Воздушный замок (ЛП) - Уэстлейк Дональд

– Подумайте вот над чем, сэр Мортимер, – сказал Эндрю. – Если мы возьмём не всё, то никто ничего не заподозрит. Мы можем забрать половину добычи себе, отдать половину им – и это сойдёт нам с рук.

– Я против, – настаивал сэр Мортимер. – Это слишком опасно.

– Никакой опасности, – уверял его Эндрю. – Никто точно не знает ценность этого груза; если результат не оправдает ожиданий – это будет далеко не первый случай в мировой истории.

Брадди отошёл от грузовика и приблизился к ним, а сэр Мортимер покачал головой, сказав:

– Это не сработает.

– Я тоже не сработаю, – сообщил Брадди, – если вы двое не поможете. Я что вам – ломовая лошадь?

– Ты совершенно прав, Брадди, – сказал Эндрю, резво поднимаясь с кресла. – Мы уже идём.

– Этот вопрос, – упрямо заявил сэр Мортимер, также вставая, но с явной неохотой, – остаётся открытым.

 Прогресс не всегда даёт что-то новое, иногда и отнимает. Одно из печальных проявлений этого, происходящее сейчас в Париже – постепенное закрытие и засыпание системы каналов, идущих на север через восточную часть города, от Сены до пригорода Парижа Пантена и дальше. Когда-то товары из северо-восточной Франции и мясо со скотобоен девятнадцатого округа доставлялись на юг по каналам Сен-Дени и л’Урк в Бассен-де-ла-Вилетт [40] к северо-востоку от Сталинградской площади. [41] Оттуда водный путь проходил под Сталинградской площадью, менял название, превращаясь в канал Сен-Мартен, и зигзагами шёл на юг через десятый округ. Проходя через одиннадцатый округ, канал перекрывается бульваром Ришар-Ленуар, но водный путь не заканчивается, продолжаясь в грязной, кишащей крысами тьме под широким бульваром. Наконец, он вновь выходит на поверхность к югу от площади Бастилии, и последний участок канала, доходящий до Сены, носит название Гар-де-л’Арсенал. И это единственный отрезок канала, который до сих пор хоть как-то используется.

Остальная часть канала, можно сказать, заброшена. Планируется не просто перекрыть канал (как на участке с бульваром Ришар-Ленуар), но и вовсе засыпать его, навсегда остановив поток воды. [42] Дело в том, что с практической точки зрения канал – пусть местами и довольно живописный – утратил своё значение. Шлюзы не работают, перекрытия делают невозможным передвижение барж, и лишь маленькие гребные лодки ещё могут пройти по каналу из конца в конец.

Смерть канала обрекла на медленное умирание многие строения, ранее служившие офисами, складами и хранилищами для товаров, перевозимых по воде. Особенно в северо-восточной части города, вдоль бульвара Макдональд, где стоят громадные, внушительные на вид, но пустые внутри складские помещения, а их каменные стены омывает грязная, застоявшаяся и бесполезная вода канала.

В одном из таких заброшенных складов Герман Мюллер, Отто Берг и Руди Шлиссельман дружно разгружали грузовик, угнанный ими недавно от Триумфальной арки. Бо́льшая часть содержимого кузова представляла собой крупные блоки из серого камня, чертовски тяжёлые и выглядящие подлинными. Перетаскивая один из них, Отто вдруг сказал:

– Взгляните-ка. Все блоки пронумерованы.

– Естественно, – ответил ему Герман. – Только так здание можно будет собрать заново правильно.

– Вот этот, – сказал Отто, прищурившись, чтобы разобрать написанные цифры, – L274.

Руди, только что вытащивший из кузова другой блок, добавил:

– Мой – L273.

– Они, должно быть, идут подряд, – предположил Отто.

Пока Герман возвращался в грузовик. Отто и Руди составили свои блоки рядом. Отто огляделся по сторонам.

– Интересно, где L275?

Руди начал перебирать блоки, которые они уже выгрузили.

– У большинства маркировка начинается с других букв. Вот несколько с R, парочка с F…

– L275? – переспросил Герман, вылезая из кузова грузовика. – Вот он, у меня.

– Хорошо, хорошо, – сказал Отто, принял блок и установил на нужное место рядом с первыми двумя.

Руди, продолжая поиски среди остальных блоков, сообщил:

– А вот L267.

– Не сейчас, – остановил его Отто. – Отложи пока в сторонку.

Сети метрополитена одновременно расширяются и сокращаются. В Нью-Йорке, Лондоне, во всех городах со старыми метрополитенами существуют заброшенные станции и даже целые ветки. Париж не исключение, здесь тоже есть неиспользуемые и позабытые станции метро. Одна из таких, например, расположена под перекрёстком Рю-дю-Фур и Рю-дю-Шерш-Миди на левом берегу Сены, недалеко от богемного центра Парижа – пересечения бульвара Сен-Жермен и Бульмиша. [43] Эта заброшенная станция находится на Линии 10, идущей от «Порт-д’Отёй» до «Гар‑д’Орлеан/Аустерлиц». По сути она остаётся между действующими станциями «Севр-Бабилон» и «Мабильон», и станцию можно мельком разглядеть из окна идущего поезда, если присмотреться.

На этой покинутой и безлюдной станции, на давно неиспользуемой соединительной ветке стояли два жёлтых грузовых вагона из товарного депо за Гар‑де‑ла‑Шапель, а рядом – небольшой маневровый локомотив, который и доставил их сюда, угнав из-под носа железнодорожников. Боковые двери вагонов были открыты, и Шарль Муль с Жаном Лефраком выносили оттуда нескончаемое число диванов, кресел, торшеров, столов, кроватей и прочей мебели и предметов интерьера. Рене Шатопьер стояла чуть в стороне, задумчиво разглядывая платформу, которая под её руководством постепенно приобретала облик жилой комнаты.

– Поставьте сюда. Да, верно, именно сюда. А лампу – туда. Нет, постойте; думаю, лучше будет здесь, рядом с этим любовным гнёздышком. Нет, не ставьте туда – она не сочетается с диваном. Дайте-ка подумать… Должно быть, хмм…

– Определись, а? – жалобно попросил Шарль; сигарета дрожала в уголке его рта. – Тяжело же.

– Я стараюсь изо всех сил, – ответила Рене. – Всё, я придумала. Поставьте здесь. В случае чего – потом переставим, если не будет гармонировать.

12

В номере «Робеспьер» отеля «Вандом» стояла предельно мрачная атмосфера, прерываемая лишь частыми грозовыми разрядами. Его превосходительство Эскобар Линч, президент Эрбадоро, расхаживал по персидскому ковру с целеустремлённостью самой Смерти, а его жена Мария порывисто металась туда-сюда, будто катамаран в неспокойном море. Полицейский детектив, вытянувший короткую соломинку в полицейском управлении и обречённый тем самым беседовать с президентом Линчем и его первой леди о целой серии похищений частей их замка в разных районах Парижа, выглядел сущим мучеником в логове льва. Двое жандармов в форме, прибывшие вместе с ним, молча держались в тени, притворяясь торшерами.

Общим языком для четы Линч и детектива стал не французский, не испанский, а английский, на котором El Presidente говорил свободно, Мария – красноречиво, а детектив – с поразительным галльским акцентом. Вот и сейчас, с интонациями мягкими и извилистыми, как круассан, он произнёс:

– Мы делаем успехи, господьин президент.

– У меня был замок, – бросил Эскобар Линч, – а теперь его нет. Не понимаю, о каком успехе может идти речь.

– Мы уже произвели несколько арьестов, – сообщил детектив. – Полиция прочёсывает трущьобы.

Опасно притихшим, словно гроза в отдалении, голосом Эскобар уточнил:

– Вы рассчитываете обнаружить мой замок в трущобах?

Мария прервала свои метания, всплеснула руками и воскликнула:

– Почему никто ничего не делает?!

– Мы делаем всё, что в наших силах, мадам, – со слабой улыбкой, молящей о пощаде, заверил её детектив.