Майкл Коннелли - Пятый свидетель
Мы все рассмеялись, и, похоже, это сняло начавшую нарастать напряженность. Я знал, что разрядить напряжение помогает алкоголь, но держался вот уже два года. И не собирался срываться.
— Какое задание ты дал Дэлу на сегодня? — спросил Циско.
Я опять пожал плечами.
— Сказать, что защита потерпела полный провал, потеряла своего лучшего свидетеля в лице Дрисколла, которого Фриман расчихвостила в пух и прах. Ну, и то, что всегда: у нас на Оппарицио ничего нет и его свидетельские показания пройдут легко, как нож сквозь теплое масло. Дэл должен позвонить мне после разговора со своим «тренером».
Циско кивнул, а я перешел к следующей теме:
— Думаю, Оппарицио — наш шанс закончить дело. Если мне удастся через свои вопросы и его ответы донести до присяжных то, что раздобыл для меня Циско, и подтолкнуть его к пятерке, это и будет конец, а тебе, Циско, даже не придется выступать свидетелем.
Аронсон нахмурилась — видимо, она не считала такие действия моральными.
— Отлично, — сказал Циско, — не придется завтра надевать этот обезьяний прикид.
Он оттянул воротник так, словно тот был сделан из наждака.
— Нет, придется — на всякий случай. У тебя ведь есть еще одна такая рубашка?
— Вообще-то нет. Надо будет эту постирать с вечера.
— Ты серьезно? У тебя только одна…
Циско тихо присвистнул и головой указал на дверь у меня за спиной. Я обернулся как раз в тот момент, когда Мэгги Макферсон скользнула на свободный табурет рядом со мной.
— Вот вы где.
— А, Мэгги.
Она ткнула пальцем в мой стакан:
— Моли Бога, чтобы это не оказалось тем, что я думаю.
— Не волнуйся, это совсем не то.
— Отлично.
Она попросила бармена Рэнди налить ей настоящей водки с тоником — вероятно, просто чтобы ткнуть меня носом.
— Что, пытаешься залить горе вином без вина? Я слышала, сегодня для хороших ребят выдался хороший день.
«Хорошие ребята» — это прокуроры. Как всегда.
— Может быть. Чего это ты вызвала няньку на понедельничный вечер?
— Нет, это нянька сама решила побыть с Хейли именно сегодня. Приходится соглашаться на ее условия, потому что у нее теперь есть ухажер. Боюсь, моим пятничным и субботним выходам в свет пришел конец.
— Значит, она согласилась побыть с Хейли сегодня, и ты в одиночестве отправилась в бар?
— А может, я тебя искала, Холлер. Тебе такое не приходило в голову?
Я развернулся так, чтобы оказаться спиной к Аронсон и лицом к лицу с Мэгги.
— Это правда?
— Возможно. Я подумала, что ты, наверное, где-то в компании — твой мобильный не отвечал.
— Ох, забыл его включить после заседания.
Я вынул телефон из кармана и включил его. Неудивительно, что Герб Дэл до сих пор со мной не связался.
— Ты собираешься домой?
Прежде чем ответить, я посмотрел на нее долгим взглядом.
— Завтра, возможно, решающий день процесса. Мне нужно…
— Я располагаю временем до полуночи.
Я сделал длинный вдох, но выдох оказался еще более длинным. Подавшись вперед и наклонившись так, что наши головы соприкоснулись — как фехтовальщики скрещивают сабли перед началом матча, — я прошептал ей в ухо:
— Я так больше не могу. Либо мы двигаемся вперед — либо ставим точку.
Упершись рукой мне в грудь, она оттолкнула меня. Мне было страшно подумать, во что превратится моя жизнь, если она совсем уйдет из нее, и я уже жалел о своем ультиматуме, потому что знал: поставленная перед выбором, она сделает его в пользу второго.
— Как насчет того, чтобы сейчас думать только о сегодняшнем вечере, Холлер? — ответила она.
— Ладно, — согласился я с такой поспешностью, что мы оба не удержались от смеха.
Я увернулся от пули, которую сам в себя выпустил. На этот раз увернулся.
— Какое-то время мне понадобится, чтобы еще кое над чем поработать.
— Конечно, мы его выберем.
Протянув руку за своим стаканом, она по ошибке — или не по ошибке? — взяла мой, отпила из него и скорчила гримасу отвращения.
— Без водки это просто отрава.
— Знаю. Это было что-то вроде проверки?
— Нет, просто ошиблась.
— Ну конечно.
Пока она пила из собственного стакана, я слегка развернулся назад и посмотрел на Циско и Аронсон. Они сидели, склонившись друг к другу, и увлеченно беседовали, не обращая на меня никакого внимания. Я опять повернулся к Мэгги:
— Выходи за меня снова, Мэгги. Когда закончится этот процесс, я собираюсь все изменить.
— Это я уже слышала.
— Да, но на этот раз так и будет. Это уже происходит.
— Я должна ответить прямо сейчас? Это предложение, которое делается только раз, или я могу подумать?
— Конечно, можешь. В твоем распоряжении целых пять минут. Я успею сбегать в сортир и сразу вернусь.
Мы снова рассмеялись, потом я наклонился, поцеловал ее и, зарывшись лицом в ее волосы, шепнул:
— Мне никто, кроме тебя, не нужен.
Прежде чем оттолкнуть, она поцеловала меня в шею.
— Терпеть не могу публичной демонстрации ласк, особенно в барах. Выглядит дешево.
— Прости.
— Ну, пошли.
Она соскользнула с табурета и, уже стоя, допила свой стакан. Вынув бумажник, я оплатил все, включая чаевые бармена, и сказал Циско с Аронсон, что ухожу.
— Я думала, мы еще поговорим об Оппарицио, — запротестовала Аронсон.
Но Циско незаметно тронул ее за руку, давая понять: не сейчас. Я был ему благодарен за это.
— Знаете что, — сказал я, — день был длинный. Иногда лучший способ к чему-то подготовиться — на время забыть об этом. Завтра утром пораньше, до начала заседания, я поеду в контору. Если хотите, приезжайте тоже. А нет — так увидимся в суде в девять.
Попрощавшись, мы с моей бывшей женой отправились к выходу.
— Хочешь оставить свою машину здесь, или как? — спросил я.
— Нет, слишком опасно возвращаться сюда после ужина и вечера, проведенного в постели с тобой. Захочется снова зайти сюда выпить последнюю, а потом, глядишь, окажется, что и не последнюю… А мне надо няню вовремя отпустить, да и на работу утром.
— Вот как ты на все это смотришь? Ужин, секс — и домой к полуночи?
В таких случаях она, бывало, обидно замечала, что я ною, как женщина, жалующаяся на мужчин. Но не в этот раз.
— Нет, — ответила она, — я смотрю на это как на лучший вечер недели.
Когда мы шли к своим машинам, я протянул руку и нежно сжал пальцами ее затылок. Ей это всегда нравилось. И плевать, что это могло быть расценено как публичная демонстрация ласк.
48Во вторник утром чувствовалось, как с каждым шагом на пути к свидетельскому боксу Луис Оппарицио все больше напрягался. На нем был светло-коричневый костюм с голубой рубашкой и бордовым галстуком. Он держался с достоинством, которое обеспечивали деньги и власть. И было очевидно, что на меня он смотрит с презрением. Хоть он и был моим свидетелем, ни о какой «любви» здесь не могло быть и речи. С самого начала процесса я обвиняюще указывал на него пальцем как на человека, который мог бы сидеть на месте моей клиентки. Но сейчас он сидел передо мной в свидетельском боксе. Это было главным событием процесса, и оно привлекло в зал самое большое с начала слушаний количество публики — как представителей прессы, так и зевак.
Начал я дружелюбно, но не собирался продолжать так и дальше. У меня была единственная цель, и вердикт зависел от того, сумею ли я ее достичь. Мне предстояло подвести свидетеля к краю. Он оказался здесь, потому что сам загнал себя в угол своими алчностью и тщеславием. Игнорировал советы собственных адвокатов, отверг предложение спрятаться за Пятую поправку и принял вызов выйти на поединок со мной на глазах у переполненного зала. Моя работа состояла в том, чтобы заставить его пожалеть о своем решении.
— Доброе утро, мистер Оппарицио. Как самочувствие?
— Я бы предпочел встретить это утро в каком-нибудь другом месте. А как ваше?
Значит, он решил с самого начала принять иронично-сварливый тон. Я улыбнулся и ответил:
— Это я смогу вам сказать через несколько часов. Благодарю, что сочли возможным приехать. Я заметил у вас легкий северо-восточный акцент. Вы родом не из Лос-Анджелеса?
— Я родился в Бруклине пятьдесят один год назад. Сюда приехал в свое время учиться в юридической школе, да так и остался.
— Вы и ваша компания неоднократно упоминались в ходе этого процесса. Создается впечатление, что в ваших руках находится львиная доля всех дел об отъеме ипотечных домов, по крайней мере в этом штате. Я был…
— Ваша честь? — с места перебила меня Фриман. — Можно мне задать вопрос?
Перри несколько секунд молча смотрел на нее.
— Вы хотите заявить протест, мисс Фриман?
Она сообразила, что забыла встать. Во время предварительных совещаний судья предупреждал нас, чтобы мы непременно вставали, если хотим заявить протест. Фриман быстро вскочила:
