Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
Я держался скромно, как подобает наивному испытуемому.
И не мог разобраться в изобилии табличек.
Но догадался, что большую часть ученые остряки навесили для смеха.
Строго запрещено – входить!
Строго запрещено – выходить!
Я следовал неофитом вдоль пугающих знаков и строгих указателей.
Запасной вход.
Запасный выход.
Я подчинялся межведомственной дисциплине, охране труда, здоровья и порядка.
Вход.
Черное на красном.
Выход.
Красное на черном.
Выглядывающие, стоящие, бегущие, идущие делились на две неравные группы: мужчины, в основном в халатах – синих, белых, черных, составляли большинство – и женщины, на разных стадиях беременности, – в явном меньшинстве.
Большинство игнорировало меня как чужеродное, малозначительное недоразумение.
Меньшинство пыталось устроить мне познавательные экскурсии.
– Хотите взглянуть на митохондрию?
– Вас интересует структурная интерференция?
– У нас, и только у нас можно пообщаться с вирусом бизоньего гепатита!
– Не упустите шанс ознакомиться с самым большим в ближней Европе автоклавом!
– Мы работаем на спектрометрах девятого поколения!
– Наша технология безоболочного слияния обещает революцию на клеточном уровне!
– Удаление гена старости у мотыльков-однодневок!
– Холестерин без масло-сливочной составляющей!
– Незабываемый сеанс одновременного совокупления тысячи дождевых червей!
Я отклонял все эти заманчивые предложения.
Еще не хватало предстать в ореоле мученика, затраханного лабораторными вакханками.
Опасность!
Внимание – опасность!
Чем ближе фуршетный зал, тем плотнее движение.
Теперь на меня не обращают внимания и женщины.
Все устремлены к выпивке и снеди.
Я тоже не откажусь от литра холодного пива, от калорийного закусона, от шампанского.
– Извините.
Я поправил фотоаппарат.
– Извините.
Куда они так все несутся – оголодали, что ли?
– Извините.
Доцентша заверяла, что зал, в котором отмечают научные достижения, уникален: это единственное помещение Центра без тотального контроля.
– Извините.
В таком случае предстоящий фуршет идеально подходит для оперативно-хулиганского мероприятия.
А вот и Нинель Осиповна.
Сколько помады, сколько туши для ресниц, сколько пудры, сколько теней, сколько румян потрачено зря…
Но роскошное платье с декольте затмевает мои джинсы с кожаным ремнем, сорочку, маечку с улыбающимся колобком и хлопчатобумажные носки в цвет подведенных глаз.
Глава 4 Несветский раут
Ученые суетливо фуршетились в просторном зале.
Где-то процентов семьдесят пять сильного пола и двадцать пять – слабого.
Возраст семидесятипятипроцентной доли колебался от восемнадцати до восьмидесяти.
Двадцатипятипроцентную в основном составляли мымры и грымзы.
Кроме столов с пищей, насыщенной фосфором и другими элементами, способствующими теоретической и практической деятельности во имя продовольственной безопасности страны, виднелись пластиковые доски на треногах.
Иногда кто-нибудь пьющий или жующий начинал пачкать ближайшую доску жирным фломастером, и у импровизированной абракадабры из формул и схем на пару минут происходило кучкование.
Совмещение пустого трепа с обоснованными выкладками никого не раздражало, как и нарушение всех правил этикета в одежде.
Что бы подумал Верховный Главнокомандующий, ежели бы на заседание Генерального штаба адмирал с Тихоокеанского флота заявился бы в тельнике, а отвечающий за стратегическую авиацию забыл бы отстегнуть использованный парашют!
Так вот, на этом рауте без комплексов господствовали произвольные моды и пренебрежительные тенденции.
От гонористых смокингов до прожженных кислотами халатов.
Не наблюдалось только нудистов.
– Это что – бал-маскарад? – спросил я увлеченную поеданием сырного канапе Нинель Осиповну. – Или ученый карнавал?
– Глупышка… Здесь встречают не по одежке и провожают не по должности и не по званию… Критерии в нашей среде другие… Каждый знает себе цену…
– А я насколько потяну?
– На рубль, – сказала тихо доцентша.
– На два! – прокричали за моей спиной знакомые голоса.
Обернувшись, я увидел знакомых ранних бегунов.
Конечно, на высоком не было зеленого трико с красными яблоками, а на коротыше – красного с зелеными, но их вельветовые лапсердаки с никелированными пуговицами выглядели комично.
– Племянник вышел из леса, – сказал высокий, хмуро лыбясь.
– Попил молока – и влез, – добавил коротыш.
– Слез – и снова попил, – закончил длинный.
И апологеты утренней трусцы отвалили в развязной манере спортивной ходьбы на пятьдесят километров.
– Да! – вскричала Нинель Осиповна, разворачивая меня вокруг оси на сто восемьдесят фуршетных градусов. – Познакомься: Василий Васильевич.
Я надлежащим образом, без усилий дополнительных мышц, пожал руку тщедушному бородачу в ориентальной рубашке навыпуск.
– Муж Оленьки!
Нинель Осиповна внесла полную ясность.
– О-лень-ки!
Повторила, змея, громко и по слогам, как дефективному.
– У вас замечательная супруга.
Не о погоде же заводить речь.
– Я в курсе.
– И стреляете вы из арбалета прилично.
– Я в курсе.
У бородача оказался урезанный словарь.
– Канапе чрезвычайно удачные.
– Я в курсе!
Василий Васильевич отчалил.
Доцентша взяла меня за локоть.
– А вон доктор физико-математических наук Скудаев.
– Катерины не вижу.
– Она из-за гордости не посещает наши мероприятия.
Я вдруг забыл и про канапе, и про воланы с икрой, и даже про крабовые тарталетки.
– Нинель, ты не вспомнила, на кого похож Ванюша?
– Нет… Что-то вызывает ассоциативный ряд, но без фиксации.
– А ты присмотрись… Может, здесь среди присутствующих обнаружишь ключевое звено.
Нинель Осиповна, не забывая продолжить опробование раутных угощений, принялась бесцеремонно разглядывать окружающих.
– Ба!
Я понял: доцентша кого-то узнала.
– Ба! Динь, а вон тот бородатый – это сам Колченов!
– Хочешь сказать что, Ванюшка произошел от специалиста по вшам и блохам?
– Я удивлена, ты знаком с трудами Колченова?
– Немного.
– Динь, да у Колченова же профиль римский и губы развратного Цезаря.
– Не подходят вроде.
– Достал… Ну не могу сконцентрироваться… Слишком большое количество отвлекающих факторов.
– Тарталетки, волованчики…
– Хочешь, познакомлю с мужем Лидуни?
Доцентша кивнула в сторону заносчивого типуса.
– Теперь понятны апокалиптические настроения Лидуни. С таким дядей проведешь ночь и поверишь в первую, вторую, третью, четвертую, пятую, шестую и седьмую печать.
– Не смешно, – и Нинель Осиповна без сопровождения отправилась подлизываться к математическому гуру.
Создалась благоприятная ситуация для пробного зондирования.
Насытившись перед разговорно-силовой акцией, я начал выбирать достойную жертву.
Нинель Осиповна попала в дискуссионные тиски между чемпионствующим доктором в искристом блейзере и его подобострастным замом в сером двубортном костюме.
Я допил шампань, откупоренную в честь поросят.
Кто-то провозгласил тост за будущего Нобелевского лауреата.
И приступил к действиям, за которые полагаются другие, более строгие премии.
Отсечь от ученого стада наиболее перспективную, в смысле слива информации, особь не представлялось особенно сложным.
Главное – выполнить несколько предварительных условий.
Не попасть ненароком в поле зрения втянутой в ожесточенный спор Нинели Осиповны, которая напирала и словесно и физически, пытаясь довести оппонентов до фрустрации…
Наметить укромный, желательно изолированный уголок для тет-а-тета.
Я шагнул за доску, испещренную химическими, с преобладаниями кислорода и углерода, формулами.
В зале добавилось гостей и официантов.
Шампанское усугубляло броуновское движение ученого люда.
Глава 5 Острый диспут
Перемещаясь по залу в хаотичном стиле одинокой газовой молекулы, я открыл скромную дверцу служебного назначения.
Среди пылесосов для влажной уборки, допотопных швабр и пронумерованных ведер было неуютно, зато интимно.
Отдавало нашатырем, стиральными порошками да сохнущими тряпками.
Эта рабочая каморка идеально подходила в качестве допросной комнаты.
Осталось завлечь внутрь кого-нибудь поразговорчивей и с врожденной тягой к доносительству.
Вернувшись в зал, я нацелился на средней комплекции мыслителя, выводящего в одиночестве химические формулы на пластиковой доске.
– Пройдемте, – сказал я по-ментовски грубо и безапелляционно.
– Это Самсонов, это не я, – почти всхлипнул формулист и выронил фломастер.
– Надо пообщаться без свидетелей, – сказал я деловито, как опер.
– Это Самсонов…
– Не здесь, пожалуйста, – шепотом попросил я ласково, по-следовательски.
