Иоанна Хмелевская - Роман века
Затем я провела добрых полчаса в дамском туалете, горько сожалея о том, что не взяла ничего почитать, машинально сравнивая мечты о романтическом уик-энде с фактическим состоянием дел. С сотворения мира не было такого, чтобы кто-то просидел весь свой роман в дамском туалете, а было ясно, что именно это развлечение станет моим уделом на большую часть времени…
Диву в комнате было слышно, она делала что-то тихое, что, я определить не могла, иногда как бы шелестела бумагами, иногда чем-то щелкала. После веков ожидания, она набрала номер телефона. Этот звук я распознала.
– Ты готов? – сладко спросила она. – Приходи ко мне, я жду.
Я тоже ждала, чувствуя, как внутри все бурлит. Чертова кукла, нашла себе любовника… Через минуту я услышала Марека, а потом снова диву.
– Я написала отцу, – произнесла она голосом сирены, шелестя бумагами. – Возьмешь это с собой, подожди, я прочитаю…
Я с отвращением вслушивалась в настойчивые просьбы папочке, заняться предъявителем письма с исключительной заботой, в случае необходимости, отправив его в Швецию. Мне стало интересно, будет ли Марек развивать действие до заграничной поездки. Судя по звукам, он принял письмо и спрятал конверт. Мерзкая упыриха, веселая, как поросенок в луже, всунула ему фотоаппарат, что-то болтая о снимках, которые она должна сделать для папочки. Папочка одержим фотоманией и коллекционирует пейзажи, особенно приморские.
Я вышла из отеля, держась вдалеке за ними. Они отправились по пляжу в сторону Гдыни, а я пошла в ту же сторону лесом. Я поздравила себя с тем, что взяла тапочки. Гарпия с неестественным весельем металась туда-сюда по пляжу, подскакивала, как взбесившаяся сирена, пробовала ногой воду и убегала от волн. Я не отрывала от нее алчного взгляда, надеясь, что она поскользнется на медузе или на рыбьих кишках. Действительно, мало чего я желала больше. Через каждые два шага она приказывала снимать ее на фоне всего, что встречалось по пути.
Если бы не глубочайшее незыблемое убеждение, что я являюсь свидетелем развития некоей неслыханно таинственной, странной и непонятной акции, наблюдаю за сценой, означающей совсем не то, что кажется, несомненно, в этом приморском лесочке меня бы свалил инфаркт. Марек терпеливо следовал за этой выродившейся баядеркой, с достойным удивления упорством избегая атак ее нежности. Это слегка утешало меня.
Она дотащилась до того места, где земная поверхность выгнулась бугорком. Она влезла на склонившуюся иву, растущую над ручейком и стала позировать для фотографий, забралась повыше, спустилась ниже, вилась по этому дереву как линяющий желтопузик. Потом она перебралась в глубь оврага, по которому бежал ручеек, принимая все более изощренные позы на пригорках и во впадинах. Со своего места в зарослях я слышала протесты Марека, который утверждал, что в овраге темно и снимки не выйдут. Как назло, эта обезьяна решила возвращаться лесом, что заставило меня пережидать в липкой грязи и мокрых зарослях. Пришлось пропустить их вперед.
Дальнейшее наблюдение привело меня к мысли, что воцарилась общая неразбериха. Я посвятила себя слежению за Мареком, а Марек явно следил за дивой. Обед я съела в одиночестве, а за ужином влюбленный мужчина, очень озабоченный, сообщил мне о своих планах. Точнее, он хотел удалиться на несколько дней и не знает, как я это восприму. Неожиданно оказалось, что в Щецине должно состояться небольшое совещание журналистов, в котором он должен принять участие, я должна его простить, потом он вернется, я подожду, климат Сопота идет мне на пользу… Я не поверила ни в Щецин ни в журналистов, меня сразу испугала мысль, насколько тяжело будет выслеживать его по всей стране.
– Я отвезу тебя к поезду, – коварно предложила я, согласившись со всеми его планами.
– Исключено. У меня поезд в шесть утра.
– Тем более!..
– И речи быть не может! Незачем тебе зря вставать так рано. Ты думаешь, я не дойду до вокзала пешком? Багажа у меня нет, я освобожу комнату, а вещи у тебя. Сделаю это сразу после ужина.
Я не собиралась настаивать, пораскинула мозгами, и легко выявила цель. На следующий день я подождала пока Марек выйдет, не торопясь оделась, села в машину и спокойно поехала прямо в аэропорт. Он прибыл туда примерно через полчаса после меня и как раз успел на самолет до Варшавы.
Подтверждение моих опасений добило меня окончательно. Какая удивительная тайна должна была вселить в него эту манию лечения?! Он отправился в Варшаву с рекомендательным письмом от дивы так скоро, будто выдуманная немочь угрожала всем немедленной катастрофой. Может, это заразно?.. С точки зрения дивы все можно было объяснить, его охватило неутолимое сумасшествие чувств и он решил дать им выход, пока она не передумала. Вдохновленный надеждой, он начал спешить. С моей точки зрения смысла в этом не было вовсе.
Я вернулась в Сопот, по пути анализируя ситуацию. Не было сомнений, он обманывал нас обеих. В Гранд он переезжал вовсе не от бессонницы, а из-за этой гетеры. Если бы он потом ее просто соблазнил, все было бы хорошо, то есть, не хорошо, а просто и ясно. Но он вместо любовного похождения придумал ложь, которая его полностью исключила. Значит, ему нужно что-то совсем другое. На кой черт он носится по врачам?..
Мне пришло в голову, что его интересует вовсе не дива, а именно врачи, и он выбрал такой своеобразный путь к ним. Что может быть во врачах?.. И почему я не могу про это знать?.. Я подумала, что возможно в дело замешан полковник, что секрет возник из-за подозрения меня в краже дурацких бриллиантов, что кто-то проглотил эти бриллианты и какой-то хирург добыл их хирургическим путем, а теперь их надо добыть из хирурга, с этой целью Марек отправился в Варшаву, коварно избавившись от меня, и что специально для этого он и приехал со мной в Сопот. Чтобы убрать меня из Варшавы.
Я сидела в машине, на стоянке перед Гранд-отелем, постепенно выдвигая все более точные гипотезы. В тот момент, когда я уже склонялась к мысли, что дива тоже, своим путем, отправилась в столицу, я увидела, как она выходит из отеля. Понятно, что я не раздумывая отправилась за ней.
В качестве объекта слежки она была неинтересной. Она зашла в фотомастерскую на той же улице и забрала заказанные фотографии, я видела это через окно. Потом она вернулась в отель. Затем снова вышла и отправилась на почту. Послала письмо. Заказное. Вернулась. Я сделала перестановку в комнате, чтобы можно было сидя за столом не терять из виду входа в Гранд-отель.
На следующий день я начала терять терпение. Эта кретинка приехала к морю, чтобы торчать в номере с видом на стоянку? Из-за нее и мне вести такой образ жизни?
Через два дня она вышла на свежий воздух только однажды, опять на почту, где получила какое-то послание до востребования. Это окончательно меня разозлило, я решила, что теперь она просидит в номере целые сутки без перерыва, и выбралась прогуляться по пляжу.
Я медленно волочилась в сторону Гдыни, не глядя по сторонам, задумчиво уставившись под ноги. Я поняла, что ночью был шторм, свежий след волны находился далеко от моря. Я свернула к этому следу, надеясь найти кусочки янтаря, людей в такое время и такую погоду здесь ходило немного, а те, что ходили, могли плохо видеть. С недовольством и обидой я присмотрелась к слишком многочисленным для моих планов отпечаткам ног на высыхающей поверхности и шла между ними, все еще веря, что здесь были только слепые.
Вдруг мне показалось, что я увидела что-то знакомое, такое, на что следовало обратить внимание. Впечатление было таким сильным, что я остановилась, пытаясь отгадать, что это могло быть. Я обернулась, посмотрела под ноги, у меня мелькнула надежда, что я заметила кусочек янтаря, и сразу этого не поняла. Я вернулась на несколько шагов и просмотрелась повнимательнее. Никакого янтаря не было, зато на песке, среди мусора, виднелся четкий отпечаток каблука.
Этот след я прекрасно знала. Каблук принадлежал правому мужскому тапку и был обрезан достаточно характерно, с одной стороны был полукруглый вырез. При мне Марек наступил на какой-то гвоздь, торчащий из досок у входа на пляж, и на моих глазах аккуратно отрезал оторванный гвоздем кусок. На влажном песке каблук отпечатался очень точно.
Я стояла над следом, смотрела на него, как собака на кость, и пыталась понять, что это значит. Тапочек Марек у меня не оставил, забрал их собой в рекомый Щецин. Мы ходили здесь миллион раз, но невозможно же, чтобы след оставался здесь нетронутым столько времени, как минимум, трое суток… Тут люди ходят, кроме того, ночью был шторм…
От выводов мне стало жарко. Ночью был шторм, следы появились сегодня утром, он должен быть где-то здесь! Он отнюдь не сидит в Варшаве, он в Сопоте, шатается по пляжу, прячется от меня, черт знает где и черт знает зачем. О боже, что это?!. Я не верю в существование двух правых мужских каблуков одинаково поврежденных!
![Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]](/uploads/posts/books/161891/161891.jpg)