Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах
Обзор книги Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах
Джайлз Брандрет
«Оскар Уайльд и смерть при свечах»
Посвящается С. Р. Б.
Жизнь Оскара полна сенсаций и невероятных событий. Какие возможности открываются для тех, кто будет писать мемуары в следующем столетии!
Макс Бирбом (1872–1956)Из неопубликованных мемуаров Роберта Шерарда Франция, 1939
Меня зовут Роберт Шерард, и я был другом Оскара Уайльда. Мы познакомились в Париже в 1883 году, ему было двадцать восемь, и он уже успел прославиться, мне — двадцать один, и меня не знал никто. «Вы не должны называть меня „Уайльд“, — сказал он мне в нашу первую встречу. — Если я ваш друг, Роберт, тогда для вас я — Оскар. Если же мы с вами чужие, значит, я — мистер Уайльд». Мы не были чужими, и любовниками тоже не были. Мы были друзьями. И после его смерти я стал первым и самым верным его биографом.
Я знал Оскара Уайльда и любил его. Но не сидел около его постели в жалком номере жалкой гостиницы, когда он умирал. И мне не довелось проводить к безымянной могиле одинокие похоронные дроги, на которых не лежало ни одного цветка — так что и этого благословенного утешения судьба меня лишила.
Но когда, находясь за сотни миль от Франции, я прочитал, что он умер в полном одиночестве и его бросили те, кого он всегда и неизменно одаривал своей добротой и благородством, я принял твердое решение рассказать людям всё, что я о нем знал, поведать им, каким Оскар Уайльд был на самом деле, в надежде, что моя история хотя бы немного поможет понять человека редкой души и уникального таланта.
Я пишу свои воспоминания летом 1939 года. Сегодня тридцать первое августа, и мир стоит на пороге войны, но меня это не беспокоит. Мне все равно, кто в ней победит, а кто окажется побежденным. Я уже старик, и я болен, но прежде чем умереть, твердо решил рассказать свою историю, сделать всё, что в моих силах, чтобы довести до конца мою повесть и «нанести последние мазки на портрет». В моей памяти, как в сосновом лесу на юге Франции, где тут и там попадаются огромные участки обожженной земли, зияют черные пятна и провалы. Я многое забыл и многое пытался забыть, но, верьте мне, то, что вы прочитаете на этих страницах, правда. Все годы нашей дружбы я вел дневник, где описывал события, в которых мы участвовали. Я поклялся Оскару, что буду хранить его тайну пятьдесят лет. Теперь же могу нарушить молчание и наконец поведать всё, что я знаю про Оскара Уайльда и смерть при свечах. Я должен, потому что я сохранил свои заметки об этом, я был там и я свидетель тех событий.
Добро ведь гибнет первым,
И чьи сердца, как пыль от зноя, сухи —
Сгорят как свечи.
Глава 1
31 августа 1889 года
Ярким солнечным днем в самом конце августа 1889 года мужчине лет тридцати пяти — высокому, немного полноватому и, вне всякого сомнения, вызывающе одетому — открыли дверь маленького дома с террасой на Каули-стрит в Вестминстере, рядом с Вестминстерским дворцом.
Мужчина спешил, но спешить он явно не привык, у него раскраснелось лицо, и на лбу выступили капельки пота. Войдя в дом номер двадцать три по Каули-стрит, он проскочил мимо женщины, которая открыла ему дверь, и, миновав небольшую прихожую, взбежал по лестнице на второй этаж, где на не застеленной ковром площадке имелась деревянная дверь.
Мужчина на мгновение остановился, улыбнулся, перевел дух, поправил костюм и обеими руками отбросил с лица вьющиеся каштановые волосы. Только после этого он тихонько, почти деликатно, постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату. Он отметил, что тяжелые шторы плотно задвинуты, в комнате темно и жарко, как в пекле, а воздух пропитан тяжелым запахом ладана. Когда глаза мужчины привыкли к полумраку, он увидел в свете полудюжины оплывающих свечей прямо перед собой обнаженного юношу лет шестнадцати с перерезанным от уха до уха горлом.
Мужчину звали Оскар Уайльд, он был поэтом и драматургом, литературной знаменитостью своего времени. Убитый юноша, Билли Вуд, зарабатывал на жизнь проституцией и не представлял собой ничего интересного.
Я не был рядом с Оскаром, когда он обнаружил зверски убитого Билли Вуда, но через несколько часов мы встретились, и я стал первым, кому он поведал о том, что увидел душным днем в комнате с задвинутыми шторами на Каули-стрит.
Вечером того же дня мой знаменитый друг ужинал со своим американским издателем, и мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его клубе «Албемарль» на Албемарль-стрит, двадцать пять, что неподалеку от Пикадилли. Я говорю «его клуб», хотя на самом деле это был и мой клуб тоже. В то время в «Албемарль» с радостью принимали молодых людей: юных леди, которым уже исполнилось восемнадцать, — можете себе представить! — и джентльменов двадцати одного года и старше. Оскар предложил мне стать членом клуба и с характерной для него щедростью заплатил вступительный взнос в размере восьми гиней, а затем ежегодно, до самого заключения в тюрьму в 1895-м, вносил пять гиней членских взносов. И всякий раз, когда мы с ним встречались в «Албемарле», стоимость всего, что мы выпили и съели, записывали на его счет. Он называл его «наш клуб», однако я считал «Албемарль» клубом Оскара.
В тот вечер он опоздал на нашу встречу, что было совсем на него не похоже. Оскар любил напускать на себя апатичный вид и изображать бездельника, но, как правило, если договаривался с кем-то встретиться, приходил вовремя. Он редко носил часы, однако впечатление складывалось такое, что он всегда знал, который сейчас час. «Я не могу не помогать своим друзьям в нужде, — говорил он. — И не должен заставлять их ждать». Все, кто его знали, подтвердят, что он являл собой образец безграничной учтивости и уважительного отношения к другим людям. Даже в минуты величайшего напряжения его манеры оставались безупречными.
Оскар пришел только после того, как часы пробили четверть двенадцатого. Я сидел в курительной комнате в полном одиночестве, удобно устроившись на диване перед камином. По меньшей мере четыре раза я пролистал вечернюю газету и не понял ни единого слова, потому что мои мысли были заняты совсем другими проблемами. (В тот год распался мой первый брак; я предпочел свою подругу Кейтлин жене Марте — но Кейтлин сбежала в Вену! Как любил говорить Оскар: «Жизнь — это кошмар, который не дает нам спокойно спать по ночам».)
Когда он быстрым шагом вошел в комнату, я уже почти забыл, что ждал его. Подняв голову, я увидел, что он на меня смотрит, и был потрясен его ужасным видом: Оскар показался мне невероятно измученным, под глазами его залегли темные круги. Не вызывало сомнений, что он не брился с самого утра, однако сильнее всего меня поразило то, что он не переоделся к ужину и остался в своем будничном костюме, который сам придумал: из толстого синего сержа[2] с таким же жилетом, застегнутым до самого верха, там взгляд притягивал крупный узел ярко-красного галстука. По представлениям Оскара — вполне консервативный наряд, но на самом деле он выглядел слишком экстравагантно для данного времени года.
— Мне нет прощения, Роберт, — сказал он и повалился на диван, стоящий напротив того, на котором сидел я. — Я опоздал почти на час, а ваш стакан пуст. Хаббард! Принесите, пожалуйста, мистеру Шерарду шампанского. Нет, лучше бутылку для нас обоих.
Я уже давно пришел к выводу, что люди делятся на два типа: одни пытаются поймать взгляд официанта, другие никогда этого не делают. Всякий раз, когда я появлялся в «Албемарле», официанты мгновенно бросались врассыпную, но когда приходил Оскар, кружили около него, готовые исполнить любое желание. Они уважали его, потому что он давал им чаевые, достойные принца, и относился к ним как к союзникам.
— У вас был тяжелый день, — улыбнувшись другу, сказал я и отложил газету.
— Вы очень добры ко мне, Роберт, и я благодарен, что вы не ругаете меня за опоздание, — ответил Оскар, тоже улыбнувшись, откинулся на спинку дивана, закурил и бросил спичку в камин. — У меня действительно выдался трудный день, — продолжал он. — Сегодня я познал огромное удовольствие и испытал страшную боль.
— Расскажите, — попросил я.
Я попытался произнести эти слова легко и ненавязчиво, потому что хорошо знал Оскара. Для человека, который, в конце концов, пал жертвой чудовищной неосмотрительности, он был исключительно сдержан и неболтлив. Оскар делился своими тайнами, только если на него не давили и не вынуждали их открыть.
— Я расскажу сначала про удовольствие, — ответил он. — Боль подождет.
Мы замолчали, когда Хаббард принес шампанское и принялся обслуживать нас с угодливой церемонностью (Боже праведный, как же медленно он все делал!). Когда он ушел, и мы снова остались одни, я ожидал, что Оскар приступит к своему рассказу, но он отсалютовал мне бокалом и посмотрел на меня отсутствующим взглядом уставшего от жизни человека.
