Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг
– Мы позвонили твоей маме, она уже идет сюда, – сказал директор школы. Элисабет не отвечала. С тех пор как она села в кабинете директора, она ни слова не проронила.
– Родители Андрьеса тоже за ним придут. Вероятно, придется накладывать швы. – Тон у директора был обвинительный. Женщина рядом с ним смотрела на него и вздыхала. А потом она склонилась над столом.
– Элисабет, расскажи нам, что произошло? Я знаю, Андрьес не должен был тебя так обнимать, но… – Голос женщины убаюкивал. Она сказала, что она психолог. Наверное, многие поддались этому бдительному взгляду и умоляющему голосу – но не Элисабет. Она упорно продолжала смотреть в окно. Но при этом она думала, стоит ли рассказывать, что она видела, как Магнея что-то шептала Андрьесу на ухо перед тем, как он подбежал к ней. Наверное, это она его подговорила, ведь она всем всегда говорила, что им делать. Но она понимала, что это бесполезно. Она знала, что никто не станет ее слушать. Взрослые ведь никогда не слушают.
– Как ты себя чувствуешь дома? – продолжала женщина. – Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Дверь распахнулась: на пороге стояла ее мама. Волосы у нее были забраны в хвостик, так что пролысины на затылке было не видно. Глаза у нее, как обычно, были подведены черным, но одета она была опрятно, и запах курева ощущался, только когда она подходила очень близко.
Директор и психолог поздоровались с мамой и предложили ей сесть. Пока они рассказывали ей, что произошло, она спокойно кивала, даже не косясь в сторону Элисабет.
– Учитывая, насколько бурным было проявление агрессии, мы задались вопросом, нет ли у ребенка других проблем. По-вашему, может ли что-нибудь беспокоить Элисабет в школе или дома? – спросила женщина-психолог.
– Ну, не знаю, – ответила мама. На этом стуле у письменного стола она была такая маленькая. Как будто она сжалась. От этой мысли Элисабет улыбнулась – и тут на нее посмотрел директор.
– Не вижу, чтобы она воспринимала это всерьез, – сказал он.
Элисабет стыдливо потупила глаза в пол.
Женщина-психолог не обратила внимания на слова директора и дружелюбно улыбнулась:
– Я бы рекомендовала Элисабет походить ко мне. Может, ей понравится говорить с незаинтересованным лицом. С кем-то со стороны.
– Я думаю, это совершенно лишнее. К тому же нам не по карману платить за такого рода услуги, – поспешила ответить мать.
– За услуги, разумеется, платила бы школа, – сказал психолог. – А ты что думаешь, Элисабет? По-твоему, это хорошее решение?
Элисабет впервые посмотрела психологу в глаза. Она старалась не улыбнуться снова, когда кивнула.
– Ну, договорились, – сказала женщина-психолог и встала, давая понять, что собрание закончилось. Мама улыбнулась скупой улыбкой и положила руку на плечо Элисабет.
Когда они вышли из здания школы, Элисабет заметила, как они стоят поодаль и наблюдают за ней: Сара и Магнея. И она ясно видела, что обе улыбаются!
Когда они пришли домой, мама быстро захлопнула дверь. Она схватила ее за руку и так толкнула, что она упала и поцарапала локоть. Элисабет почувствовала на себе ее испепеляющий взгляд и опустила глаза.
– Как ты смела мне это сделать! – прошипела мама. Она достала сигарету, зажгла и уселась за кухонным столом. Она барабанила пальцами по столешнице и глубоко всасывала дым.
– Марш в свою комнату! – сказала она потом, не посмотрев на дочь, и продолжила курить, вперив взгляд в окно.
Элисабет встала, потирая локоть, и пошла вверх по лестнице в свою комнату. По старой привычке она не наступала на самую скрипучую ступеньку.
Длины провода ее настольной лампы хватило до самого шкафа под скатом крыши. Она стащила с кровати одеяло и тоже перенесла его в шкаф, и подушку туда же. Желтый свет лампы освещал крошечное помещение, и каким-то удивительным образом у нее возникло чувство, что здесь она в безопасности. Это было почти как оказаться в другом мире. Она уселась в шкафу и провела пальцем по царапинам на дверце. Иногда она представляла себе, что шкаф – это пещера. В школе они учили про пещерных людей. Учитель показывал им изображения, которые они вырезали на стенах пещер. Эти картинки рассказывали целые истории.
А царапины на дверце шкафа рассказывали ее историю. Правда, такую, которой никто не понимал, кроме нее самой. Она поплотнее закуталась в одеяло и в конце концов заснула под шум ветра, задувавшего в щели между досками.
Проснулась она лишь вечером, от скрипа верхних ступенек.
В доме можно было разглядеть слабый огонек, а во дворе стоял черный внедорожник. Если бы вокруг не было полицейских машин и машин «скорой помощи», можно было бы подумать, что не произошло ничего из ряда вон выходящего. Что этот вечер ничем не отличается от других вечеров. И для большинства так действительно и было. Сейчас усталые родители стояли у кухонных плит и помешивали в кастрюлях. Запах пищи уже начал доноситься из домов и смешиваться с запахом мокрого асфальта. Уличные фонари подсвечивали зимнюю темноту, и поток машин с каждой минутой становился меньше. В окнах виднелись разноцветные фигуры на телеэкранах. Эльма представила себе, как дети лежат на диванах, не отрывая глаз от телевизора. Свитера все в пятнах, а прически, с утра такие красивые, все растрепались. Таковы были единственные часы, которые, как она помнила, сестра проводила с ней добровольно, а не потому, что ее заставили: время перед телевизором, пока в кухне варится ужин. Эльма задумалась, довелось ли семье из дома, перед которым она стояла, когда-нибудь испытывать радость от таких часов. Сидела ли маленькая девочка рядом с братом за просмотром мультфильмов в ожидании ужина? Были ли они счастливы до того, как пришло несчастье?
Каури и Грьетар дежурили перед домом. Грьетар разговаривал по телефону, а Каури стоял рядом, засунув руки в карманы. Его маленькие глаза в темноте были необыкновенно черными.
– Что за хрень там стряслась? – спросил Сайвар. Его телефон зазвонил, когда они собирались уходить от Рунара, а после этого все произошло довольно быстро. Они сбежали по лестнице вниз, поехали так быстро, как могли себе позволить, и Эльма открыла дверцу и выскочила из машины даже до того, как Сайвар полностью остановил ее.
– Она его пырнула ножом, – ответил Каури. – Просто взяла и пырнула.
– Что… как так вышло? – спросила Эльма, а Каури только беспомощно пожал плечами. – А сейчас она где?
– Она в доме вместе с Хёрдом. Кажется, ее собираются в управление везти.
Дом выглядел так же опрятно, как в тот день, когда Эльма нанесла Аусе визит, – если не считать, что на полу везде наследили. И запах изменился. Вместо аромата свежевыпеченного хлеба в воздухе стоял характерный железный запах. Она слышала, что Хёрд где-то в доме. Из спальни, где трудился техотдел, доносились приглушенные голоса. Сайвар пошел в ту сторону, а Эльма осталась в коридоре. Пол был кафельный, и большая его часть была покрыта ковриком с персидскими узорами. На стенах висели картины, а на громоздком комоде на белой вязаной скатерти выстроились разные вещицы: статуэтки, серебряная чаша, вазы. Фотография в рамке, а на фотографии старший брат и сестренка; вокруг лето, и волосенки у них почти белые. Мальчик обнимает сестренку, она улыбается до ушей, а он слегка ухмыляется. Эльма вздрогнула, когда гулко ударили напольные часы. Один удар. Половина седьмого.
Когда Эльма заглянула в гостиную, она увидела Хёрда на диване рядом с Аусой. Все огни были погашены, единственный свет был – от уличных фонарей, освещавших террасу. Ауса сидела выпрямившись, на плечи у нее была наброшена вязаная шерстяная шаль. Она смотрела прямо перед собой, и когда Эльма подошла, на лице у нее ничего не отразилось. Хёрд встал и велел Эльме выйти с ним в коридор.
– Она до сих пор ни слова не сказала, – шепнул он ей. – Конечно, мы пока подождем и допросим ее уже в управлении, – но ведь она просто сидит и пялится в пространство. По-моему, у нее шок.
