Малколм Прайс - Аберистуит, любовь моя
Тюрьма оживала. С лязгом открывались и закрывались железные двери, по угрюмым коридорам эхо разносило грубые голоса; бренчали ключи; стонали люди. Амба обо всем догадалась. И для нее это оказалось непосильным бременем. Ей не нужен был ум Дая Мозгли, чтобы понять, что водяная гора, сотворит с городом после разрушения плотины. Я отослал ее на поиски Ллиноса – в слабой надежде, что у него еще осталось несколько верных полицейских. Может, они сумеют что-то предпринять. Остановить самолет или измыслить план, как вывести жителей города на возвышенность. Если они овладеют Горной железной дорогой, это, наверное, возможно. Но теперь я уже никак не мог на это повлиять. Около восьми утра дверь камеры открылась, появился поднос с хлебом и коричневой жидкостью в пластиковом стаканчике. Питье было сладким и теплым, но что это, кофе или какао, я определить не мог. Не исключено, что ни то ни другое. По кромке стаканчика шли отпечатки зубов. Вскоре после дверь отворилась вновь, и охранник сказал, что меня пришел повидать мой адвокат.
Вслед за охранником я прошел по длинному коридору вдоль вереницы зарешеченных дверей и очутился в оконечной камере – поменьше моей и с простым деревянным столом посередине. У стола сидел человечек с мальчишеским лицом. Он был одет нарядно, в отличный костюм-тройку, а его маленькие ручки в перчатках покоились на набалдашнике ротанговой трости. Из его нагрудного кармана выглядывал бледно-лиловый платочек. Увидев меня, он привстал и жестом пригласил садиться.
– Присаживайтесь, прошу вас. – Голосок у него был и тонкий и пройдошистый. – Курите? – Он вынул из кармана пачку сигарет и протянул мне. Я покачал головой, и он кинул пачку на стол. – И я не курю; гадкая привычка. Однако я понятия не имел, какой еще гостинец можно принести заключенному. У меня мало опыта по этой части.
Я ничего не сказал и только пристально посмотрел на него. Что-то было в нем неприятное, почти потустороннее – как в изображениях инопланетян, которые якобы живут в «Зоне 51».[36]
Он посмотрел на меня и слабо улыбнулся:
– Вы знаете, кто я?
– Я знаю, что вы не адвокат.
Он прыснул:
– Разумеется, мы незнакомы.
Следу меня над ухом от удара ружьем саднил и пульсировал. Но сознание прояснялось. Подозрение медленно обретало у меня в мозгу конкретную форму – подозрение, витавшее в голове уже некоторое время. У меня не было оснований догадываться, кто это, но я догадался. На самом деле это просто.
– Вы – Дай Мозгли.
Он хихикнул.
– Я полагаю, в чан на сыроварне полетела запасная шина?
– Нет. Я просто сделал взамен новую, из металлического конструктора – весьма, кстати, улучшив первоначальную модель; гибкость значительно повысилась. Стоило бы взять патент.
– А зубы?
– Тоже были подлинные – молочные. По всему видно, что за недотыка этот полицейский патологоанатом.
Я кивнул, медленно усваивая информацию:
– С чего вам вообще понадобилось имитировать свою смерть?
– С того, что Лавспун собирался меня убить.
Он прошел к окну и выглянул на улицу.
– Отсюда вам должно быть отлично видно его Ковчег – это одна из причин, по которой я поместил вас сюда.
В его голосе послышалось такое, от чего у меня побежали мурашки. Некое вкрадчивое насмешливое самодовольство – подразумевалось, что он спланировал все, вплоть до того, какую рубашку я надену сегодня утром.
– Восемь кубических километров воды. По моим подсчетам, она дойдет до Аберистуита за двадцать минут. Очень недурственно для дебютного потопа, как вы думаете?
– Это уничтожит все.
– Архитектура немногое потеряет.
– Зачем вы здесь? – спросил я в лоб.
Он помолчал. Я уже знал ответ – он здесь, чтобы хвастаться. Он взглянул на меня и пробежал пальцами по набалдашнику.
– Я хотел вас отблагодарить.
– За что?
– За спасение моей жизни.
– Я думал, вас уже нет живых.
– Хо! Но сколько бы еще мне было позволено покоиться с миром?
Я покачал головой:
– Я думал, Лавспун вас обожает.
Он начал разговаривать с воздухом – как бы репетируя линию защиты на случай, если святой Петр спросит.
– Ирод Дженкинс, Торт-Кидай, Закария Лавспун и Артур Фробишер. Один мертв; остальные трое – уважаемые члены аберистуитского общества. Все хорошо известны. Каждый в телефонной книге. Но где пятый член команды, где Гуэнно? – Он повернулся ко мне лицом и помахал пальцем. – Если бы только я не задался этим вопросом. Если бы только.
Я ничего не сказал, но пристально посмотрел на него. Несмотря на свое отвращение к этой крохотной частице рода людского, мальчишке с физическими данными кузнечика, я был потрясен тем, какое коловращение устроил он в делах человеческих сугубо мощью разума. Я осознавал, что презираю его не за сотворенное им зло, но за его недужную бледную немочь. А ведь наперекор бездушным танкам вроде Ирода я всегда вставал на сторону слабых. Не так ли Ирод брезговал мной?
Мозгли продолжил. Раздумчивый тон его голоса показывал, что он обращается скорее к потомкам, нежели ко мне.
– Когда я выяснил, что это миссис Ллантрисант, то не мог в это поверить. Невозможно. Эта маразматичка, эта сдвинутая на погоде клуша-поломойка? Вожак МИКРы? Разве такое бывает? Потому-то я и придумал отравленные яблочки и исповедь на смертном одре: удостовериться. Мне только нужно было, чтобы она сказала «да» или «нет». Но старая кошелка решила по-своему. В преддверии неминуемой, как ей казалось, смерти она заявила, что у нее на совести есть ужасная тайна, которую она не хочет уносить с собой в могилу. Я попытался ее заткнуть, но где там. Полагаю, ей померещилось, что это ее звездный час, и старуха своего не упустила.
– И вы узнали, что Рио-Кайриог таки не была военным триумфом?
Мозгли грустно покачал головой:
– О нет, гораздо хуже. Я уже знал, что это было военной катастрофой. С этим-то я мог справиться. Нет, я обнаружил кое-что гораздо похуже. То, что обрекало на гибель весь проект. Возвращение земель, прекрасный корабль, весь Исход – капут!
Из него как будто медленно выпускали воздух. Он наклонился вперед, поставил локоть на стол и мягко оперся на него подбородком. Мессианский раж прошел, и в его взгляде читалась почти мольба о помощи.
– Лавспун – англичанин.
Я охнул. Мозгли медленно кивнул и прикрыл глаза.
– Представляете, что я почувствовал? Человек, которому я посвятил жизнь, во славу которого я создал свой шедевр – план возвращения Кантрев-и-Гуаэлод, – оказался самозванцем. Из Слау.
Мы замолчали. Столь абсолютная тишина наполнила комнату, что было слышно наше дыхание. Постепенно Мозгли вновь овладел собой.
– В бомбардировщике их было пятеро. Миссис Ллантрисант, Дай Торт-Кидай, Ирод Дженкинс, Лавспун и Фробишер. Лавспун – это на самом деле Фробишер.
– Английский доброволец?
– Да. Настоящий Лавспун погиб, когда «ланкастер» после налета рухнул в Рио-Кайриог. Или, точнее, вскоре после этого. Он явно был не жилец, и они все ему слегка поспособствовали. Все они замешаны в этом. Мигом сварганили план, как его прикончить, – и Фробишер присвоил бы его личность. А после войны они бы поделили деньги. Настоящий Лавспун был, видите ли, богат. И – завершающий штрих – они отрезали его «Длинного Джона» и запихали ему в рот, чтоб больше походило на работу индейцев.
– Только не говорите мне, что это сделал Ирод.
– Гуэнно… э… миссис Ллантрисант, собственно.
Я мягко кивнул, медленно постигая чудовищность того, что он мне рассказывает.
– Вот что мне рассказала миссис Ллантрисант на предсмертной исповеди. И все еще могло быть о'кей. Но меня так ошеломило, что посреди исповеди я воскликнул: «Черт подери, мать-его!» – Он печально улыбнулся. – Одного у миссис Ллантрисант не отнимешь – женщина она умная. Она сразу смекнула, в чем дело. Тогда-то я и допустил первую ошибку: единственную, в сущности. Нужно было убить ее там же в спальне. – Он посмотрел на меня. – Я мог бы, знаете ли. Я знаю как.
Я кивнул, и Мозгли продолжил:
– Но вместо этого я убежал. Теперь Лавспун все узнал бы наверняка – это стало вопросом времени.
– А что за ералаш с этой попонкой для чайника? Невзирая на свою подавленность, Мозгли прыснул:
– На попонке был изображен принимающий любой облик бог индейцев майя Мексуатаакахуатль. Он был призван олицетворять Фробишера, принявшего форму человека, которому отрезали «Длинного Джона». Это не стало серьезной попыткой шантажа. Впрочем, суть вы уловили. Мне нужно было выяснить, как Лавспун отреагирует на то, что его тайна выплыла наружу. Потому я и заставил его думать, что Эванс со своими подручными списали у меня сочинение и собираются шантажировать Великого Mala – вроде как воду в ванне попробовал. Когда он убил всех четверых, я понял, что водичка горяча. И что же мне оставалось делать? Можете себе представить, как я вляпался. Полиции доверять нельзя – я был уверен, что они меня тут же отдадут в лапы Друидов. Вот потому-то я и подумал о вас. И сейчас просто захотел вас поблагодарить.
