Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

Рано поутру Аусдис вышла. Прокралась вон незаметно для Тоумаса. Ей было неимоверно стыдно. Она нашла фотографии. Она поняла, что произошло. Что он сделал.

Однако Аусдис не понимала, что случилось после того, как она бросила фотографии в щель почтового ящика дома Аусы. Она не понимала, почему Ауса решила, что их снимал Хендрик. Просто не могла взять в толк, как она до такого додумалась. А теперь Хендрик лежал в больнице. Он шел на поправку, и Аусдис боялась, что, когда он выпишется, что-нибудь произойдет. Тоумаса уже вызывали в полицию для составления протокола, и когда он вернулся домой, то был молчалив и угрюм. Он до утра пил, но почти и словом не обмолвился почему. Зато Аусдис узнала все об этом расследовании от бабушки – и была уверена, что весь город знает о поступках Тоумаса. Поэтому она старалась сделаться невидимой. Никуда не выходила, по дому ступала на цыпочках и надеялась, что он никогда не догадается, что фотографии послала именно она. Она знала: он способен на все что угодно.

– Смотри: лев. А как разговаривает лев? – раздавался женский голос из-за занавески. Маленький ребенок громко зарычал, и голос ласково унял его. – Да, милый, правильно! А вот смотри: слон. Как делает слон? – И оба засмеялись.

Аусдис лежала тихо-тихо, и по ее щеке почему-то покатилась слеза. Она просунула руку под больничную футболку и положила ладонь на живот. Может, она все придумала, но ей казалось: она там что-то ощущает. В ее руку заструилось тепло. Она закрыла глаза и попыталась забыть, где находится. Ей придется на это пойти. Она не может родить от него. Не может.

Она потянулась за маленькой сумочкой, лежащей рядом. Наверное, в сотый раз пощупала деньги. Они все еще там. Эти деньги она украла у Тоумаса. Он и не подозревал, что ей известен его тайник со всеми теми деньгами, которые не должны дойти до банка. Она понимала: как скоро он хватится денег – лишь вопрос времени. Но она надеялась, что к тому моменту будет уже далеко. Она улыбнулась этой мысли и снова посмотрела на имейл в своем телефоне, как бы для того, чтобы убедиться, что все это правда. Письмо с подтверждением было на месте: билет в один конец в Германию на сегодняшний вечер. Она попытается переломить себя и совершить запланированное, и, если надо, принять сильное обезболивающее.

Она не знала, отчего выбрала Германию. Наверное, потому что хорошо умела говорить по-немецки. Это было единственное, что связывало ее с этой страной: она знала язык. Там ее никто не ждал – но уже сама мысль о поездке радовала ее. Ее денег хватит, чтобы какое-то время пожить в дешевой гостинице, пока не найдет работу. А позже она могла и квартиру снять.

– Ты готова? – спросила медсестра, принявшая ее с утра. Тогда она задала ей массу вопросов – таких, на которые ей было неприятно отвечать, и с каждой секундой комок у нее в горле становился все больше. Да, она знает, кто отец. Нет, раньше у нее беременностей не было. Она явно уже на втором-третьем месяце.

Она кивнула головой и шмыгнула носом. Голоса за занавеской умолкли. Наверное, ребенок сейчас заснул, и в объятьях матери ему спокойно. Медсестра как будто заметила, что она колеблется. Она испытующе посмотрела на нее.

– Ты уверена? – спросила она.

Аусдис собралась отвечать, но слова застряли в горле, и она помотала головой. Не успела медсестра сказать еще что-нибудь, как девушка уже умчалась. Она надела верхнюю одежду поверх больничных вещей и выбежала вон.

Она больше не плакала. Облегчение, которое она испытала, оказавшись на улице, было настолько велико, что ей казалось – она почти парит над землей. Они же могли предпринять это и вдвоем. Конечно могли! Вместе жить в новой стране: она и та жизнь, что сейчас росла внутри нее. Она могла бы дать ей достойное существование. Лучше, чем когда-нибудь было у нее самой.

Казалось, что в квартире никого не было, но она знала, что он там. У подъезда к дому стояла машина. Она выругала саму себя за то, что забыла взять с собой в больницу паспорт. А в остальном у нее было все нужное. А сейчас придется входить, объяснять, куда она собирается, а потом снова неслышно прокрадываться вон. Она надеялась, что он спит. Полдень еще не настал, а значит, велика вероятность, что он еще не поднимался с постели. Она тихонько вошла и с облегчением вздохнула, не услышав в квартире ни звука. Наверное, он еще спит.

Ее паспорт лежал в платяном шкафу, так что ей придется входить в спальню. Она осторожно открыла дверь и поморщилась, когда ее скрип нарушил тишину в доме. К ее удивлению, Тоумаса в кровати не было. Она нервно осмотрелась вокруг, словно ожидала, что он стоит у нее за спиной и следит за ней. Наверное, он вышел за чем-нибудь.

Она поспешила к шкафу, порылась в ящике для носков и наконец нашла паспорт. Теперь ей осталось только добраться до Рейкьявика, а оттуда до Кеплавика. Ей придется ехать на городском автобусе, а потом на автобусе-экспрессе до аэропорта, но это тоже часть приключения. Она не могла дождаться, когда станет свободной. Когда уедет из этого города, этой страны. Здесь у нее хороших воспоминаний не было. И все же она ощутила слабый укол совести, когда вспомнила о бабушке. Она не сомневалась, что старушка старалась как могла. Она будет ей писать. И даже приглашать в гости. Хотя она сомневалась, что у бабушки хватит сил пуститься в такой долгий путь в одиночку. Она в последний раз окинула взглядом квартиру и закрыла глаза. Она не хотела запоминать это жилище. Эту страницу своей жизни она попытается поскорее забыть.

Она захлопнула за собой входную дверь – и вдруг услышала звук шагов по гравию. Он смотрел на нее из сада. Аусдис застыла, испугавшись, что он заметит по ней, что она уходит от него навсегда. Но он, кажется, ничего не замечал.

– Бери свой паспорт и ступай в машину, – приказал он. Аусдис осмотрелась по сторонам. Она сможет убежать? Сможет скрыться? Конечно, эта мысль безнадежная: куда ей бежать?

– Чего ты ждешь? – спросил он, заметив, что она не шевелится. – Нам надо уезжать. Немедленно.

Аусдис помотала головой и почувствовала, как глаза у нее увлажняются.

– Зачем нам уезжать?

Тоумас приблизился к ней, и она задрожала. Что он сейчас будет делать? Он узнал, что деньги взяла она? К ее удивлению, он обнял ее, прижал к себе и поцеловал в лоб.

– Ты ведь этого всегда хотела? Уехать из этого кошмарного города и начать с чистого листа в другом месте?

Она кивнула и хлюпнула носом. Ей не хотелось усложнять ситуацию вопросами о том, почему им надо уезжать так срочно. Открыла дверь, вошла и недолго подождала в прихожей – как раз такое время, которого хватило бы, чтобы взять паспорт. Когда она вышла, Тоумас уже сидел в машине. Она села рядом, и вскоре они уже мчались по шоссе. Аусдис смотрела в окно и думала, что по крайней мере она держит путь прочь из страны. В конце концов, она уезжает, и ничего, что он тоже едет с ней. Может, так оно и лучше.

Может, в другом месте все будет лучше.

Акранес 1992

Поминки проходили в Акранесской церкви. Элисабет не хотелось туда идти, но туда шел весь класс и учителя, так что ей пришлось идти с ними. Все были в черном. Там было много людей, которых она раньше не видела. Тех, кто не знал Сару, как она. Все было очень серьезным. Некоторые плакали, а другие сморкались.

В церкви Элисабет было дурно. Она ерзала на жесткой скамье и поглядывала на дверь. Она сидела в самом заднем ряду – кто-нибудь заметит, если она уйдет? Она встретилась глазами с Магнеей, которая тотчас отвела взгляд. С того самого случая Магнея с ней не разговаривала. Даже не смотрела в ее сторону. Но Элисабет было наплевать. Она больше никогда не собиралась ни с кем дружить. Она никому не даст к себе подходить. Ей на все плевать.

Когда сидящие в первом ряду встали, она так и застыла. Там был он. Хозяин их дома. Который приходил в гости. Значит, он – папа Сары! Тот папа, который всегда на работе.

Но все-таки Элисабет высидела всю службу. Она гнала из головы все мысли, думала о чем угодно, кроме Сары. Пыталась вспомнить все свои истории – красивые и добрые. И лишь на поминальном застолье, сидя перед нетронутым тортом, она встретилась взглядами с Аусой, мамой Сары – она поняла, что больше не может. Она встала. Прошла к выходу и убежала. Она бежала со всех ног и не останавливалась, пока не добежала до своего шкафа и не закрылась в нем. Там она сидела, съежившись, и бормотала все известные ей сказки. И из книжек, и папины истории. Она не чувствовала, как на пальцах образуются ссадины, когда ногти крошатся о дерево, и не перестала, пока по стене не потекла кровь.