Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
— Разумеется.
Некоторое время он молчал. Зато потом выдал:
— А я тогда себе Пола когда-нибудь заведу.
— Заводи-заводи! — обрадовался я. — Могу, между прочим, протекцию составить (кстати, вспомнил о Герде). Отдадим по дешёвке.
Он возразил:
— Не, я догов люблю. Да и шерсти от них меньше… — И вдруг посмотрел на часы: — Чёрт, куда же запропастился Кузнец?
Я тоже посмотрел.
— Сам удивляюсь. Слышь, а не мог он тово?.. — Щёлкнул по кадыку.
— В честь чего это? — удивился Профессор. — Стебанутый он, что ли? И потом, мы же с ним по телефону говорили, всё чин-чином. Правда, параллельно со мной он там еще с бабой какой-то ругался.
— Сожительница. Совсем молодая девка.
Профессор достал из куртки пачку "Винстона".
— Здесь курить-то можно?
— Понятия не имею. Да кури, только пепел на пол не стряхивай.
— Я скорее тебе в карман стряхну! А-а, вон и пепельница. Что, съел?
— Съел, — признал я. — Тогда и я тоже…
Мы вальяжно дымили, стряхивали пепел в пепельницу, а я все ждал, когда же высокоученый хрен заговорит о главном. Мне почему-то хотелось, чтобы первым начал он, но, когда он действительно начал, я едва, как выражается один мой знакомый, не опростохвостился.
Профессор спросил спокойным, абсолютно равнодушным и будничным тоном:
— Так говоришь, сорок семь?
— Чего — сорок семь? — не воткнулся я.
— Да бриллиантов, — небрежно пояснил он, и я мысленно сверхматерно отчитал себя за забывчивость.
— Ага… — пробормотал я. — Сорок семь…
Он потребовал:
— Покажи хоть один.
— Да у меня всего один, дубина! — возмутился я. — Говорил ведь…
— За дубину ответишь. Покажи этот "один".
Я слегка вспотел.
— Господи, обязательно покажу, но сейчас у меня его нет — припрятал в надежном месте… вообще в другом конце города.
Профессор наградил меня не шибко доверчивым взглядом:
— Ну-ну… — И тотчас задал следующий вопрос, к которому я, как назло, тоже не был готов: — А оправа и кинжал?
Теперь я взопрел окончательно.
— К-кинжал?! — кукарекнул я. — Какой кинжал, товарищ? Я же видел только оправу, а про кинжал сам услыхал от тебя!
Он прищурился:
— А может, ты и про сорок семь попугаев, то бишь бриллиантов, услыхал от меня?
— Нет! — мужественно пропищал я. — Про эти бриллианты написал в своем письме Серый.
Профессор протянул руку:
— Давай письмо.
Я с уважением ее пожал.
— Письмо, увы, пришлось сжечь. Сам понимаешь — неровен час попадется кому на глаза…
Он вежливо высвободил ладонь.
— Понимаю. Теперь я всё понимаю. Ты меня, оказывается, за чмо держишь.
Я скорбно поджал плечи:
— Да чтоб у тебя язык отсох!
— А за кого же?
Взор мой был светел и чист.
— За друга!
Какое-то время Профессор смотрел на меня точно на редкую восточную рукопись, а потом потряс своей красивой ученой балдой.
— Ну, брехун…
Я смиренно попросил:
— Не ругайся всуе. — И тут же с преувеличенным пафосом выругался сам: — Гадство, ну где же этот долбаный Кузнец!
— Ты зубы не заговаривай, умник. — Профессор затушил сигарету в пепельнице. — Гони тогда оправу, коли ничего больше нет.
И я обрадовался, от всей души обрадовался, что наконец-то появилась возможность хоть раз сказать правду.
— Оправы, брат, тоже нет. Маргарита… Владимировна сообщила, что месяца два назад она исчезла. Можешь поинтересоваться у нее сам! (И это действительно было так. По крайней мере, так сказала мне Маргарита.)
Чересчур башковитый соратник иногда — плюс, а иногда — и минус. Похоже, пока я пребывал в минусе, потому что Профессор бесстрастно заметил:
— Но это же элементарно. Выявить круг лиц, посещавших нашу прекрасную хозяюшку, и… Хотя вероятнее — это дело рук родственников или любовника. Прости за жестокосердие, Фауст, но был у твоей Маргариты после тебя любовник?
— Спроси у нее сам! — тявкнул я.
— Спрошу. Но, думаю, можно и не спрашивать: такой агрегат не может простаивать без работы. Не сопи, это комплимент. Так вот, значит, нам всего и делов, что вывернуть этого субчика наизнанку.
"Нам"… — раздраженно думал я. — "Нам"… "Вам"! А "нам" это на хрен не нужно! Ведь коли оправа первого "Скорпиона" попадет тебе в лапы, то моей репутации честного человека (вернее, ее остаткам) хана! Ведь нет никаких, ни арабских, ни персидских букв на этой чёртовой оправе. Нет и отродясь не было!.."
Я поспешно встал:
— Пойдем пожрём?
Он тоже встал:
— Спасибо, уже пожрал. Это… Я, знаешь ли, в твои суперсекретные замыслы лезть покуда не собираюсь. (Про себя я отметил слабоутешительное "покуда".) Но скажи хотя бы — что мне делать? В смысле — чем заняться?
Я кивнул:
— Скажу. До особых распоряжений главная твоя задача — вместе с Джоном охранять владелицу этого шалаша.
— От кого охранять?
Я вздохнул:
— Господи, да от всех и вся. От любых форм и видов опасности, понял?
— И от тебя тоже?
— Эй, полегче на поворотах! — испугался я. — Моя скромная, но очень важная персона здесь на совершенно особом положении.
— От слова "ложить"?
— От слова "класть", деревня!
Профессор кротко пожал плечами:
— Понял. Иди жри.
Я же не на шутку заволновался:
— Постой-постой, и больше ты ничего не скажешь?!
— Ах, извини! — Он шаркнул ножкой. — Приятного аппетита!
— Но-но! — задёргался я. — Разве ты не должен мне что-то показать?
— "Показать"?! — Он задумчиво потер нос и: — А-а, это… — И медленно-медленно (вот змей!) полез во внутренний карман куртки, идиотски при том приговаривая: — Где же она есть?.. Неужели я ее потерял?..
Наконец мучитель извлек на свет божий маленькую фотокарточку.
— Держи, маньяк.
Лицо на фотокарточке я разглядывал секунд десять, а потом сунул ее в карман.
— Мерси боку.
— Ну и? Поможет это тебе в твоих аферах?
На "аферы" я решил не обижаться и лишь сдержанно произнес:
— Поживем — увидим.
И вдруг…
И вдруг он решил слегка хлопнуть мне пяткой по лбу…
Дудки. По лбу хлопнул ему я. Слегка.
Он почесал малость ушибленное место и сказал:
— Да, ногами ты всегда работал лучше.
Я возразил:
— Не ногами, а головой.
Мы обнялись и…
И в этот момент скрипнула дверь.
Я оглянулся — на пороге стояла Маргарита, и взгляд ее был весьма и весьма странным.
— Слушайте, — растерянно проговорила Маргарита. — Слушайте… Сейчас звонили из милиции…
Внутри у меня всё напряглось как перед приступом диареи. Н е у ж е л и…
— Ну? — точно резиновым языком с трудом проговорил я. — Звонили из милиции, Маргарита Владимировна, и что дальше?
Ее прекрасное как обычно лицо чуть-чуть исказила трудноописуемая словами гримаска. А после она пожала своими не менее прекрасными, чем лицо, плечами:
— Сидите тут и ничего не знаете. Похоже, уважаемые, ваш третий мушкетер пребывает в данный момент в вытрезвителе аэропорта.
Мы с Профессором сперва очумело уставились на Маргариту, потом еще очумелее — друг на друга, а потом… заржали как жеребцы.
Однако же лично я ржал и думал: нет, ну что за скотина этот Кузнец!..
Глава четырнадцатая
Особых препятствий при вызволении узника из темницы, слава богу, не возникло. Меня в течение всей дороги волновало, не наломал ли в аэропорту Кузнец дров… то есть, ментовских челюстей, — но оказалось, что нет, не наломал.
— Да он как труп был, — неизвестно чему радостно ухмыляясь, сообщил дежурный — молодой лопоухий младший сержант.
— Но-но, сержант, поаккуратнее в выражениях! — окрысился я.
Он удивился моей борзости, однако залупаться, извиняюсь, не стал. Хмуро буркнул:
— Ну как бревно.
Против "бревна" я ничего не имел и потому лишь спокойно поинтересовался, сколько с нас причитается за "услуги".
Сержант сообщил, сколько, и у меня глаза полезли на лоб.
— Эй, командир, вы его что, на золотых носилках из самолета вытаскивали, а потом в верблюжьем молоке купали?
Сержантские уши-локаторы начали багроветь.
— Да ты…
— Да я! А ты — щенок. Так, звоню! Сейчас по-другому запоешь, последние лычки слетят…
Естественно, я брал его на понт (не Мошкину же жаловаться, в самом-то деле), однако не из жадности. Людям мне денег не жалко, мне их жалко ментам. Плохим. А нормальным — тем самим в падлу шакалить. Вообще-то у меня имеется на сей счет даже некая теория. Не вполне собственная, скорее плагиаторско-компилятивная. Это же еще у Гумилева было, что в солдаты, как правило, идут пассионарии — настоящие мужики, воины, оскаленные на чужих. А так называемые суб- (под) пассионарии — хапуги, мародеры и трусы — рвутся в опричники и жандармы. Бить по головам свой народ куда безопаснее, да к тому же выгоднее, нежели воевать с настоящим врагом. Нет, разумеется, это не ко всем ментам относится, далеко не ко всем, но… Но покуда в стране мусоров больше, чем солдат, и покуда живут они гора-а-аздо лучше.
