Лев Портной - Акведук на миллион
— Рябченко, маменька, — поправила Лизанька старую графиню.
В глазах кузины сверкали лукавые огонечки. Она полагала, что вся эта история не более чем похождение на любовном фронте. Но мне стало не до смеха. То, что я разгуливаю по Москве под чужой личиной, раскрыто. Мысленно похвалил я себя за то, что не вернулся во дворец градоначальника. Но и здесь задерживаться было нельзя. И словно чтобы усилить мои опасения, старая графиня воскликнула:
— Господи! Какой скандал! Какой ужас! Что теперь скажет княгиня Марья Алексеевна?!
— Помилуйте, тетушка, а при чем здесь Марья Алексеевна? — взмолился я.
— Как это при чем?! — с язвительной усмешкой промолвила старая графиня, наслаждаясь тем, что проняла меня. — Вы, Рыбченко вы мой, может, полагаете, что живете в пустыне, мнение людей вас не тревожит? Так и подите прочь в таком случае!
Последнюю фразу Мария Никаноровна произнесла с трагическим пафосом и застыла в театральной позе. Ожидалось, что я преклоню колени, раскаюсь и стану испрашивать извинения, а она разыграет сцену назидания и прощения. Но я повернул сюжет в другое русло.
— Ах так?! — вскрикнул я. — Воля ваша, тетушка! Честь имею! Жан, решай, ты со мною или останешься здесь.
— Я… я… — промямлил французишка, не ожидавший, что придется оторваться от персей. — Я с вами, барин-с…
Он ущипнул напоследок девицу, подхватил Нуара и двинулся за мною к выходу. Кот истошно мяукал, убеждая мосье Каню, что тот совершает роковую ошибку.
Тетушка посылала вслед страшные проклятия, Лизанька плакала.
— Простите великодушно, я ничего не слышу! Не могу разобрать ваших слов! — крикнул я на прощание.
Егорыч проводил нас на крыльцо.
— Сударь, барин, — промямлил французишка. — Мне надобно-с собрать вещи…
— Собрать вещи, — передразнил я. — Ты, значит, каналья, успел обустроиться со всей обстоятельностью!
— Полагал, что вы освободитесь нескоро-с, — признался Жан.
— Вот каналья! Ты, значит, рванул в Москву к моей тетке, едва узнал, что я угодил в крепость!
— Помилуйте, сударь, барин, я бы пропал-с один! — взмолился мосье.
— Ладно, — махнул я рукой. — За вещами пришлем. Ну, Егорыч, до свидания. Носа не вешай. Тетушка долго сердиться не будет. Пойдем, Жан, на Покровку, возьмем извозчика. И объясни-ка, что здесь произошло? Что за мамзель так рассердила графиню?
— Да-да, она представилась графиней де ла Тровайола, — ответил Жан. — Я как раз и пытался намекнутьс вам-с.
— Намекнуть?! От твоих намеков у тетушки полон двор бастардов скоро будет!
Я уже и сам догадывался, что это была Алессандрина, но ума не мог приложить, как она оказалась в Москве. Одно радовало: теперь я знал, что она разминулась с убийцами.
— А что это тетушка несла по поводу Рябченко? — спросил я.
— Графиня де ла Тровайола сказала-с, что вы представляетесь-с этим именем-с, — объяснил Жан. — И по секрету от вашей тетушки она сказала, что это опасно-с, что этот Рябченко-с убит-с. И вы сильно-с рискуете!
Теперь все встало на свои места. По неизвестной пока причине Алессандрина отправилась за мною вдогонку, по пути узнала о смерти Петруши и спешила предупредить меня. Из добрых побуждений она рассказала Марии Никаноровне о грозившей мне опасности.
— Кстати, Жан, а при чем здесь Мария Алексеевна? — поинтересовался я. — Ты помнишь, тетушка очень переживала, что скажет княгиня! Или она присутствовала при появлении графини де ла Тровайола?
— Нет-нет, сударь, никакой княгини-с я не видел-с. Думаю-с, графиня Неверова намерена сама обсудить случившееся с княгиней-с…
— Зачем? — с досадой промолвил я.
— Как говорил-с Пиррон, женщины умеют хранить секреты-с самое большее двое суток-с, — ответил Жан и добавил: — Ох, барин, а труба-то у графини-с Неверовой осталась!
— Какая еще труба?
— Труба для оркестра-с роговой музыки-с, — пояснил Жан. — Ее графиня де ла Тровайола с собой-с принесла. Да и забыла-с!
— И черт с ней, с трубой! — буркнул я.
— А графиню Егорыч в Стасовское подворье-с[30] проводил. Там-с она и остановилась. Это два шага-с, тут на Покровке-с.
— Это самое ценное, что ты поведал, — сказал я. — А то Пиррона еще приплел! Веди давай!
Через несколько минут мы оказались возле двухэтажного здания с шестиколонным портиком. Улица перед ним оказалась завалена чурками для топки печей. Два мужика ругались над опрокинутой телегой. Чтобы пройти внутрь, пришлось перелезать через дрова.
— Здесь остановилась графиня де ла Тровайола? — я счел за лучшее представиться новым именем. — Немедленно доложите ей, что прибыл граф Розьер.
Половой смерил меня насмешливым взглядом. Не верил, подлец, ни в ее, ни в мое графское происхождение. Он послал мальчишку на второй этаж. Тот быстро вернулся и сообщил, что графиня ждет меня незамедлительно.
— Жан, оставайся здесь, выпей покамест кофия и накорми чем-нибудь кота, — велел я, отправляясь вслед за мальчишкой.
Через несколько мгновений я сжимал в объятиях Алессандрину.
— Это ты! Ты! — восклицала она.
— Нет, граф Розьер, — усмехнулся я.
Мальчишка по приказу графини зажег свечи в номере и, получив от меня гривенник, удалился.
— Как ты здесь оказалась? — спросил я.
— Андрэ! — страшным шепотом сказала Алессандрина. — Племянник петербургского генерал-губернатора убит!
— Я знаю.
Она догадалась, что я знал об убийстве еще до встречи с графиней Неверовой.
— Это ты его убил? — потерянным голосом спросила Алессандрина.
— О господи! — всплеснул я руками. — Алессандрина, откуда такие мысли?! Мы вернулись в Тосну, потому что я забыл документы, и застали Рябченко и почтового комиссара уже мертвыми. А ты? Как ты оказалась в Москве?
— Отъехала от Тосны и поняла, что возвращаться в Санкт-Петербург глупо. Император со всею свитой собирался в Москву. Сыскать у него защиту от гнева фельдмаршала Каменского быстрее будет в Москве во время торжества по случаю открытия водопровода. В Тосне я застала жуткую картину…
— Я знаю, все видел, — прервал я Алессандрину.
Одета она была в нелепое старомодное платье. Заметив мой взгляд, графиня смутилась и промолвила:
— Не смейся. Это все, что я успела приобрести. Не могла же я и дальше щеголять в мужском костюме! Я не нравлюсь тебе в этом платье?
— Зато без него нравишься! — ответил я и пошел в наступление.
— Господи! Если б ты знал, как я ругала себя по дороге в Тосну, что сразу же не отправилась вместе с тобою, — шептала графиня, пока я боролся с платьем. — А когда увидела трупы, не знала, что и думать…
— И первым делом подумала на меня, — попрекнул я графиню, увлекая ее в постель.
Потом, торопясь и перебивая друг друга, мы поведали друг другу о своих злоключениях. Общим и самым загадочным в обеих историях оказались убийства Рябченко и почтового комиссара. Выходило, что графиня вернулась в Тосну, едва мы покинули трактир.
— Решительно, эти убийства совершены не ради ограбления, — проговорил я. — Грабитель мог затаиться, когда на станции появились трое господ и еще ямщик. Но одинокая путешественница могла стать легкой добычей…
Алессандрина поежилась, и я покрепче прижал ее к себе.
— Со мною тоже был ямщик, — возразила она. — Но ты прав: Рябченко убили те, кто боялся проверки.
— А Чоглоков? Приняв меня за ревизора, он всучил мне взятку. Какой смысл подкупать того, кого замыслили убить?
— С Чоглоковым все совершенно понятно, — промолвила графиня. — Он ни малейшего понятия не имел о готовящемся убийстве. Нет-нет, Рябченко убили не те, кто разворовывал казну, а те, кто готовил заговор.
— Heus-Deus! — Я хлопнул себя по коленям. — Эх, граф, как это глупо!
— Ты о чем? — спросила Алессандрина.
— Я потратил целый день на осмотр водопровода, а нужно было засесть за изучение финансовых документов. Раз заговорщики убили ревизора, значит, боялись, что какие-то важные улики обнаружатся в отчетах!
— Но может, еще есть время…
— Эх! — Я подпрыгнул с постели. — Пожалуй, встряхну-ка я Городца посильнее.
— Кого?
— Арсений Городец — экзекутор Московской казенной палаты, — пояснил я. — У него хранятся все отчеты о строительстве водопровода.
— Я с тобою! — воскликнула графиня. — Даже не думай перечить! Больше не отпущу тебя одного!
Я поднял с пола платье и подал ей, но Алессандрина повесила его на спинку стула. Она достала из гостиничного комода черный костюм воздухоплавателя и надела его.
— Карету нам не подадут, а по осенней грязи сподручнее разгуливать в этом, — заявила графиня.
Мы спустились вниз, и я растолкал французишку, дремавшего внизу на лавке.
— Жан! Мы уезжаем! Едем в Садовники.
— Но что за спешка, сударь?! — всполошился он.
