Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Раздел «Объявления» традиционно отправляется в мусорку, как и все рекламные приложения и «Недвижимость». «Путешествия и курорты» – туда же, поскольку философия «Таймс» касательно путешествий совершенно противоречит нашей. Этот раздел был главным аргументом брата Флавиана, пока он сам не признал, что не стал бы читать «Путешествия и курорты», даже если бы я их приносил. По просьбе братьев я сохраняю разделы «Новости», «Спорт», «Книжное обозрение», «Журнал», «Еженедельный обзор», «Искусство и досуг». Этой охапки страниц накануне Рождества хватит на всех.

И вот, немного облегчившись, я направляюсь домой. Этим вечером я размышлял о том, как неузнаваемо изменился этот район с тех пор, как Израэль Запатеро и кучка его последователей построили наш монастырь на арендованном участке бесплодной земли, окруженном фермами, лесами и небольшими, но быстро растущими, общинами. Вряд ли Запатеро узнал бы сейчас это место – втиснувшееся среди отелей и офисных зданий чуть ли не в центре Манхэттена.

Наша обитель расположена на Парк-авеню между 51-й и 52-й улицей, и город довольно сильно разросся вокруг. В двух кварталах к югу находится «Уолдорф-Астория», через дорогу – здание «Мануфактьюринг Гановер Траст», Сигрэм-хаус – в квартале к северу, клуб «Ракетка и теннис» – по диагонали напротив. Также среди наших ближайших соседей здание «Интернэшнл Телефон & Телеграф», Колгейт-Палмолив-билдинг и Левер-хаус. Наш маленький монастырь, зажатый среди всех этих дорогущих высоток, называют анахронизмом и, полагаю, так оно и есть. Но мы не против; нас даже забавляют суета и хаос внешнего мира. Они придают больше смысла нашему собственному молчанию и медитации.

Однако, должен заметить, я до сих пор не могу примириться с Пан-Ам-билдинг, торчащим над зданием Центрального вокзала, словно рукоять штыка, воткнутого в спину прекрасному созданию. За последнее десятилетие на Парк-авеню выстроили немало зданий, и хотя красота редко была частью изначальной задумки, большинство из них хотя бы чистые, аккуратные и безобидные, как выбеленная временем кость в пустыне. Лишь Пан-Ам вызывает у меня нехристианское раздражение, отчасти и потому, что у них неправильные представления о Странствии. [5]

К вечеру я вернулся в обитель, стараясь не смотреть на Пан-Ам – после наступления темноты здание выглядит менее аляповатым, но более зловещим – и отнес газету в калефакторию, [6] где обычный коллектив братьев ожидал ее появления. Брат Мэллори, бывший боксер и претендент на чемпионский титул в полусреднем весе, первым завладел спортивным разделом. Брат Флавиан, заводила, как всегда расхаживал у двери, ожидая редакционной передовицы в «Еженедельном обзоре». Брат Оливер, наш аббат, был первым в очереди на раздел новостей. А брат Перегрин, чьи разнообразные занятия в прошлой жизни включали оформление декораций на Бродвее и владение собственным летним театром где-то на Среднем Западе, следил за новостями из театрального мира по разделу «Искусство и досуг». Раздел «Книжное обозрение» предназначался брату Сайласу, который когда-то опубликовал документальную книгу о своей карьере вора-домушника (разумеется, он оставил эту деятельность в прошлом, присоединившись к нашему Ордену). А для себя я сохранил «Журнал» с кроссвордом – мое единственное пристрастие.

По этой причине заметку Ады Луиз Хакстебл об архитектуре в разделе «Искусство и досуг» я прочел лишь на следующий день. И, разумеется, сразу же отправился к аббату.

– Брат Оливер, – произнес я.

Он опустил кисть и недовольно взглянул на меня.

– Это срочно? – спросил аббат.

– Боюсь, что да, – ответил я, посматривая на его последнюю картину «Мадонна с Младенцем» – немного более сумрачную по сравнению с его обычными работами. У Марии на картине было какое-то неприятное выражение лица, наводящее на мысли, будто она похитила ребенка, что у нее на руках. – Иначе я не стал бы вас беспокоить.

Брат Оливер со вздохом отложил палитру и кисть.

– Хорошо, – сказал он.

Приземистый, седовласый и мягкий, как разрекламированное средство для мытья посуды, брат Оливер занимал пост аббата с пятидесяти шести лет, а стукнуло ему уже шестьдесят два. Он начал рисовать года четыре назад, заполнив бо́льшую часть коридоров в нашей обители своими Мадоннами с Младенцами, выполненными в разнообразных стилях, со значительным вниманием к деталям, но, увы, не слишком талантливо.

Все же это было лучше, чем те несуразные витражи со свинцовыми переплетами, установленные предыдущим аббатом, братом Джейкобом, на всех окнах спален, и одним махом лишившие нас света, воздуха и вида на окрестности. Теперь эти витражи покоились на чердаке, вместе с рождественскими яслями из спичек брата Ардварда, фотоальбомами брата Делфаста, в коих была запечатлена смена времен года в нашем внутреннем дворе, и четырнадцатитомным романом брата Уэсли о жизни Иуды Безвестного. На чердаке было припасено место и для Мадонн с Младенцами, хотя никто не говорил об этом в открытую.

Даже отложив палитру с кистью, брат Оливер еще некоторое время не мог оторвать тоскливого взгляда от своей картины, рассматривая ее так, словно хотел войти в нее, попасть внутрь и прогуляться среди разрушенных каменных колон на размытом заднем плане. Затем, покачав головой, аббат повернулся ко мне и спросил:

– Что стряслось, брат Бенедикт?

– Вот, взгляните, – я протянул ему газету, раскрытую на нужной странице.

Он, нахмурившись, принял у меня газету, и я увидел, как его губы шевелятся, пока брат Оливер читал заголовок: «КАТАСТРОФЫ, ЧТО МОГУТ НЕ СЛУЧИТЬСЯ». Его пасмурный взгляд обострился.

– Что это?

– Колонка Ады Луизы Хакстебл, – пояснил я. – Она пишет в «Таймс» об архитектуре.

– Архитектура? – Аббат озадаченно посмотрел на страницу газеты, с тоской – на свою незаконченную картину, и почти раздраженно – на меня. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я прочел заметку об архитектуре?

– Да, пожалуйста.

Брат Оливер снова вздохнул. Затем с заметной неохотой принялся за чтение.

Я до этого прочел заметку лишь дважды, но нужные абзацы настолько плотно засели в памяти, что я мог бы процитировать их слово в слово. Первый абзац гласил:

«Идет бесконечная борьба за сохранение лучшего из нашего наследия, которому угрожают интересы воротил от недвижимости, озабоченных исключительно краткосрочной прибылью. После каждой выигранной или проигранной битвы возникают три новых поля сражения, и силы, ведомые традициями и хорошим вкусом, вынуждены поспешно перегруппироваться, чтобы вновь ринуться в бой. Сегодня мы упомянем несколько «горячих точек», где исход все еще под вопросом, и несколько других, еще только появляющихся на горизонте».

Последующие абзацы посвящались отелю в Балтиморе, почтовому отделению в Андовере, штат Массачусетс, церкви в Сент-Луисе, офисному зданию в Шарлотте, Северная Каролина, и бывшему стоматологическому колледжу в Акроне, штат Огайо. Каждое из этих зданий в той или иной степени представляло собой архитектурную и историческую ценность, и каждое из них в данный момент находилось под угрозой сноса. Затем, за три абзаца до конца, шел следующий текст:

«Еще паре достопримечательностей угрожает та же участь здесь, в Нью-Йорке, из-за приверженцев бездумного расширения офисных площадей. Согласно источнику в «Дворфман Инвестмент Менеджмент Партнерс», эта чрезвычайно активная манхэттенская компания, занимающаяся сделками с недвижимостью, ведет переговоры о покупке участка земли и строений на Парк-авеню, в районе и без того перенасыщенном офисными площадями. Строения на участке включают в себя прекрасный старинный отель «Альпеншток» с его необычными колоннами в тевтонском стиле, имеющими форму стволов деревьев, и монастырь Криспинитов, в архитектуре которого нашли отголоски испанские и греческие религиозные мотивы. Представитель ДИМП объявил, что эти два здания, каждое из которых по-своему самобытно и уникально, пойдут под снос, ради строительства на этом месте шестидесятисемиэтажного офисного небоскреба. Предстоит уладить немало формальностей, прежде чем начнут работу бульдозеры, и пока рано говорить: будет ли эта конкретная битва проиграна или выиграна, но, судя по недавней истории и общему послужному списку компании ДИМП, прогноз неутешительный».