Галина Куликова - Витязь в овечьей шкуре
— Кого же это они так.., распатронили? — с веселым оживлением спросил Негодько. — И где содержимое этих шмоток?
— Надо в спальне посмотреть! — заявила Наташа. — Если это то, что я думаю, содержимое лежит под кроватью. Наверное, это какой-то ритуал.
Они побежали за дом, прихватив ведро, и действительно заглянули в спальню. Девица лежала не под кроватью, а на ней, лицом вниз, абсолютно голая и не шевелилась.
— Вот несчастье, — шепотом запричитал Негорько, отдуваясь так, словно его послали растрясти, жир на марафонской дистанции. — Этого мне только не хватало! Ну совершенно мне это сейчас ни к чему!
— Послушайте! — неожиданно спросила Наташа. — А вы знаете, с какой стати меня хотят убить?
И тех двух Наташ Смирновых за что убили?
— Нет, — коротко ответил он.
— Чем же вы там занимаетесь, в своей милиции?!
— Всякой ерундой, — буркнул Негодько. Он еще раз встал на ведро, увидел, что девица не двинулась с места, и выругался.
— Она не подает признаков жизни.
Наташино лицо вытянулось.
— Этого не должно было случиться! Выходит, я одна во всем виновата? Не предупредила никого, скрыла… Негодько, миленький, сделайте что-нибудь.
— Валентин Львович, — подсказал он.
— Валентин Львович, миленький, — заныла Наташа. — Давайте пойдем туда! Этих людей надо остановить! У вас ведь есть пистолет, я знаю!
— Я и сам знаю, что надо идти, — рявкнул Негодько громким шепотом. — Надо их врасплох застать. Вдруг они тоже вооружены? Их все-таки двое. И смотрите, чтобы собака в дом не просочилась. А то кинется защищать хозяина, придется ее пристрелить, а мне жалко.
Негодько подкрался к двери, держа пистолет дулом вверх. Потом издал горлом какой-то непонятный не то хрип, не то скрежет, прыгнул, ударил в дверь плечом и ворвался внутрь. Наташа влетела в каминный зал следом за ним.
— Руки за голову! — крикнул Негодько и наставил на присутствующих пистолет.
Бубрик и Минц немедленно задрали руки кверху. Лица у них были скорее удивленные, нежели испуганные.
— Ага! — крикнула Наташа, приплясывая рядом. — Думали, вам все сойдет с рук? Думали, можете так вот просто ловить женщин и засовывать под кровать?
— Простите, а вы кто? — осторожно поинтересовался Бубрик, медленно приходя в себя. — Я имею в виду — именно вы. Девушку я знаю.
— Молчать! — прикрикнул Негодько и с грацией бегемота двинулся вперед, держа обоих на мушке. Наташа трусила следом, не отставая ни на шаг. Минц растерянно хлопал глазами и приговаривал:
— А в чем дело-то?
Выглядел он при этом совершенно убитым.
— Ни в чем, — резко ответил Негодько, обходя голубчиков по широкой дуге.
Наташа не представляла, что он собирается делать дальше, потому что ни Бубрик, ни Минц не были вооружены и не проявляли никаких признаков агрессии.
— Лечь на пол! — крикнул Негодько.
И вот в тот самый момент, как он крикнул, из комнаты, где лежал на кровати предполагаемый труп, выскочила абсолютно голая девица и с дикими воплями запрыгнула Негодько на спину, обняв его всеми четырьмя конечностями. При этом орала он так страшно и проделала все так стремительно, что слабонервный Генрих Минц от неожиданности покрылся мелованной бледностью, закатил глаза и мешком рухнул за диван.
Бубрик дернулся в сторону Негодько и вытянул руки вперед. Решив, что он хочет напасть на доблестного милиционера, Наташа проделала то же самое, что и девица, — завопив, прыгнула ему на спину.
В этот миг дверь открылась, и на пороге появился Андрей Алексеевич Покровский собственной персоной. Перед глазами его предстал Негодько с голой девицей на плечах и Бубрик, на котором висела Наташа. Он остановился так резко, словно налетел на препятствие. Глаза у него выпучились, а челюсть отвалилась. Прежде Наташа никогда не видела своими глазами, как у людей отваливается челюсть. До сих пор она полагала, что это образное выражение.
— Что это вы.., здесь делаете? — с усилием выдавил из себя Покровский.
В этот момент Негодько изловчился и выстрелил в потолок. Девица немедленно свалилась с него, точно клещ, напившийся крови. И, повизгивая, убежала в спальню, подхватив с пола что-то из одежды. Наташа продолжала сидеть на Бубрике, а тот изо всех сил вращал плечами, пытаясь ее стряхнуть. Однако, когда прозвучал выстрел; она вцепилась в него еще крепче.
— Всем тихо! — крикнул Негодько, со лба которого градом тек пот, и погрозил Покровскому пистолетом. — Я офицер милиции.
Тот уже взял себя в руки и спросил:
— И что же у вас тут — учения? Где Генрих?
— Валяется за диваном, — сообщил Бубрик, с трудом освобождаясь от Наташи.
— К вам подходить-то можно? — спросил Покровский у Негодько и, когда тот угрюмо кивнул, широким шагом проследовал к дивану, бросив в сторону Наташи:
— И вы еще будете говорить, что с Бубриком вас ничто не связывает!
Вместо ответа она гордо одернула задравшуюся на животе кофту.
— Боже, какой разврат! — пробормотал Покровский, зыркнув на нее.
— В каком смысле — разврат? — переспросила Наташа.
— Стрельба, голые женщины… Генрих, дружок, что с тобой? — спросил он и встал на колени.
— Ваш дружок, — не выдержала она, — запросто может оказаться убийцей!
— Мне нужно прояснить для себя обстоятельства дела, — заявил между тем Негодько странным голосом. — Пойду, побеседую с предполагаемым телом. — Он спрятал пистолет и скрылся в той комнате, куда убежала голая девица.
— Вот это да! — пробормотал Бубрик и, подойдя к столу, на котором стояла дежурная бутылка коньяка, налил себе рюмочку. — Вечер обещает множество сюрпризов.
Покровский тем временем привел в чувство своего эконома и пересадил его на диван.
— Андрей Алексеевич! — с надрывом воскликнул Минц и заплакал, уткнувшись носом в колени. Его розовая складчатая лысина предстала во всей своей беззащитности. — Я не хотел, чтобы ты узнал!
— О чем это он плачет? — спросил Покровский, хмуро обернувшись к Наташе.
— Простите, Генрих, — печально ответила та, глядя на несчастного эконома, — но я должна ему рассказать все. Сегодня Азор случайно забежал в вашу комнату и свалил на пол шкатулку. Случайно!
Оттуда выпало письмо вашей жены, и я случайно его прочитала.
— На Бубрике вы сегодня оказались тоже случайно! — не выдержал и съехидничал Покровский.
— Она меня чуть не задушила! — немедленно отозвался художник, наливая себе очередную рюмочку. — Я еще тогда, во время грозы почувствовал, что мне от нее достанется. Коньячку не хотите?
— Нет, — с большим чувством ответила Наташа. — Не хочу.
Генрих зарыдал еще горше. Из комнаты, в которой скрылся Негодько, послышалась возня.
— Его жена, Андрей Алексеевич, — печально продолжила Наташа, — покончила с собой из-за вас.
— Мария? — переспросил Покровский. — Она разбилась на машине!
— Она разбилась специально. Потому что не могла больше жить, не зная, что делать с безответной любовью к вам.
— Что за чушь? — закричал Покровский, вскакивая и топая ногой. — Генрих, почему ты молчишь? Скажи этой дуре, что она все придумала.
Генрих поднял заплаканное лицо и послушно сказал:
— Дура, ты все придумала. — Наташа задохнулась от негодования, а он добавил:
— Это письмо писала не моя жена, а Лина.
— Подожди-подожди, — насторожился Покровский. — Значит, в самом деле существует какое-то письмо?!
— Это Лина… Несколько лет назад… Они тут гостили с твоим братом… И она отравилась… — довольно бессвязно принялся объяснять Генрих. — Таблетками. Она думала, что ты прочтешь письмо… Но я неожиданно вернулся и ее спас. Не я спас, врачи. Я вызвал «Скорую»… Лина думает, что ты в курсе. А я скрыл… Я не хотел, чтобы ты страдал понапрасну. Зачем? Ведь она осталась жива.
А так — всем лучше!
Покровский сначала развел руки в стороны, а потом беспомощно уронил их вниз. Он не знал, что сказать, и на лице у него нарисовалась детская растерянность. Пока он переваривал информацию, у Бубрика созрела куча собственных вопросов.
— Зачем, — спросил он у Наташи, — вы пришли сюда ночью? — Она смотрела на него непонимающе. — И за каким хреном, — продолжал он тем же тоном, — вы привели с собой милиционера?
— Ну… Я была в саду… — Покровский поглядел на нее и сощурился, пытаясь ухватить суть. Она кинула на него затравленный взгляд:
— Перед тем как отправиться в Москву, я сидела в саду… И тут встретила знакомого милиционера.
— Он случайно прогуливался поблизости с пистолетом, — подсказал Покровский.
Из комнаты, куда ушел Негодько, донеслось идиотское хихиканье, потом какой-то стук, и женский голос произнес: «Пупсик!»
— Он сказал, что поступил сигнал, — проигнорировала Наташа его замечание. — По поводу того, что в этом доме творится нечто.., невообразимое.
Генрих снова зарыл усы в колени и длинно всхлипнул:
— Бес попутал, Андрей Алексеич-и-ич!
