Го Осака - Косые тени далекой земли
– К сожалению, это действительно произошло гораздо позже, чем я рассчитывал. Но, так или иначе, слово свое он сдержал, и Хрущев воспользовался его материалами в своей критике Сталина.
Рюмон молча откинулся на спинку стула.
Возбужденное состояние, в котором он находился все это время, наконец прошло, по всему телу разлилась смертельная усталость.
– А теперь, – неуверенно проговорил Гильермо, – разрешите мне тоже задать вам пару вопросов. Дональд сказал мне, что после аварии, в которой погибли Нисимура и его жена, Кадзуми переехала в Японию и вышла там замуж за вашего отца. Это правда?
– Да.
Гильермо напряженно взглянул на Рюмона:
– Я слышал, что Кадзуми также умерла. Это тоже правда?
– Да, правда. Тридцать один год тому назад. Мне тогда было два года. Она сильно напилась и захлебнулась в ванне.
Рюмон произнес эти слова намеренно сухо.
Гильермо сжал губы и медленно закрыл глаза. Лежавшие на коленях кулаки задрожали крупной дрожью.
Вскоре из-под сомкнутых век выступили слезы.
Он проговорил полным печали голосом:
– Захлебнулась… ну как же так… Неужели она… Неужели Кадзуми, правда, умерла?
Стараясь не поддаться чувству, вдруг сдавившему грудь, Рюмон с иронией в голосе проговорил:
– Вы, может, хотели, чтобы она вас при жизни хоть раз назвала отцом?
Гильермо не ответил и тихо заплакал. Рюмон, сжав зубы, неотрывно смотрел на белые волосы старика.
Этот человек оставил его мать.
Рюмон все время твердил себе это.
Тикако всхлипнула. Рюмон посмотрел на нее. Глаза девушки, красные от слез, с укоризной смотрели на него.
Тикако на мгновение перевела взгляд на Гильермо и слегка покачала головой.
Рюмон притворился, что не понял ее. Его мучила мысль – почему Гильермо ни разу не подумал о его матери, пока та была еще жива, вместо того чтобы оплакивать дочь сейчас, когда Кадзуми мертва?
Гильермо достал носовой платок и вытер лицо.
И вдруг, будто у него что-то застряло в горле, исступленно закашлялся. Плечи его с силой затряслись.
Тикако вскочила с табуретки и бросилась к нему. Кашель у Гильермо не прекращался, плечи вздрагивали. Встав сзади, Тикако начала растирать ему спину.
Против воли Рюмон присоединился к ней.
Именно тогда, когда он гладил старика по спине, новое чувство вдруг сдавило ему грудь. Он подумал, что у этого человека, который с ранних лет живет вдали от отчизны, наверняка были свои печали, свои несбывшиеся мечты. И от этой мысли защемило сердце.
Рюмон сжал костлявую руку старика.
Гильермо в ответ с силой сжал его ладонь.
Рюмон обнял Гильермо за плечи.
Вскоре кашель старика улегся. Плечи вздымались с каждым вдохом: казалось, само дыхание причиняло ему боль.
Поддерживая его за плечи, Рюмон обратился к девушке:
– Принеси ему попить. Где-нибудь тут наверняка должен быть кран.
Тикако кивнула и ушла.
Гильермо, будто он только и дожидался ее ухода, задыхаясь, произнес:
– Мне нужно вам еще кое-что рассказать. Эти кулоны, о которых мы только что говорили… Вы думаете, их только два. Но на самом деле есть еще один.
Рюмон на секунду онемел от изумления.
– Вы хотите сказать, что их три?
– Именно. Третий – у Марии. Другими словами, у каждого из нас было по кулону: один у отца, один у матери и один у дочки.
– На это были какие-то особые причины?
– Я заказал их одному ювелиру, как своего рода талисманы, перед отъездом в Москву. Чтобы наши сердца всегда были вместе, даже если судьба разлучит нас. Поэтому я и попросил, чтобы ювелир выгравировал на них первые буквы наших имен.
Рюмон достал кулон и принялся внимательно разглядывать его.
– Первые буквы? А я ничего здесь не вижу, кроме трех соединенных по вертикали треугольников.
– Нет, не по вертикали. Надо смотреть по горизонтали. Вот видите: соединенные в ряд три буквы «К».
И правда, на кулоне действительно можно было рассмотреть три буквы «К».
Рюмон вдруг понял, что что-то не сходится.
– Постойте-ка. Почему же первые буквы ваших имен дают три «К»? Вас зовут Кацудзи, вашу дочь – Кадзуми, это понятно. Но первая буква имени Мария – «M», a не «К».
Гильермо тихо откашлялся и проговорил:
– Ее настоящее имя не Мария.
Рюмон склонил голову:
– То есть как это? Вы хотите сказать, что «Мария», как и «Рикардо», и «Гильермо», – всего лишь партийная кличка, под которой ее знали в партии?
Гильермо прижал платок ко рту и еще раз прокашлялся.
– Нет, ей дали это имя, когда она приехала из Японии в Мексику. Ее покойная мать, Катано Таки, была любовницей некоего Номияма, и Мария – их внебрачная дочь.
Не поспевая за таким стремительным поворотом событий, Рюмон уже собрался прервать рассказ Гильермо и вдруг передумал: он понял, что ему уже приходилось слышать имя «Номияма».
Гильермо тем временем продолжал:
– Когда Марии было двенадцать, про Таки и Марию узнала законная жена Номияма. Она подняла шум, и в конечном счете Таки покончила с собой, приняв яд. Мария, таким образом, осталась сиротой, и ее взяли к себе родственники в Мексике – бабушка, дедушка и дядя.
– Постойте-ка. Боюсь, я уже потерял нить. Только вот имя Номияма мне смутно знакомо. Скажите, кто он?
– Я и сам знаю о нем не много, но, по-моему, он был журналистом. И звали его на самом деле по-другому: Номияма – его фамилия до брака. Он женился на женщине из какого-то старинного рода и наследовал ее фамилию. Однако при Таки он, видимо, не любил называться своим новым именем и использовал прежнее.
Журналист… Номияма… Страшное подозрение шевельнулось в груди.
Рюмон схватил Гильермо за плечо:
– Скажите, как звали Марию на самом деле? Скажите, что это за имя на «К»?
Гильермо уже открыл рот, чтобы ответить, когда вдруг из глубин склада донесся негромкий крик.
Рюмон мгновенно пришел в себя. Куда делась Тикако? Времени прошло больше чем достаточно, чтобы вернуться с водой.
Почти сразу же послышался грохот обвалившихся книг.
Рюмон встал. Все его тело напряглось от страшного предчувствия.
Гильермо тоже приподнялся с беспокойством в глазах.
– Что там вдруг случилось? Судя по звукам, дело неладно, – сказал он.
Оставив его слова без ответа, Рюмон бросился на поиски.
Заглядывая в каждый проход между книжными полками, он быстро двигался вперед. Никого видно не было. В свете люминесцентных ламп виднелись лишь груды книг, обступавшие его со всех сторон. В глубине склада было темно, и разглядеть что-либо было невозможно.
Сам не свой от беспокойства, Рюмон позвал Тикако.
Ответа не последовало. Он позвал ее еще раз:
– Тикако? Где ты? Отвечай! Вдали раздался мужской голос:
– Я же говорил тебе: разговаривать только по-испански. Ты что, забыл?
Рюмон застыл на месте. Какое-то время он не мог поверить своим ушам.
Этот голос, вне всякого сомнения, принадлежал Маталону, который, как он полагал, погиб в Пилетской пещере.
44
Стоя перед дверью сейсмологической лаборатории, Ханагата Риэ нажала на кнопку, сделав сначала два длинных, затем три коротких звонка.
Кадзама Симпэй задрал голову и, расставив указательный и средний пальцы, показал видеокамере знак победы.
Дверь автоматически раскрылась, пропуская их в темную прихожую. Поднявшись по лестнице до последнего этажа, они прошли до самого конца коридора.
В офисе антитеррористического отдела службы безопасности за письменным столом сидел в одиночестве майор Клементе и ел круассан с какой-то начинкой. Не переставая жевать, он свободной рукой показал им на стулья.
Риэ и Кадзама сели перед ним.
Клементе запихал остатки круассана в рот и методически облизал пальцы. Затем залпом осушил бокал красного вина.
Скрывая раздражение, Риэ вежливо проговорила:
– Позвольте спросить, зачем мы вам понадобились на этот раз? Я полагала, что, поскольку мы отдали вам карту тайника с золотыми слитками, наши обязательства перед вами уже выполнены.
Клементе вытер рот платком. Затем подтянул галстук кверху и поправил очки на носу.
– Я позвал вас, чтобы доложить о результатах. Если они вам, конечно, интересны.
Кадзама возбужденно заерзал на стуле и спросил:
– Так, значит, он вам все-таки пригодился, тот листок, да?
Клементе поскреб лысину:
– Я показал его одному ученому по имени Антонио Биясанте – специалисту по истории Толедо. Так вот, его ваш листок заинтересовал настолько, что он решил произвести тщательное расследование и сегодня, еще до полудня, отправился вместе со своими сотрудниками в подземелье под Алькасаром. И нашел в одном углу арабских бань – на уровне ниже юго-восточного хода – небольшое отверстие, о котором раньше не знал. На стене над отверстием был вырезан вот этот знак. Взгляните, Биясанте переслал мне его по факсу.
Клементе достал из кармана сложенный лист бумаги и развернул его на столе.
Риэ наклонилась над ним и на лице ее застыло удивление. На листе был чертеж странной формы, состоящий из трех перекрывающих друг друга треугольников.
