Дарья Донцова - Бабочка в гипсе
– Есть еще один вариант! – воскликнул Макс. – Нине действительно понадобились деньги, она знала, как связаться со вторым фигурантом, обратилась к нему и предложила продолжить партию. Ну-ка, вспомни ход игры, в которой участвовал Филипп. Убит Фомин, в ответ убрали Агатова, застрелена Наталья Иванова, убран Юрий Бляхин, застрелен Игорь Савиных – и тут Медведева арестовали. Теперь же, спустя довольно большой срок, погибает Маргарита Подольская. А мы знаем, что кон начинается с «шестерки». Да, Рита Подольская не очень умна, нигде не работала, жила на средства, оставленные покойным мужем, но ее никак нельзя считать самой маленькой «картой». Маргарита ходила по тусовкам, ее фото изредка появлялись в гламурных журналах, она член нескольких благотворительных обществ, которые собирают деньги то ли для сохранения популяции пингвинов на Волге, то ли для обезьянок, оставшихся сиротами. Нет, она похожа на даму. Следовательно, игра продолжается. Подольской «побили» Савиных. Чтобы вызволить мужа, Нина вступила в игру.
– Что-то тут не так, – пробормотала я.
– И что же? – нахмурился Макс.
– Пока не знаю, – честно ответила я. – Нина не показалась мне женщиной, которая способна убить человека.
– Валентине она отстрелила ухо, – напомнил Макс, – а потом продемонстрировала впечатляющий фокус с шоколадкой.
– И тем самым дала понять: снайпер, столь виртуозно владеющий оружием, легко мог попасть Вале между бровями, – возразила я, – но пострадало лишь ухо.
– Валентина в коме, – напомнил Макс.
Я встала:
– Уверена, Нина не хотела убивать бывшего прокурора, и она не планировала нанести Рублевой смертельную травму. Стойкая потеря сознания у Вали – это случайность.
– Подольская в морге, – не успокаивался Макс.
– Вероятно, ее убил второй игрок, впрочем, не знаю, – пробормотала я. – Извини, я хочу съездить к Марине, которая живет в квартире у бывшего вора в законе Ковригина. Тимофей Пантелеймонович помогал Силаевой, ему есть что рассказать.
– Не буду тебя останавливать, – сказал Макс, – но типы, подобные Ковригину, обычно не откровенничают. Деда в прошлые времена не сломали ни опера, ни следователи.
– По крайней мере, я потом утешусь мыслью, что предприняла попытку, – улыбнулась я, – вдруг да повезет?
– Попробуй, – кивнул Макс. – Вот, держи.
Я взяла у него коробочку, схожую с пачкой сигарет:
– Что это?
– «Большое ухо», – засмеялся Макс, – поставь себя на место Марины. Она знает Тимофея, иначе бы не очутилась в его квартире. Дед наш не прост, сам почему-то в «однушке» не живет. Небось строго предупредил жиличку: «Обо мне никому ни гугу». И тут заявляется бабенка с вопросами. Как ты поступила бы, будь Мариной?
Я начала фантазировать:
– Придумаю достойную историю. Дескать, нашла объявление в Интернете и договорилась, отдала все деньги за год вперед и живу, с хозяином не общаюсь, единственная наша встреча была в «Веселом бургере» в центре Москвы. Внешности его не помню. Ну и так далее.
– Но тетенька не отстает, – прищурился Макс, – прилипла, словно кусок скотча.
– Отделаюсь как-нибудь!
– А потом?
Я призадумалась:
– Позвоню Ковригину и расскажу ему о визите.
– Во! – обрадовался приятель. – Самое оно! Девяносто девять девушек из ста кинутся к трубке, едва настырная мадам покинет квартиру. И тут начинается самое интересное. Какая у Марины входная дверь?
– Вроде обычная, – удивилась я, – ее не меняли после въезда.
– Включаешь «Большое ухо», – потер руки приятель, – прикладываешь его к двери и видишь на экране номер, который набрала Марина. Определить, кому он принадлежит, проще, чем чихнуть.
– Такое возможно? – усомнилась я.
– Позвони кому-нибудь.
Я потыкала пальцами в кнопки, тщательно пряча трубку от глаз приятеля.
– Мопсино, – сообщил тот, глядя на экран, – я номер наизусть помню.
– Работает, – удивилась я.
– А ты сомневалась?
– Немного, – призналась я, – больше не буду.
– Радиус действия у «Большого уха» невелик, – продолжал приятель, – но и квартирка маленькая, будем надеяться, что Марина не убежит звонить на балкон.
На сей раз дверь мне открыла худенькая девочка с волосами ядовито-синего цвета.
– Ну? – перекатывая во рту жвачку, спросила она. – Чего надо?
– Позовите, пожалуйста, хозяина.
– Чего надо? – не сменила тона девица.
– Я ищу Тимофея Пантелеймоновича Ковригина, он здесь прописан.
– И че? – не смутилась девушка.
– Когда он придет?
– Он тут не показывается.
– Дайте, пожалуйста, его координаты.
– А нету, – нагло соврала безобразница, – я ваще его не знаю. Квартира моя.
– Только что вы сказали: «Он здесь не показывается». Зачем старику сюда ездить, если квартира чужая? – Я решила прижать девчонку.
– Ты ваще кто? – гнусаво спросила нахалка.
Я поняла, что настал час решительных действий:
– Принесла Ковригину повестку в суд.
Марина вылупила глаза:
– Вау! За что?
– Не имею права разглашать тайну следствия, – понизив голос, сообщила я. – Если Тимофей Пантелеймонович не явится, его арестуют за неуважение к суду.
Жиличка начала переминаться с ноги на ногу:
– Ладно. Давай бумагу.
– Положено отдать лично в руки самому Ковригину, под подпись, – не сдалась я.
– Ну и катись отсюда, – обозлилась Марина.
– Ладно, – смиренно кивнула я. – Мне-то, в конце концов, по барабану, если его накажут. Вот захочет он в Турцию поехать, а на паспортном контроле его тормознут, нынче с нарушителями строго.
– Да пошла ты! – заорала девица и захлопнула дверь.
Я живо приложила к створке коробочку и спустя полминуты увидела в окошке цифры. «Большое ухо» сработало безотказно. Очень тихо я спустилась по лестнице, вышла на улицу и по дороге к машине позвонила Максу. Тот быстро определил местонахождение человека, которому трезвонила Марина:
– Хромов переулок, дом два, квартира сорок семь. Принадлежит некой Севрук Ирине Павловне.
Я глянула на часы. Время позднее, но придется наплевать на приличия.
Подъезд здания в Хромовом переулке был заперт. Я позвонила в домофон и услышала голос:
– Кто там?
Я придала голосу бодрости:
– Добрый вечер, Ирина Павловна.
Послышался щелчок, Сезам открылся, я доехала до пятого этажа, увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, вошла в прихожую и крикнула:
– Еще раз добрый вечер.
– Аня, иди на кухню, – донеслось в ответ.
Я повесила на крючок куртку, сняла сапожки, миновала небольшой холл и увидела у плиты хрупкую даму.
– Вы не Аня! – растерянно произнесла она.
– Верно, меня зовут Евлампия, – кивнула я. – Ирина Павловна, где Тимофей Пантелеймонович?
– У себя в комнате, – изумленно ответила та. – Где ж ему быть? Он сегодня на работу не пошел, сказался больным. А вы кто?
– Вот как раз со службы меня и прислали, – заявила я, – проведать господина Ковригина.
– В вашем институте работают замечательные люди, – подхватила Ирина Павловна, – с другой стороны, Тимофей Пантелеймонович редкий мужчина. Талантливый ученый, всемирно известный исследователь старинных книг! Сколько он мне интересного рассказал! Понимаете, я председатель Клуба любителей старопечатных изданий. Тимофей говорит, что у него была потрясающая библиотека, но она, как и все нажитое, осталась у бывшей семьи Ковригина. Как это благородно – оставить все и просто уйти. Мне очень повезло, что именно Тимофей Пантелеймонович комнату снять решил.
– Ириша, кто в дверь звонил? – прогудело из коридора, и в кухню вошел «гном».
– Тимоша, – засуетилась старушка, – тебя со службы проведать пришли.
– Поздновато для гостей, – мрачно сказал Ковригин.
Я развела руками:
– Сами знаете, какая у нас работа, ни днем ни ночью покоя не дают. Привезла вам отчет, его просмотреть надо.
В глазах Ковригина мелькнуло удивление, затем он включился в игру:
– Ну, Маша, двигай в мою берлогу.
Глава 29
– Без приклеенной бороды вы выглядите намного моложе, – сделала я комплимент уголовнику, устраиваясь на диване.
– Пришла обсудить мой имидж? – криво ухмыльнулся Ковригин. – Бойкая Маша.
– Меня зовут Евлампия.
– И чего? – пожал плечами Тимофей Пантелеймонович. – Зачем приехала-то, Маша?
Я осмотрела большую комнату. Три стены занимали полки с томами в темных кожаных переплетах. Перевела глаза на стол и спросила:
– Занимаетесь реставрацией?
– Закон этого не запрещает, – не пошел на контакт Ковригин, заложил за ухо длинную прядь волос и почесал шею. За ухом у деда я заметила родимое пятно.
Меня словно укололи иголкой, по рукам и ногам забегали мурашки. Невусы[12], как правило, передаются по наследству.
– Вы знаете Нину Силаеву? – насела я на «гнома».
– Жизнь длинная, – занудил Ковригин, – может, встречались с ней, всех-то не упомнить!
