Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах
— Видите, что я хотел сказать? Они делают это специально, чтобы доставить удовольствие британским гостям. Они знают, что такое английский юмор — кувшин с водой, стоящий наверху приоткрытой двери.
Мы рассмеялись и принялись за трюфели, залпом осушив бокалы с бургундским. Под столом Вероника положила руку мне на бедро.
— Это великолепно, Оскар, — сказала она, улыбаясь ему. — Благодарю вас.
— Не нужно меня благодарить, — возразил он, — лучше скажите спасибо вашему жениху. Париж весной — его идея. Благодарите Фрейзера. Благодарите Францию. Англия обладает удивительной способностью превращать вино в воду. Здесь же все иначе.
— Вне всякого сомнения, — сказал Фрейзер, показав ряд белоснежных зубов и поднимая свой бокал. — Как далеко мы ушли от офицерской столовой в Скотланд-Ярде.
Оскар улыбнулся и вслед за Эйданом Фрейзером оглядел зал. Наконец его глаза встретились с глазами Риго. Маэстро играл на скрипке con brio[101], внимательно наблюдая за нашим столиком. Теперь нас удостоили быстрой польки, которую сменили лирические цыганские песни.
— Слушайте музыку, которая из печальной превращается в восторженную, — сказал Оскар, — Риго заглядывает в наши души, вы со мной согласны?
Позднее, в тот же вечер, когда мы с Оскаром лежали рядом в своих кроватях («Вы можете занять кровать поближе к ванной комнате, Роберт; эта привилегия должна была достаться миссис Дойл»), и в полной темноте, озаряемой лишь огоньком сигареты Оскара, тихонько, как школьники, обменивающиеся историями после отбоя, вспоминали удовольствия прошедшего вечера, я спросил у Оскара, могу ли я доверить ему тайну.
— Конечно, — успокаивающе прошептал он в ответ. — Мы в Париже. В Лондоне люди оберегают свои тайны, но в Париже становятся откровенными. Таковы правила.
— Я влюблен в мисс Сазерленд.
— И?.. — спросил он, повернув ко мне голову.
— И? — повторил я. — И ничего. В этом и состоит моя тайна.
Оскар тихонько рассмеялся. Постепенно его смех стал громче и вскоре превратился в гомерический хохот.
— Роберт, Роберт, Роберт! — восклицал он между приступами смеха и кашля. Ему даже пришлось сесть на кровати. — Это никакая не тайна! Весь мир знает, что вы влюблены в мисс Сазерленд! Сегодня вы не оценили большую часть лучшей в Париже еды из-за того, что сжимали ее руку под скатертью, в то время когда нужно было работать ножом и вилкой! Ваша любовь к мисс Сазерленд совсем не тайна!
Я чувствовал себя очень глупо и отчаянно краснел от смущения.
— Неужели это так заметно?
— Если бы вы наняли воздушный шар у месье Монгольфье и стали сбрасывать листовки о вашей помолвке на Париж, это не стало бы более очевидным.
— Вы полагаете, она выйдет за меня?
— Роберт, какой абсурд! Вы еще даже не разведены, а она помолвлена с Фрейзером. Давайте посмотрим правде в глаза — ваш брак невозможен.
— Но она бы вышла за меня, будь я свободен? И если бы она была свободна?
— О! — воскликнул Оскар, снова опускаясь на подушки. — Это уже совсем другой вопрос, Роберт. Теперь мы пытаемся заглянуть в тайну мисс Сазерленд, а не в вашу.
— Каковы ее истинные чувства по отношению к Фрейзеру?
— Хороший вопрос.
— И как Фрейзер относится к ней? Почему разрешает ей вести себя так свободно, почему все позволяет?
— Очень хороший вопрос.
Мы оба замолчали. Оскар перестал шутить и бросил горящую сигарету в стакан с водой, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Послышалось тихое шипение, и в комнате стало совсем темно.
— Так вы думаете, что она меня не любит? — прошептал я.
— Я уверен, что она испытывает к вам нежные чувства, — мягко сказал Оскар.
— Но любит ли? Она позволяет мне любить ее. Сегодня вечером она сама вложила свою руку в мою ладонь.
— Да, — все так же мягко ответил Оскар, — она поддалась искушению.
— Но почему, если она меня не любит?
— Роберт, как сказал поэт в «Сфинксе без загадки»: «Женщины созданы для того, чтобы их любить, а не для того, чтобы их понимать».
— И какой поэт это сказал?
— Оскар Уайльд, — ответил он, — один из наших любимых авторов. Я думаю, нам следует оставить за ним последнее слово, как вы считаете? Спокойной ночи, Роберт.
— Спокойной ночи.
Оскар спал крепко, я — нет. Прошло всего несколько минут после того, как мы замолчали, и я услышал жуткий храп моего дуга, напоминавший нескончаемые предсмертные стоны. Я накрыл голову подушкой и, чтобы отвлечься, попытался предаться чувственным фантазиям. У меня ничего не получилось. Я надеялся увидеть, как Вероника приближает свои нежные губы к моим, но вместо них появлялись огромные лица, жестокие и страшные, которые, точно непрошеные гости, возникали из темноты, как ночные фонари во время дождя. Я хотел смотреть на улыбающееся лицо Вероники на моей подушке; а на меня пялились слепые глаза Беллотти, перед лицом всплывали злобная усмешка О’Доннела и открытый рот Фрейзера, полный белоснежных зубов.
Наконец, через несколько долгих часов я погрузился в лихорадочную дремоту. Мне запомнился только один сон. В нем не было Вероники, Кейтлин или Марты — и даже Констанции, которая, как ни странно, часто возникала в моих снах. Мне приснился Конан Дойл, рассматривающий отсеченную голову Билли Вуда в свете газового фонаря на Тайт-стрит.
Оскар проснулся рано и, пока я спал, принял ванну, побрился и оделся. Меня разбудил его любимый аромат («Кентерберийской лесной фиалки»), я открыл глаза и увидел его крупное удлиненное лицо, склонившееся надо мной.
— Вставайте, мой друг! — воскликнул он. — Вы проспали рассвет. Еще немного, и вы останетесь без завтрака.
— У вас сегодня утром отличное настроение, — пробормотал я, натягивая одеяло на нос и глаза.
Оскар раздвинул занавески, распахнул ставни, и яркий белый свет заполнил комнату.
— Сегодня канун дня святой Батильды, — заявил он. — Мы должны отдать ей должное.
— Господи, кто такая святая Батильда?
— На небесах она одна из любимиц Всемогущего. Английская девушка, которая стала французской королевой тысячу лет назад. Ребенком ее украли пираты и продали в рабство. Когда она повзрослела, на нее обратил внимание король Хлодвиг Второй.
— А он кто такой?
— Роберт Шерард западных франков! — воскликнул Оскар, одним быстрым движением стаскивая с меня одеяло. — Король Хлодвиг не мог устоять перед стройными лодыжками. Святая Батильда — покровительница всех стройных лодыжек. Вы должны встать и поставить свечу в ее храме. Она умерла в Париже — так поступали все лучшие люди.
Я повернулся на бок и спустил ноги на холодный, как лед, пол.
— Еще слишком рано для таких шуток, Оскар, — пробормотал я. — Где мои тапочки?
— А вы обращались к святому Антонию и святой Анне?
— Вы и ваши расчудесные святые… — проворчал я.
Оскар стоял у окна и поправлял галстук, глядя в зеркало на дверце большого орехового шкафа. Он посмотрел на мое отражение.
— Тут все дело в днях святых. Роберт, — с улыбкой сказал он.
— О чем вы? — недоуменно спросил я. (Выпитое в «Гранд Кафе» вино начало сказываться.)
— О нашем деле, — ответил Оскар, поворачиваясь ко мне. — Оно связано с днями святых… и искушением. — Он распахнул шкаф, выбрал для меня рубашку, достал пальто и брюки и бросил всё мне на кровать, к изножью. — Вчерашний вечер оказался исключительно удачным с точки зрения расследования убийства Билли Вуда, — задумчиво продолжал Оскар. — Вещи, о которых я имел лишь смутное представление, вдруг стали для меня вполне понятными. Одевайтесь, друг мой. Le tout Paris nous attend![102]
Немногим позже девяти мы нашли Эйдана Фрейзера в зале с множеством зеркал, где подавали завтрак. Он сидел один за столиком, накрытым на четверых.
— Вероника уже позавтракала, — сказал он. — Она пошла прогуляться, но, полагаю, скоро вернется.
— Вы выглядите встревоженным, друг мой, — заметил Оскар, когда мы сели.
— Так и есть. Я получил телеграмму из Лондона.
— Из Скотланд-Ярда?
— Да, от Гилмора, — Фрейзер показал нам конверт.
— Плохие новости?
— Хуже не бывает Мы потеряли главного свидетеля.
— Беллотти? — спросил Оскар.
— Да, Беллотти, — кивнул Фрейзер. — Беллотти мертв.
— Мертв! — воскликнул Оскар. — Вы сказали, что Беллотти мертв?
— Да.
— Я не верю, — заявил Оскар, приложил руку ко рту и закрыл глаза. — Как такое возможно? — пробормотал он. Оскар казался совершенно ошеломленным. Наконец, он открыл глаза. — Так он мертв? — повторил Оскар. — Вы хотите сказать, его убили?
— Нет, не убили, — ответил инспектор, вытаскивая телеграмму из конверта. — Несчастный случай… складывается именно такое впечатление… или самоубийство. Он попал под поезд.
