Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

– Привет, мама, – сказала она и, едва дав матери возможность поздороваться, тотчас продолжила: – Помнишь, ты говорила, что Тоумас, брат Хендрика, взимает с квартирантов арендную плату «совершенно диким способом»? Что ты тогда имела в виду? – Она сейчас вдруг вспомнила, что мама сказала так во время их прогулки по кладбищу.

– А зачем ты спрашиваешь? – полюбопытствовала мама, но, когда Эльма не захотела объяснять, тут же выдала: – Он с женщинами спал. Я слышала, что некоторые матери-одиночки не могли заплатить за жилье, а он этим злоупотреблял. Не знаю, есть ли в этом хоть крупица правды, но так поговаривают. А Хендрик на это глаза закрывал, попустительствовал. А ты почему спрашиваешь? Это как-то связано с…?

– Не знаю, – поспешно ответила Эльма. – Надеюсь, что нет.

Она попрощалась с мамой, сказав на прощание, что вечером придет на ужин. Затем отложила телефон и стала задумчиво смотреть на черный экран компьютера перед собой. Так она и знала! Ей всегда казалось странным, как это у женщины вроде Хатлы могло хватать средств на съем такого большого дома. А сейчас, как ей казалось, она все поняла. Она вспомнила фотографии, на которых Элисабет стояла в своей комнате, такая беззащитная. Наверное, для оплаты такого большого дома стараний одной Хатлы было мало. От такой мысли во рту сделался гадкий привкус.

Когда Эльма пришла, Сайвар был в кафетерии. Он стоял, прислонившись к кухонной тумбе, и держал чашку с кофе двумя руками.

– Это пить можно? – спросила Эльма и достала себе чашку.

– Да как обычно, – ответил Сайвар.

Эльма заняла место рядом с ним. На улице шел снег. Весь декабрь его почти не было – а тут повалил.

– Как ты думаешь, он долго пролежит? – спросила она.

– Кто? Снег? – Сайвар посмотрел на нее. – Сомневаюсь.

Эльма промолчала, и она стали дальше смотреть на то, как снежинки медленно падают на землю и покрывают черный бетон под окном.

– Хендрик очнулся, – сказал Сайвар. – Они считают, он полностью поправится.

– А с ним уже говорили?

– Еще нет.

Эльма промолчала, и какое-то время никто из них не проронил ни слова.

– А ведь эти братья внешне очень похожи? – наконец произнесла она.

Сайвар посмотрел на нее:

– Это ты к чему?

– Да я просто размышляю над тем, что сказала Ауса. Она сказала, что Элисабет видела человека, приходившего к ней, на похоронах Сары. Скорее всего, Тоумас там тоже был. Сидел в первом ряду, может, даже клал руку на плечо Аусе. Могла ведь девятилетняя девочка решить, что он и есть Сарин отец?

– Да, вполне, – ответил Сайвар. – Но теперь мы, наверное, уже не выясним, что там произошло.

– Мама говорила, что о Тоумасе ходят слухи, будто он взимает квартплату с малоимущих матерей-одиночек весьма чудовищным способом.

– Что она имела в виду?

– Он с ними спал и за это разрешал не платить за жилье деньгами, – сказала Эльма. – Может, среди них была и мать Элисабет?

Сайвар пожал плечами:

– Такое волне может быть, но ведь ни Тоумас, ни Хендрик не признаются ни в чем, что пойдет им во вред, они всегда друг за друга горой, а Ауса больше не хочет ничего рассказывать.

– Мне с трудом верится, что Хендрик будет горой стоять за брата, если узнает, что эти снимки его дочери делал Тоумас.

– Скорее всего, ты права, – сказал Сайвар. – Но я сомневаюсь, что Тоумас сознается в чем бы то ни было. У нас нет никаких доказательств, что фотографии делал именно он.

– Но кто-то же их прислал. Кто-то же их подложил в щель почтового ящика в доме Аусы.

– Да, так и есть. Просто будем надеяться, что этот субъект сам заявит о себе.

– А в отношении Сары никаких послесловий не будет? Мы ничего не будем делать с рассказом Элисабет Аусе о том, как она погибла?

– Зачем? – удивился Сайвар. – Элисабет мертва. Обвинять уже некого. К тому же тогда она была еще ребенком, и это был, очевидно, несчастный случай.

Эльма подумала о том, что Элисабет столько лет молчала. И все эти годы это должно было грызть ее изнутри. Невозможно было выяснить, действительно ли Сара была уже мертва, когда Элисабет положила ее на плот. И хотя в девять лет Элисабет этого не знала, она наверняка размышляла об этом позднее. Может, если б Элисабет просто-напросто позвала на помощь, сейчас Сара была бы жива.

– Стало быть, в тюрьму сядет одна Ауса, – сказала Эльма и уселась. Конечно, ей было жаль пожилую женщину. То, что ей пришлось вынести, было несправедливо. И все же в том, что сейчас двое маленьких мальчиков остались без матери, была виновна именно она – и это тоже было несправедливо.

– Наверное, ее к шестнадцати годам приговорят. Тогда она освободится, когда отсидит десять лет или того меньше, – сказал Сайвар.

Эльма кивнула. Она знала, что рассуждать об этом дальше смысла нет. Все, кто мог ответить на ее вопросы, либо мертвы, либо отказываются нарушать молчание. Она вздохнула и продолжила смотреть на снежинки, допивая кофе.

– Сегодня вечером я ничего не имею против компании, – наконец проговорила она и послала Сайвару улыбку.

Магнея погладила Бьяртни по широким плечам. Он сидел на краю дивана, наклонившись вперед, спрятав лицо в ладонях. День как-то затянулся. Магнея сама толком не понимала как. Секунды медленно ползли, превращались в минуты, а потом в часы, в которые все стояло неподвижно. И вот настал вечер. Темнота снаружи окружила их большой дом. Она не могла дождаться, когда этот дом наполнится детским смехом. Когда в послеобеденное время будут другие занятия, кроме как сидеть и ждать – а именно на это они сегодня потратили весь день. Хуже всего было, что она сама не могла понять, чего ждет. И все же Магнея играла роль любящей жены – поддержки и опоры, хотя у нее сил было так мало, что больше всего ей хотелось лечь в кровать. Порой ей приходилось садиться на собственные руки, чтобы не было видно, как они дрожат.

Вдруг зазвонил телефон. Бьяртни ответил так быстро, что звон слышался лишь миг. Он встал и отошел в сторону – Магнея этой его привычки терпеть не могла. Что там такое было, чего ей нельзя слышать? Но она ничего не сказала, лишь терпеливо ждала, когда он вернется.

– Папа очнулся, – возвестил он. Его плечи опустились, и он снова рухнул на диван.

Магнея села рядом с мужем и обняла его. Бьяртни прислонился к ней и закрыл глаза.

– Она заслуживала смерти, – прошептал он. – Элисабет убила мою сестру. Это из-за нее Сара погибла, а она столько лет об этом молчала. Можешь вообразить что-нибудь хуже?

– О чем ты? – Магнея с ужасом посмотрела на него.

– Хёрд мне все рассказал, – ответил он. – Это была причина, по которой мама наехала на ту женщину. Когда она услышала, что произошло с Сарой, у нее просто мозги переклинило. А еще ей вроде прислали какие-то фотографии Сары. И судя по этим фотографиям, над ней кто-то совершил насилие, и мама каким-то образом решила, что это папа… – И тут он как будто сдулся. Он начал беззвучно сотрясаться и крепче обнял ее, словно маленький ребенок, ищущий утешения у матери. – Папа все отрицает, а я больше не знаю, чему вообще верить. Не знаю, что за хрень происходит!

– Успокойся, милый, – прошептала Магнея и поцеловала его в лоб. Она никогда не видела его в таком состоянии. Сама она часто плакала, ее захлестывали эмоции – а Бьяртни нет. – Это все в прошлом, не стоит об этом больше думать. – Она взяла его руку и приложила к своему животу. – А вот здесь будущее, Бьяртни. Оно у нас здесь.

Бьяртни поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза были красными, но сухими, и он улыбался слабой улыбкой. Он погладил ее по животу, и Магнея почувствовала, что расслабляется. Она улыбнулась и поцеловала его – на этот раз в губы. Дрожь медленно, но верно стала уходить из тела. Это все скоро закончится, и скоро она снова сможет дышать.

Больше ей не придется бояться.

Ей даже не выделили отдельной палаты. Ее койка была в большом помещении на четвертом этаже больницы, и от соседей ее отделяла лишь тонкая занавеска.