Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)
Но Докинзу было что сказать:
— Выразимся иначе: я вижу, к чему вы ведете.
Даймонд вцепился в край стола и предпринял еще одну попытку.
— Слушайте, сержант, ни подтекста, ни, как вы сказали, скрытого смысла в моих вопросах нет. И я никого никуда не веду.
— Не ведете, потому что уже пришли?
— Если для вас это что-нибудь значит — да.
— А если мой отчет вас устроит, могу я рассчитывать, что попаду туда же?
— Куда?
— Откуда вы пришли.
— То есть?
— В уголовный отдел.
Приплыли. Этот ходячий геморрой решил, что за рвение ему поручат работу полицейского детектива в штатском. Размечтался.
— Ни в коем случае. Любой с первого взгляда распознает в вас полицейского, — заверил Даймонд. — А теперь вернемся к отчету.
Докинз растерянно моргал.
— Открытым текстом?
— Открытым и по существу.
Докинз прокашлялся:
— Сначала я расспросил директора театра, мистера Хедли Шермана. Он всеми силами старался подчеркнуть, что в театре случившееся считают внутренней проблемой. До спектакля мисс Калхаун он не видел, так как сидел в зрительном зале. А когда все произошло, он поспешил за кулисы и сам отвез ее в больницу.
— Значит, он убежден, что произошел несчастный случай?
— Да, версию с несчастным случаем он предпочитает версии с инцидентом.
— Вы и с костюмершей беседовали?
— С мисс Дениз Пирсолл? Да. Она готовила мисс Калхаун к спектаклю.
— Ну и как она?
— В смысле хорошая ли она костюмерша? Понятия не имею.
— Я имею в виду разговор. Какое впечатление она производит?
— Беспокойная, нервная, взвинченная.
— Подозрения вызывает?
— Трудно сказать. В ее положении любой чувствовал бы себя беззащитным. Если будут искать виноватых, первой в списке окажется она. Однако… — И он многозначительно поднял палец.
Даймонду пришлось ждать. Его собеседник увлекся, воображая себя актером, завладевшим вниманием публики.
— Однако всплыла одна примечательная подробность: в воскресенье в театре провели генеральную репетицию в костюмах и в гриме. Без каких-либо неожиданностей.
— Пригодится, — кивнул Даймонд.
От этой краткой реплики Докинз буквально воспарил.
— Значит, я могу рассчитывать на перевод в уголовный отдел?
— Этого я не говорил.
— Простите, но вы же, насколько я понял, одобрили мой отчет.
— Вы просто выполняли свою работу, как и полагается полицейскому, — возразил Даймонд. — А не проходили тайный тест для приема в уголовный отдел.
Докинз выпучил глаза:
— Ничего не понимаю! Вы же сами вызвали меня…
— Да, чтобы выслушать ваш отчет.
Докинз покачал головой:
— Если вам нужны просто факты, вы могли бы и не обращаться ко мне. А узнать их от констебля Рид. Это она записывала все до последнего слова.
Даймонд внутренне вскипел. Как жаль, что он сам об этом не подумал.
К началу очередного спектакля первым за кулисы прибыл исполнитель главной мужской роли. Слишком низкорослый, с носом, на котором с комфортом мог бы разместиться голубь, на протяжении всей своей карьеры он довольствовался характерными ролями. Роль Кристофера Ишервуда, обладателя ничем не примечательного носа, явилась прекрасной возможностью наконец привлечь внимание публики к имени Престона Барнса.
— Бэзила уволили? Под дверью торчит какой-то бездельник.
Хедли Шерман заглянул в гримерные выяснить, не пришла ли Дениз Пирсолл.
— Это я поставил у двери охрану. Когда волнения утихнут, Бэзил вернется на свой пост. Вчера произошла досадная случайность, и мы не можем допустить, чтобы она повторилась.
— По-моему, кто-то нахимичил с гримом.
— Клэрион ничего не говорила насчет грима до спектакля?
— До выхода на сцену я ее не видел. И заподозрил неладное, когда она пропустила свою реплику и начала гримасничать. Я повторил свои слова, а она вдруг завизжала. Кстати, как она?
— Насколько мне известно, уже лучше. Гизелла в качестве партнерши вас устраивает?
Барнс пожал плечами:
— Даже больше, чем Клэрион. Но пьесу теперь на другую сцену не перенесут. Закончится сезон, и нам всем придется искать работу.
— У вас отбою не будет от предложений, — заверил Шерман.
— Вы думаете? — Барнс оживился. — Ладно, пойду к себе.
О манере Барнса готовиться к спектаклям знал весь театр. Обычно он приходил пораньше и как минимум час проводил в раздумьях — «устанавливал эмоциональную связь с персонажем», как он выражался. Все это время дверь его гримерной оставалась запертой для всех.
— Когда вы пришли сюда вчера вечером, кто-нибудь уже был на месте? — спросил Шерман. — Может, Дениз?
— Понятия не имею. Я сразу ушел к себе готовиться.
— В какое время это было?
— В половине шестого, может, чуть позже.
— Вы же занимаете гримерную по соседству с комнатой Клэрион.
Барнс нахмурился:
— И на этом основании меня в чем-то подозревают?
— Вовсе нет. У вас не было причин вредить ей. Я просто подумал, что вы могли слышать, заходил к ней кто-нибудь или нет.
— Нет, к сожалению. Я всецело сосредоточился на своей роли, и не сочтите за оскорбление, но и вам бы это не помешало. Не играйте в детектива — это работа для профессионалов.
Ближе к концу дня Даймонд и Палома вышли на прогулку. Вечер застал их на бечевнике, проложенном вдоль канала.
Отношения Даймонда с Паломой достигли устойчивого равновесия. Никому из них не хотелось съезжаться. Иногда они спали вместе, находя в обществе друг друга радость, поддержку и утешение. Сторонний наблюдатель принял бы их за супругов с большим стажем и ошибся бы. Брак Даймонда со Стеф был заключен на небесах, после ее скоропостижной смерти в жизни Даймонда образовалась пустота, заполнить которую не могло ничто. Палома едва оправилась после катастрофического брака с человеком, страдавшим неизлечимой игроманией. После развода Палома вплотную занялась карьерой и собрала уникальный архив модных иллюстраций, к которому обращались крупнейшие кино- и телекомпании всего мира. Мысли о новом замужестве Паломе и в голову не приходили.
Поскольку она помогала театру «Ройял» в исследованиях, связанных с историческими костюмированными пьесами, Даймонд решил развлечь ее рассказом о своей экскурсии за кулисы.
— Что тебе понадобилось в театре?
— Значит, про Клэрион Калхаун ты ничего не знаешь?
Оказалось, Палома, занятая работой, понятия не имеет о разразившемся скандале, и Даймонд охотно поделился с ней сведениями.
— Может, расследование и не понадобится, — в заключение добавил он, — но моя начальница Джорджина заинтересована в том, чтобы театр не закрылся, значит…
— Так ты сдружился с Тайтусом? — оживилась Палома. — И он наверняка успел положить на тебя глаз.
Даймонд разозлился:
— Я его ничем не поощрял.
— Шучу, шучу.
— У него все в порядке со здоровьем? Когда мы осматривали первую гримерную, он лишился чувств.
Улыбка Паломы померкла.
— Бедный Тайтус! Что с ним случилось? Сердце?
— Надеюсь, нет. Я отвел его обратно в «Голову Гаррика».
— Обморок был внезапным?
— До этого мы просто беседовали. Заглянули в гримерную, которой пользовалась Клэрион, и я решил проверить, не сохранилось ли где-нибудь следов ее грима. Прошел к окну и увидел на подоконнике мертвую бабочку. Но едва сказал об этом Тайтусу, как тот грохнулся в обморок.
— Серьезно?! Какая была бабочка?
— Крапивница, а разве это важно?
— Теперь понятно, почему Тайтус потерял сознание. Значит, историю о бабочке и театре «Ройял» он тебе не рассказывал?
— Выкладывай. Попробуй меня испугать.
— Много лет назад театром управляло семейство Мэддокс, каждый год в нем давали замечательные представления с музыкой и танцами. Нелли Мэддокс шила костюмы, Редж с сыном Фрэнком писали сценарии и занимались режиссурой. В 1948 году они поставили «Красную Шапочку», в которой был танец бабочек. Танцовщицы в костюмах с крылышками танцевали вокруг огромной бабочки из кисейной ткани, которая мерцала и переливалась всеми цветами радуги.
— И она загорелась?
— Нет. Однажды во время репетиций на сцене нашли настоящую бабочку, мертвую крапивницу, и вскоре после этого Редж Мэддокс умер от инфаркта. В память о нем танец бабочек из представления решили убрать. Но незадолго до премьеры за кулисами снова заметили крапивницу — на этот раз живую. Все разволновались и решили, что это, должно быть, знак от Реджа. Танец бабочек вновь включили в программу, и представление имело успех.
— Красиво.
— Это еще не все: семейство Мэддокс, считая, что кисейная бабочка приносит удачу, сохранило ее, с тех пор эта бабочка висит на колосниках театра. Бабочки появляются в театре почти всякий раз, когда в нем ставят музыкальные спектакли.