Майкл Коннелли - Пятый свидетель
— Так же, как вы позаботились о Доналде Дрисколле?
— Протестую, — сказала Фриман. — Спорное утверждение.
— Снимаю вопрос. Мистер Оппарицио, вы получили это письмо в самый разгар переговоров о сделке с «Лемюром», правильно?
— Ну да, переговоры еще шли.
— И вы знали в тот момент, что мистер Бондурант сам находится в стесненном финансовом положении, не так ли?
— Мне ничего не было известно о личной финансовой ситуации мистера Бондуранта.
— А разве один из сотрудников вашей компании не отслеживал регулярно финансовое положение мистера Бондуранта и других банкиров, с которыми вы вели дела?
— Нет, это смешно. Кто вам это наврал?
Настала очередь испытать Герба Дэла в качестве двойного агента.
— В момент написания вам письма был ли мистер Бондурант в курсе ваших секретных переговоров с «Лемюром»?
Оппарицио следовало бы ответить — не знаю. Но я велел Дэлу через своего посредника передать ему, что адвокаты Лайзы Треммел не нашли ничего по этому ключевому вопросу своей стратегии, поэтому Оппарицио ответил:
— Ему ничего об этом не было известно. До окончания переговоров я не афишировал их перед своими клиентами.
— Кто является руководителем финансовой службы «Лемюра»?
Сам вопрос и предполагаемая смена направления допроса, судя по всему, застали Оппарицио врасплох, но это продолжалось всего несколько мгновений.
— Сид Дженкинс. Сидней Дженкинс.
— Не возглавлял ли он комиссию, с которой вы вели переговоры о сделке с «Лемюром»?
Фриман снова заявила протест: зачем, мол, все это и к чему ведет. Я пообещал судье, что очень скоро он это поймет, и, получив разрешение продолжить, повторил вопрос свидетелю.
— Да, по вопросу о продаже компании я имел дело с Сидом Дженкинсом.
Я открыл папку, достал из нее некий документ и попросил разрешения у судьи предъявить его свидетелю. Как и ожидалось, Фриман воспротивилась, у нас состоялось бурное совещание у судейской скамьи. Но поскольку Фриман одержала победу в таком же споре, касавшемся ознакомления Дрисколла с результатами внутреннего расследования, проведенного АЛОФТом, судья Перри уравнял счет, позволив мне представить документ.
Я передал копию свидетелю.
— Мистер Оппарицио, пожалуйста, скажите присяжным, что за документ у вас в руках.
— Точно не могу сказать.
— Разве это не распечатка электронного ежедневника?
— Возможно, если вы так говорите…
— Какое имя стоит вверху страницы?
— Митчелл Бондурант.
— А каким числом датирована запись?
— Тринадцатым декабря.
— Прочтите, пожалуйста, вслух запись о назначенной на десять часов встрече.
Фриман снова попросила о совещании, и мы снова предстали перед судейской скамьей.
— Ваша честь, здесь судят Лайзу Треммел, а не Луиса Оппарицио или Митчелла Бондуранта. Вот что бывает, когда кто-то получает преимущество, пользуясь благосклонностью суда и свободой отклоняться от темы. Я протестую против этой линии допроса. Советник уводит нас слишком далеко в сторону от дела, по которому должны вынести вердикт присяжные.
— Судья, — возразил я, — еще раз: речь идет о вероятной вине третьего лица. Этот документ — страница из электронного ежедневника, предоставленного защите в числе материалов следствия. Ответ на этот вопрос сделает очевидным для присяжных, что жертва тайно вымогала деньги у свидетеля. А это мотив для убийства.
— Судья, это…
— Хватит, мисс Фриман. Разрешаю.
Когда мы разошлись по местам, судья велел Оппарицио отвечать на вопрос, и я повторил его — не столько для свидетеля, сколько для присяжных:
— Что, согласно записи в электронном ежедневнике мистера Бондуранта, было назначено у него на десять часов утра тринадцатого декабря?
— Здесь написано: «Сидней Дженкинс, Лемюр».
— Не наводит ли вас это на мысль, что мистер Бондурант знал о сделке между АЛОФТом и «Лемюром» в декабре прошлого года?
— Я не могу знать, что говорилось на их встрече, и даже состоялась ли она.
— Какой резон был у сотрудника, ответственного за приобретение АЛОФТа, встречаться с одним из самых важных клиентов компании?
— Спросите об этом у мистера Дженкинса.
— Возможно, спрошу.
По мере того как продолжался допрос, Оппарицио становился все более раздраженным и злобным. Семена, посеянные Гербом Дэлом, давали хорошие всходы. Я двинулся дальше.
— Когда завершилась сделка по продаже АЛОФТа «Лемюру»?
— В феврале.
— За сколько была продана компания?
— Я бы предпочел не разглашать это.
— Фонд «Лемюра» — государственная компания, сэр. Информация о ней является открытой, вот она. Не сэкономите ли вы нам время, сказав…
— За девяносто шесть миллионов долларов.
— Большую часть которых получили вы как единственный владелец, не так ли?
— Ну да, солидную часть.
— А также вы получили пакет акций «Лемюра», верно?
— Верно.
— И остались президентом АЛОФТа?
— Да. Я по-прежнему руковожу компанией. Хотя теперь у меня есть начальники.
Он изобразил улыбку, однако большинство присутствовавших в зале не нашли его ответ забавным, учитывая миллионы, полученные им от сделки.
— Значит, вы, как и прежде, непосредственно участвуете во всех текущих операциях компании?
— Да, сэр, участвую.
— Мистер Оппарицио, составил ли ваш личный доход от продажи АЛОФТа шестьдесят один миллион долларов, как сказано в репортаже «Уолл-стрит джорнал»?
— Нет, это они неправильно написали.
— Как так?
— Мне причитается такая сумма, но я не получил ее сразу.
— Вы получаете ее в рассрочку?
— Что-то в этом роде, но я не вижу, какое отношение все это имеет к тому, кто убил мистера Бондуранта, мистер Холлер. Зачем я здесь? Я никоим образом не… Ваша честь?
— Подождите минутку, мистер Оппарицио, — сказал судья, после чего, склонившись над столом, о чем-то поразмыслил. — Я объявляю утренний перерыв. Представителей сторон прошу собраться у меня в кабинете.
И снова мы направились за судьей в его кабинет. И снова мне предстояло оказаться на грани провала. Но я так разозлился на Перри, что решился сразу перейти в наступление. Оставшись стоять, в то время как судья и Фриман сели, я сказал:
— Ваша честь, при всем моем уважении, хочу обратить ваше внимание на то, что я только что набрал некий темп, а вы своим преждевременно объявленным перерывом сбили его.
— Мистер Холлер, вы, может, и набрали стремительный темп, но увели нас слишком далеко в сторону от дела. Ранее я разрешил вам использовать в линии защиты вероятность существования третьей стороны, однако теперь начинаю сожалеть об этом.
— Судья, я находился в четырех вопросах от того, чтобы расставить все по своим местам, но вы остановили меня.
— Вы сами себя остановили, советник. Я не мог больше попустительствовать. Мало того что мисс Фриман постоянно протестовала, так теперь протест выразил сам свидетель. А я оказался в дурацком положении. Вы закидываете удочку наугад. Вы обещали мне и присяжным не только доказать, что ваша подзащитная не совершала преступления, но и указать, кто его совершил. И вот выступает уже пятый ваш свидетель, а рыбная ловля наудачу продолжается.
— Ваша честь, не могу поверить… Послушайте, я не закидываю удочку наугад. Я доказываю. Бондурант грозил этому человеку потерей шестидесяти одного миллиона долларов. Это же очевидно, и любой здравомыслящий человек это видит. И если это не является мотивом для убийства, то…
— Мотив не доказан, — вклинилась Фриман. — Это не доказательство, и, судя по всему, у вас его нет. Вся ваша защита — это блеф. Что дальше? Вы всех, у кого Бондурант собирался конфисковать дома в счет залога, объявите подозреваемыми?
Я сверху вниз указал на нее пальцем:
— Это была бы неплохая идея. Но факт в том, что наша защита — не блеф, и если бы мне было позволено продолжить допрос свидетеля, я бы очень скоро предъявил доказательство.
— Сядьте, мистер Холлер, и, пожалуйста, следите за тоном, когда обращаетесь ко мне.
— Да, ваша честь. Приношу свои извинения.
Я сел и стал ждать, пока Перри обдумывал сложившуюся ситуацию. Наконец он произнес:
— Мисс Фриман, у вас есть еще что-нибудь?
— Полагаю, суд прекрасно понимает отношение обвинения к тому, что делает мистер Холлер. Я не раз предупреждала, что он прибегает к отвлекающему маневру, не имеющему ни малейшего отношения к рассматриваемому делу. Ко мне не прислушались, и теперь я вынуждена согласиться, что суд, допустивший все это, оказался в дурацком положении и стал объектом манипуляций.
Тут она явно перегнула палку. Я заметил, как у Перри, когда она сказала, что он оказался в дурацком положении, кожа натянулась вокруг глаз. Он был у нее в руках, но она его упустила.
