартынов прекрасно разработал план его подвода к Бахтину, но перед операцией Заварзин напился и похмельный поперся прямо на квартиру к сыщику. Короче, он сам практически себя завалил.
На конспиративной квартире он написал донесение, в котором изложил события соответственно плану, сорванному только из-за нежелания Бахтина идти на контакты с социалистами.
Вроде все было в порядке, но нервы подорваны запоями, а пил Заварзин а-ля нуар, что в вольном переводе с французского значилось «по-черному», потом тяжелая похмелка и дикое, ни с чем не сравнимое состояние страха.
Он не мог спать ночью. Час, другой и просыпался в холодном поту. Огромная, оставшаяся от покойных родителей квартира на Остоженке становилась для него ловушкой. Он вставал, зажигал свет во всех комнатах и мучительно долго искал водку, которую обязательно приносил с собой. Выпив стакан, опять засыпал на короткое время, моля Бога не проснуться на рассвете.
Несколько раз он доставал револьвер, крутил барабан, разглядывал внимательно желтые, тускло поблескивающие в ячейках патроны.
Вот он выход. Но не хватало воли поднять его к виску и надавить на спуск.
Засыпая один, в огромной грязной квартире, он молил Бога, чтобы смерть пришла к нему во сне. А она не приходила.
Начинался новый день, в котором перемешивались хмель и боль. И снова страшная ночь.
Потом он брал себя в руки, мылся в ванной, ел щи в трактире, весь день пил пиво, а утром с опухшим лицом и трясущимися руками выходил на улицу.
На третий день наступало просветление, он приглашал жену дворника, платил ей последние деньги за уборку квартиры.
Вечером уже мог читать и спокойно засыпал с книгой в руках на диване в кабинете.
Это значило, что Заварзин решил начать для себя новую жизнь.
После встречи с Бахтиным, он взял себя в руки, зашел в лавчонку рядом с домом, купил десять бутылок кваса. Всю ночь гасил жажду холодным напитком. Утром Заварзин достал из сейфа, вмонтированного в шкаф, чемоданчик.
В нем лежали драгоценности матери и приличная сумма во франках, ценные бумаги отца.
Он взял ценные бумаги и поехал на Мясницкую, в биржевую контору.
— Вы хотите купить акции? — спросил его одетый на английский манер молодой человек. — Нет, я хочу продать. — Все? — Да.
— Минутку. — Молодой человек подозрительно посмотрел на него и скрылся.
Появился он минут через пять и пригласил Заварзина к управляющему.
Управляющий, шикарный господин лет пятидесяти, внимательно оглядел Заварзина и сказал:
— Я прошу меня простить, но нас обязали интересоваться, откуда у людей такие крупные суммы ценных бумаг. — Их мне оставил отец. — Не соизволите ли назвать свою фамилию. — Заварзин Дмитрий Степанович. — Так вы сын Степана Андреевича? — Да.
— Как прикажете распорядиться бумагами и в какой банк перевести указанную сумму? — Я хочу получить наличными.
— Воля ваша, но бумаги эти по сей день приносят твердый доход.
— Я далек от финансов, я литератор и собираюсь уехать в Финляндию. — Ваша воля. Ваша.
К обеду Дмитрий Заварзин приехал домой, и извозчик помог донести ему бесчисленные коробки и свертки.
А через час в кафе «Метрополь» обедал прекрасно одетый господин. Дома остались лежать сто пятьдесят тысяч рублей.
Заварзин берег, не трогал ни ценные бумаги, ни драгоценности. Берег для того, чтобы, случись что, уехать обратно в Париж.
Закусив, он кликнул извозчика и поехал в Колобовский. Литвинов был на явке, сидел в гостиной и пил чай.
— Дима, — обрадовался он. — Господи, да какой же ты франт, а мне говорили… — Что тебе говорили? — Да ничего. Садись, я тебя рад видеть.
Они пили чай и говорили о своем деле. Дело, которое через год разрушит Россию, унесет миллионы жизней, заставит содрогнуться мир.
Но ни провокатор Заварзин, кстати свято верящий в социалистическую идею, ни романтик Литвинов даже предположить не могли, какие плоды принесет их борьба. Уже собираясь уходить, Заварзин сказал: — Боря. В Москву из Питера перевели Бахтина. — Это того сыщика? — Да.
— Ну и что, в Париже в тринадцатом году я читал, что на конгрессе в Женеве его признали лучшим европейским криминалистом. — Он опасен. — Чем? — Он знает нас в лицо. — Но ведь и в Париже он мог…
— Там не мог, — перебил Литвинова Заварзин, — не мог. Сейчас это другой человек. — Что значит другой? — Повышенный в чине и должности…
— Дима, я по газетам следил за этим человеком, потом у меня есть друг, который его хорошо знает. Бахтин — честный человек. Ты же в Париже сам говорил мне об этом.
— Его надо ликвидировать. Ты должен поставить этот вопрос на комитете. — Я не буду этого делать. Мы не эсеры, Дима. — Ну как знаешь.
Заварин вышел к Трубной и сел в трамвай. И пока он ехал темными бульварами, у него сложился вполне реальный план. Хорошо, что Литвинов вспомнил эсеров, очень хорошо.
Мишку Чиновника Баулин встретил случайно. Заскочил на минутку в ресторан Пирожникова, на Первой Тверской-Ямской, выпить рюмку у стойки, глядь, сидит голубок.
Мишка угощал даму, на столе стояло вино и закуски, официанты суетились вокруг щедрого клиента.
Но более всего поразило Кузьму, что одет Мишка был в форму Земсоюза.
В голове Баулина немедленно сложился четкий план. Пожар на Пресне, похищение документов и форма Земсоюза.
— Это кто? — указав на Мишку, спросил Кузьма буфетчика.
— Зовут Михаил Петрович. Бывает у нас часто, служит вроде в Земсоюзе. — А ты откуда знаешь?
— Он раньше все в цивильном ходил, а вот пару раз в этой форме. — А что за баба с ним?
— Вдова Абрамова Андрей Андреича, хозяина портновского заведения на нашей улице, в 57-м нумере. Там и квартира ее. Говорят, он у нее и проживает.
Кузьма из-за колоны еще раз посмотрел на Мишку Чиновника. Хорошо сидел щипач. Вино дорогое, коньяк, блюда всякие. Кузьма быстро выпил, поблагодарил буфетчика, вышел из ресторана и из подъезда дома напротив начал наблюдение. Конечно, по правилам он обязан был вызвать агентов из летучего отряда, но Кузьма не желал ни с кем делить успех. Он простоял в подъезде чуть больше часу. Начали замерзать ноги, тем более что погода испортилась и пошел мелкий, поганый снежок. Кузьма подпрыгивал, пытался бить чечетку, проклиная Мишку Чиновника, сидящего в тепле и жрущего коньяк. Когда ноги стали практически деревянными, из ресторана вышла пара. Мишка был облачен в зимнюю шинель с меховым воротником, а мадам Абрамова в дорогую шубу. Они медленно пошли по переулку. Кузьма вышел из подъезда и зашагал за ними. Теперь он не чувствовал холода. Снег, замерзшие ноги, ветер, заползший под легкое пальтецо, — все исчезло. Кузьму вел ни с чем не сравнимый охотничий азарт. Вот парочка дошла до дома с номером пятьдесят семь и скрылась в парадном. Вход в портновское заведение был с другой стороны, значит, они пошли домой. Дворницкую Кузьма отыскал быстро, толкнул дверь в полуподвал. И опять ему повезло. За столом дворник и городовой пили водку. Кузьма показал значок, радостно посмотрел на испуганное лицо городового и спросил: — Абрамова в какой квартире проживает?
— В четвертой на втором этаже, ваше благородие, — отрапортовал дворник.
— Значит, так, — наслаждаясь властью, испытывая то щемящее чувство, из-за которого Кузьма так любил свою работу, сказал: — Ты, братец, водку потом допьешь, живой ногой в участок.
Кузьма достал записную книжку, написал карандашом несколько слов.
![Эдуард Хруцкий - Полицейский [Архив сыскной полиции]](/uploads/posts/books/165712/165712.jpg)
