Фрэнк Толлис - Смертельная игра
Кэтрин замолчала.
— Что произошло потом?
— Вспыхнула молния, — продолжала Кэтрин. — И я увидела корзинку с вышиванием и ножницы. Он был так поглощен обслюнявливанием и тисканием, что можно было легко до них дотянуться. «Убей его, — сказала я. — Возьми ножницы и вонзи их ему в спину». Но Амелия не двинулась. Я слышала, как она сказала: «Нет, я не могу». Я стала ее уговаривать: «Ну же, давай, ты должна это сделать». Она снова сказала: «Не могу». Ее рука не двигалась. Тогда я сказала: «Ладно, тогда я сделаю это, если ты не можешь». Когда я взяла ножницы, герр Шеллинг вдруг отодвинулся. Снова вспыхнула молния. Стоя на коленях, он смотрел на меня. Потом опять стало темно, но эта картина до сих пор у меня перед глазами. Очертания головы, плеч, заостренные кончики его усов. Я села и ударила ножницами… Было слышно, как он ловит ртом воздух. Я почувствовала его сопротивление и ударила сильнее. Он выругался, а потом скатился с кровати. Дверь открылась и с грохотом закрылась… он ушел. Я положила ножницы обратно в корзинку и натянула одеяло до подбородка. За окном лил дождь, барабанил по крыше и шлепал по мокрым тротуарам внизу. Вдруг мне стало плохо, я почувствовала, что устала и совсем обессилела.
Кэтрин зевнула, прикрыв рот ладонью.
— Ты и сейчас чувствуешь себя уставшей?
— Немного…
— Тогда спи, — сказал Либерман. — Ты здесь в безопасности, Кэтрин. Закрой глаза, и очень скоро ты уснешь.
Веки Кэтрин задрожали, и через несколько мгновений ее дыхание стало размеренным. Либерман замер, наблюдая за своей спящей пациенткой.
— Доктор Либерман?
Он вздрогнул от неожиданности. Глаза Амелии Лидгейт снова были открыты.
— Доктор Либерман, — повторила она. — Пожалуйста, можно мне стакан воды? Я очень хочу пить.
Она говорила по-немецки.
35
Третья комната для приемов резиденции фон Рат предназначалась для меньшего количества гостей, чем первая и вторая, но все равно по общепринятым стандартам она была огромной. Потолок украшал великолепный плафон в классическом стиле, изображавший играющих на дудочках пастушков, танцующих с нимфами под дымчато-голубым небом. С двух сторон комнаты располагались камины из красного мрамора с высокими позолоченными французскими зеркалами, а все стены были увешаны старинными гобеленами. Вдоль длинного ряда окон со ставнями на малахитовых постаментах красовались бюсты древних философов и богов, которые смотрели на собравшихся людей невидящими глазами.
Брукмюллер зажег все свечи в канделябре и поставил его за спиной своей невесты. Затем он сделал знак Хёльдерлину погасить газовые лампы. Комната сразу сжалась, центр ее превратился в круг трепещущего света среди огромного темного пространства.
Оба мужчины вернулись к столу. Козима фон Рат внимательно осмотрела своих гостей. Несколько месяцев прошло с тех пор, как они в последний раз присутствовали на сеансе у фройляйн Лёвенштайн, но эти люди выглядели точно так же, кроме, может быть, графа, сильно припухший глаз которого все старались не замечать.
Слева от нее сидел Брукмюллер, затем Уберхорст, нервно сцеплявший и расцеплявший свои тонкие маленькие пальцы. Дальше сидел граф и — прямо напротив хозяйки — Натали Хек, чьи широко открытые глаза стали черными, как уголь. Справа от Козимы сидели Хёльдерлины: сначала Юно, беспрестанно моргающая, и Генрих, на лице которого застыло торжественное выражение. Заметно недоставало Брауна — красивого молодого художника.
Пышная фигура Козимы отбрасывала огромную тень на полированную поверхность круглого стола. Блестящие плитки с буквами в алфавитном порядке и цифрами от нуля до девяти — все написанные готическим шрифтом — располагались одинаковыми дугами. Ниже находились четыре плитки покрупнее со словами «Да», «Нет», «Может быть» и «Прощайте». В центре стола стояла деревянная дощечка в форме сердца на трех маленьких колесиках.
— Все готовы?
Присутствующие шепотом выразили свое согласие.
— Тогда начнем.
Козима положила толстый палец на дощечку, и все по очереди сделали то же самое.
— Мы собрались здесь сегодня, чтобы выяснить, что произошло с нашими друзьями Шарлоттой Лёвенштайн и Отто Брауном. Если здесь присутствует добрый дух, который может помочь нам в этом, пусть он объявится.
Дощечка не двинулась.
Полная грудь Козимы поднялась и опустилась при вздохе. На ее анкхе сверкнул драгоценный камень.
— Именем Исиды и Осириса, Адоная, Элохима, Ариэля и Иеговы мы смиренно просим вас, великие духи, обладающие бесценным Сокровищем Света, пожалуйста, помогите нам.
Повисла гнетущая тишина.
— Ни у кого из нас нет силы, — произнес Заборски с присущей ему резкостью.
— Мой дорогой граф, — сказала Козима, повернув свое плоское круглое лицо к эксцентричному аристократу, — никто из нас, конечно, не обладает особым даром фройляйн Лёвенштайн, но…
— Нам нужен ясновидец, — перебил он. — Настоящий.
— Если мы искренни в наших желаниях, — продолжала Козима, игнорируя слова Заборски, — то духи помогут нам.
Оглядев собравшихся, она добавила:
— Пожалуйста, давайте все сосредоточимся. Думайте о фройляйн Лёвенштайн и откройте свои сердца воздействию высших сил. Придите, благословенные духи, придите к нам… — Голос ее стал выше и задрожал под влиянием эмоций. — Придите, духи, придите…
Дощечка дрогнула и сдвинулась на дюйм.
Натали Хек открыла рот от удивления и бросила косой взгляд на графа Заборски.
— Вот, видите! — воскликнула Козима с упреком. — Они здесь… духи пришли.
Граф казался равнодушным.
— Кто ты? — продолжала Козима. — Кто ты, о дух, ответивший на наш призыв?
Дощечка покрутилась немного на месте и двинулась к первой дуге с буквами. Острый край сердца, служивший указателем, остановился под буквой «Ф». После короткой паузы дощечка показала буквы:
ЛОРЕСТАН— Флорестан, — сказала Козима, сияя от радости. — Приветствуем тебя, Флорестан, обладающий сейчас бесценным Сокровищем Света. Кем ты был, Флорестан, когда ты находился в человеческом облике?
Дощечка показала:
ДИРИЖЕР— Где ты жил?
ЗАЛЬЦБУРГ— Когда ты ушел из царства материального?
1791— Ты поможешь нам, Флорестан?
ДА— Благословенный дух, уже две недели, как наша дорогая сестра Шарлотта Левенштайн покинула этот мир. Она хочет с нами пообщаться?
Дощечка не шевельнулась.
— У нее есть для нас какое-нибудь сообщение?
Ничего.
— Мы можем с ней поговорить?
Опять никакого движения.
Заборски фыркнул и сказал тихо:
— Этот Флорестан слишком слаб. Нужно вызвать более мощного духа.
— Дорогой граф, — сказала Козима, стараясь изобразить улыбку, — мы должны выказывать уважение всем посланникам светлого мира.
Фрау Хёльдерлин, сидящая рядом с Козимой, повернулась к ней и шепнула:
— Спросите еще раз.
— Флорестан, — позвала Козима, голос ее все еще дрожал, — Шарлотта Лёвенштайн хочет поговорить с нами?
Тишина.
— Спросите его, что случилось, — прошипела фрау Хёльдерлин. — Спросите, что с ней случилось?
— Шарлотту Лёвенштайн забрали… — осторожно начала Козима, — высшие силы?
Дощечка двинулась по кругу и остановилась недалеко от того места, где была в самом начале.
ДА— Первого ранга?
НЕТ— Второго?
НЕТ— Третьего? — От недоверия сопрано Козимы фон Рат перешло на невозможно высокий регистр звучания.
Дощечка покатилась по столу к соответствующей плитке.
ДАСобравшиеся начали перешептываться.
— Но почему? — вскрикнула Козима.
Шепот затих, и дощечка снова поехала к буквам и показала:
ГРЕХ— Какой грех?
ТЩЕСЛАВИЕТолстая шея Козимы задрожала от волнения, и она спросила:
— Она пыталась управлять высшими силами?
ДА— Зачем?
Дощечка не ответила, и комната опять погрузилась в тишину.
— Зачем она это делала? — повторила Козима.
Дощечка не шелохнулась.
— Где она? — продолжала Козима. — Куда ее забрали?
Ничего.
— А что насчет Отто? — сказала Натали Хек. — Спросите, что случилось с ним.
Кивком головы показав, что услышала ее, Козима спросила:
— Флорестан, а где герр Браун?
И снова ничего.
— Герра Брауна тоже забрали?
Дощечка дрогнула и медленно подкатилась к ответу
НЕТ— Он жив?
