Искусство французского убийства - Кембридж Коллин

Не в силах говорить, я кивнула. Я ждала, что меня еще раз отчитают, но этого не произошло. Инспектор встал и почти мягко проговорил:

– Позволите вызвать машину, чтобы вас отвезли домой, мадемуазель?

Я не знала, где сейчас Марк и сможет ли он уйти со мной, и кивнула.

Я подозревала, что увиденное в переулке я забуду не скоро, но мне все равно не терпелось отсюда уехать, оказаться дома и лечь спать. Долгий и напряженный день закончился самым ужасным событием, какое только можно себе представить. Мне больше не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать.

И только когда моя голова коснулась подушки, я вспомнила слова дедушки и дяди Рафа: кто-то получит пулю в голову.

Или в сердце.

Глава шестнадцатая

Я пыталась убедить себя, что не делаю ничего плохого, разыскивая «Ла Соль» в телефонном справочнике.

Тогда зачем я притащила справочник к себе в спальню, чтобы сделать это… тайком?

Мне было любопытно, что это за место. Это заведение посещали не только молодая француженка и полька, но и американский врач, талантливый актер и сотрудник посольства – и кто знает, кто еще из всей этой тусовки.

А еще я не знала, что такое кальян, и была заинтригована. Вряд ли это было жаргонное слово для обозначения проститутки.

Я нашла «Ла Соль» рядом с площадью Пигаль на Монмартре, недалеко от квартиры Терезы, в которой я побывала. Если бы я решила не тратиться на такси, то рядом находилась станция метро.

Я собиралась отправиться в «Ла Соль» сегодня днем и посмотреть, что это за заведение и как оно выглядит снаружи. О моих планах никто не знал, даже Джулия, так что не было нужды опасаться, что кто-то снова попытается меня сбить.

Я пообещала себе, что просто пройдусь по той улице, а если воспользуюсь такси, то и вовсе обернусь за час.

По субботам учеников у меня не было. Выходные Джулия обычно проводила с Полом, так что идти на рынок мы сегодня не договаривались. Еще не было и полудня – я спала беспокойно и рано встала, потом попробовала еще немного поспать, прежде чем мои дедушки встанут и начнут задавать вопросы о том, что произошло ночью.

Я не знала, как сообщить им о том, что убили еще одного человека, имеющего отношение к театру. Я боялась, что дедушка попросит меня остаться дома и не работать сегодня в гардеробе, а если бы он это сделал, я вряд ли смогла бы его ослушаться.

Поэтому я решила, что будет лучше, если дедушка и дядя Раф не увидят меня до тех пор, пока я не вернусь с площади Пигаль. Я взглянула на часы у своей кровати и увидела, что как раз около полудня. Я могла вернуться к двум часам – даже раньше, если взять такси.

Я надела пальто, а когда достала перчатки – по одной из каждого кармана, на пол выпали какие-то бумажки. Я наклонилась их поднять, слегка поморщившись из-за больного колена, и нахмурилась. У меня в руках оказался сложенный листок бумаги, а также квитанция о получении пальто из театра, которая, как я знала, лежала в сумочке Терезы. Но что это за бумажка?

Мне потребовалось всего мгновение, чтобы осознать, что произошло. Когда вчера я попала на велосипеде в аварию, мои вещи разлетелись во все стороны. Люди собирали их и передавали мне, а я не глядя запихивала в карманы, в том числе квитанцию и эту бумагу, которая сильно помялась в кармане. Я догадалась, что это закладка из книги Терезы «Десять негритят». Других вариантов просто не было.

Я могла бы ее выбросить, даже не взглянув. Но, конечно, я этого не сделала: я ее развернула и от удивления перестала дышать.

Это была написанная от руки записка. Я не сомневалась, что написана она по-русски.

Записку на русском языке Тереза Лоньон использовала в качестве закладки… из чего следовало, что она умела читать и, возможно, писать на этом языке. Тем не менее я не знала, как тот факт, что она знала русский, мог быть связан с ее смертью.

Однако в моей памяти всплыло все, что дедушка и дядя Раф говорили о шпионах. И хотя казалось, что связывать Терезу Лоньон со шпионажем времен холодной войны или любым другим шпионажем – слишком резкий шаг, я не могла избавиться от этой мысли. Я чувствовала, что мой мозг вот-вот взорвется от всех этих гипотез.

Что, если она была шпионкой? Общение с группой американцев – отличный способ получать нужные сведения.

Но она работала в гардеробе в театре, а это совсем не то место, где можно получить секретную информацию. Люди приходили, молча сидели в зрительном зале и смотрели спектакль. Они не сидели и не беседовали, разглашая государственные тайны, как это происходило бы в ночном клубе или кафе.

Но уже тогда мне пришло в голову, что между сотрудником посольства США (мистером Хейсом), который мог обладать секретной информацией, и Терезой Лоньон есть связь, хотя и очень слабая. Мало того, что они оба, похоже, бывали в «Ла Соль», так он еще и посещал театр…

Тут я поняла, что видела его в театре после убийства Терезы. Конечно, он не стал бы смотреть спектакль дважды, так что возможно, когда она была жива, его там не было. Не исключено, что никакой связи и нет. И все же… у меня никак не получалось отмахнуться от этой идеи. В конце концов, мне показалось, что я видела его на спектакле и во второй вечер, когда работала в гардеробе. Но зачем ему приходить и смотреть пьесу больше одного раза, если только он не большой поклонник Агаты Кристи?

Если только это не было прикрытием для встречи с любовницей…

Я внимательнее пригляделась к незнакомым буквам кириллицы и увидела на некоторых из них мельчайшие помарки, кляксы – такие обычно оставляет на бумаге левша, размазывая рукой свежие чернила. Я почувствовала себя настоящим Шерлоком Холмсом и удовлетворенно кивнула. Я знала, что Тереза – левша, и могла смело предположить, что записку написала она.

Было ясно одно: мой внутренний бесенок не оставит меня в покое, пока я не выясню, что написано в этой записке. Текст напоминал список продуктов. Но вдруг это ключ к разгадке и укажет на того, кто ее убил?

К сожалению, я не знала никого, кто говорил бы по-русски.

Я сунула записку в карман и едва не выбросила квитанцию на пальто, но что-то меня остановило. Если она лежала в сумочке Терезы, то она, должно быть, оставила пальто в театре. Хотя для меня было загадкой, зачем ей понадобился такой талон – она-то точно знала, какое пальто ее. Если только это талон не на ее пальто, а на пальто другого человека. Я вспомнила, что когда работала в гардеробе, к концу вечера там оставалось по меньшей мере три или четыре пальто. Возможно, это были даже одни и те же пальто; честно говоря, я к ним не присматривалась. Когда я взглянула на талон, по моей спине пробежал холодок: номер тридцать пять. Такое я запомню.

Я сунула квитанцию в карман юбки, где уже лежал мой швейцарский нож. Я собиралась как можно скорее просмотреть оставшиеся пальто в поисках тридцать пятого номера. Может быть, я зайду в театр после того, как съезжу в «Ла Соль». Вдруг там окажется кто-то, кто меня впустит, хотя была суббота и никто не должен был появляться там до пяти часов.

Меня вдруг осенило. Какая же я глупая! Джонни Кантрелл – режиссер-постановщик и сценограф – был убит прошлой ночью там же, в театре. Наверняка сегодняшний спектакль отменят, и даже Горгона не станет возражать. А значит, я не увижу эти оставленные пальто в течение нескольких дней.

Гм-м. Интересно, у Дор есть ключ от кинотеатра? Возможно, стоит позвонить ей и спросить.

Я намеревалась проскользнуть вниз по лестнице мимо гостиной в надежде, что дедушка и дядя Раф меня не заметят. У них был не самый острый слух, и я подумала, что смогу использовать эту особенность в своих интересах. Я могла бы подойти к телефону на кухне и позвонить Джулии.

Но когда я на цыпочках спускалась по лестнице и уже собиралась пройти мимо гостиной и спуститься на первый этаж, меня засек Оскар Уайльд. У этого пса был исключительный слух.

Он выскочил из гостиной, тявкая, подпрыгивая и пританцовывая передо мной, требуя внимания и угощений и одновременно предупреждая дедушек, что их подстерегает опасность – в виде moi [69]. И неважно, что я жила в этом доме и он видел меня каждый день. Мистер Уайльд лаял на всех подряд.