Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
Но только не в пекинеса!
Господи, я умоляю тебя! Только не в пекинеса!..
Глава пятнадцатая
Ровно без десяти четыре я с самыми крутыми намерениями влетел в насквозь проспиртованную ядовитым дыханием Кузнеца комнату и, решительно собравшись поднимать на ноги и приставлять, в конце-то концов, этого хама и алкоголика к общественно полезному делу, был вдруг приятно удивлен и даже поражен.
Хам и алкоголик уже стоял на ногах и теперь обозревал довольно мутным еще взглядом окружающее его драгоценную персону пространство. При моем появлении он обозрел и меня — красными словно у рака глазами и зрачками размером с булавочную головку.
Зная по собственному опыту, сколь непросто порой такими вот похмельными глазами и зрачками взирать на мир, да еще и наводить резкость, я облегчил ему задачу возвращения к нормальной жизни.
— Это я, — сказал я.
Он тупо кивнул:
— Ага. А… мы где?
— В звезде, — кротко сообщил я, однако Кузнец недоверчиво покачал головой:
— Чего-то не похоже… Погоди! — Взор его мало-помалу начал обретать бЛльшую осмысленность. — Погоди-погоди!… Ага. Понял. Узнал. Хата Серого.
Я раздраженно похвалил:
— Молодец, угадал.
Кузнец опять помрачнел:
— Э, а как я сюда попал? Ни хрена не помню…
— А тебя, придурка, из самолета выкинули, когда над домом пролетали. Я заранее со стюардессами по радио договорился.
Он сдавил трясущимися руками калган. Жалобно прорыпел:
— Да вроде помню я тех стюардесс… А выкинули с парашютом?
— С парашютом. Опустились пониже и… А гребанулся ты прямо на клумбу. Все розы, паразит, поломал. Ну подожди, вот ужо хозяйка те задаст!
Кузнец недоверчиво ухмыльнулся:
— Брешешь! Какие в мае розы?
— Это тебе не там, а здесь, Мичурин! — сурово возразил я и еще суровее добавил: — Не, ну что же ты, а? Ведь просил как человека! Профессор давным-давно приканал, уже делом занят, а ты?
— Да понимаешь…
Но я оборвал его:
— Всё! Мне твои объяснения слушать некогда. Даю полчаса на окончательное протрезвление, после поговорим.
Он покраснел:
— Да постой…
— А ну шагом марш в ванную! — рявкнул я. — Под холодный душ, пока не очухаешься. И не забудь зубы почистить — разит как из сортира!
В затуманенных глазах Кузнеца промелькнул неподдельный интерес:
— Во, кстати о сортире. Нехило бы туда прошвырнуться.
— Сейчас прошвырнешься, — пообещал я и подтолкнул нарушителя дисциплины к двери. — Сейчас я тебя в унитазе умою. Топай!
Однако он закорячился:
— Не пойду первым! Неудобно — вдруг хозяйку в таком виде встречу.
Я успокоил:
— Не переживай. Тебя тут уже все и не в таком встречали.
Бедный Кузнец совсем сник, но мне уговаривать его как дитятку было некогда, и, развернув носом к порогу, я с удовольствием вставил ему коленом под зад. Штрафник пулей вылетел в коридор, грозно бормоча на лету:
— Ответишь…
— Отвечу-отвечу.
По дороге к санузлу мы наткнулись сначала на Джона, а потом на Маргариту, и мне показалось, что Маргариту Кузнец испугался гораздо сильнее. А может, это в нем проснулись наконец совесть и стыд.
А что? Мало ли чудес на свете? Но как бы то ни было, Кузнец лишь еле слышно буркнул Маргарите: "Драсьте…" — и кузнечиком скакнул в туалет.
Я сидел на диване и задумчиво смотрел на телефон. Мыслей в башке крутилось предостаточно, и одна другой хреновее. Да, скоро будет дождь…
Открылась дверь, и на пороге показалась Маргарита. Я перевел полуотсутствующий взгляд на нее и прочувствованно сообщил:
— I wanna be your mаn1.
Вместо ответа Маргарита показала мне дулю. Ее сердито разрумянившееся лицо явно говорило о том, что она не вполне еще отошла от известия о смерти человека, который был когда-то майором милиции, но которому никогда уже не стать ее полковником. Нет, что бы там она ни утверждала о чисто деловом и корыстном характере своей связи с Мошкиным, а всё же…
Кажется, у древних евреев была в ходу поговорка, что лишь три вещи на свете не оставляют никакого следа: змея на камне, птица в воздухе и мужчина в женщине. Гм, физиологически-то оно, может, и верно, но — психологически… А разве, чёрт, женщина не оставляет своего "следа" в мужчине? Еще как оставляет! Точнее — оставляют! Загляните любому мужику в душу — не душа, а просто пешеходная дорожка какая-то!..
Ладно, отвлеклись. В ответ на Маргаритину дулю я покосился на часы — без пяти четыре — и драматично вздохнул:
— Ну, тогда I want to hold your hand2.
Две дули.
Повесил нос.
— Oh, dear, what can I do3?
Она повернулась и вышла.
— Get back4! — прокричал я ей вслед, хотя в душе и порадовался — мне предстояло сделать звонок.
— Алло, — отозвалась через несколько секунд Татьяна Николаевна. — Алло, кто это?
— Я это.
Она удивилась:
— Вы?! Но разве вы не…
Глубокий скорбный вздох:
— Увы, я — "не".
— Но слушайте, Лариса стоит у ворот… — В голосе Тани Николаевны звучало непритворное изумление, и тон ее сейчас здорово подутратил недавнюю игривость. Отчего? Вариантов, разумеется, может быть масса, и всё же, и всё же…
Я вздохнул еще тяжелее:
— Глубокоуважаемая Татьяна Николаевна! Ужасно извиняюсь перед вами, а также не менее глубокоуважаемой Ларисой, но некие обстоятельства не позволили мне вырваться из дому. Вернее, одно обстоятельство.
— Его имя не Маргарита? — непривычно холодно и сухо осведомилась Татьяна Николаевна.
— Его имя Джон, — горько сообщил я. — Видите ли, у бедняги вдруг обнаружился жуткий запор.
— Сочувствую Джону, — еще холоднее сказала собеседница. — У вас это, похоже, фамильное — то запор, то сопли. И что дальше?
— Что дальше? Ну, извинитесь, пожалуйста, от моего имени перед Ларисой, а я обязательно заеду или хотя бы перезвоню, но попозже.
— Это всё?
— Да вроде…
— До свиданья. — И "пи-пи-пи" в трубке. Ой, пани Таня, пани Таня! Неужто ревнуете? Э, нет, это не ревность, это что-то иное…
Десять минут пятого. Теперь снова профпауза. Теперь надо дождаться Профессора. Я подошел к двери ванной и постучал:
— Ты не утонул?
— Не утонул! — Голос уже почти человеческий. — Щас в горячей лежу, — радостно сообщил Кузнец. — А чё, вылезать?
— Лежи-лежи, — успокоил я. — Откисай. Время пока терпит. — И добавил: — Алкаш!
— Сам алкаш! — немедленно отозвалась ванная. Протестовать я не стал. Нет, в самом деле — алкаши-то мы, возможно, и не алкаши ("алкаш" — термин скорее социальный, нежели медицинский), но…
Но довольно о грустном. Я просунул голову в кухонную дверь — надо же, Маргарита опять стряпает. Неужто из-за Профессора старается? Я почувствовал тонюсенькие уколы ревности — она никогда не отличалась особым рвением к занятиям кулинарией (в отличие, кстати, от Натали… Ох, Натали-Натали!..), а тут — на тебе! Ну конечно, из-за Профессора, не из-за забулдыги же Кузнеца.
Меня Маргарита не удостоила даже взгляда. Я обиделся, свистнул Джона, и мы вышли во двор. Джон немедля принялся метить все подряд, и я увел его в сад. Осмотреть лишний раз "территорию" не повредит, так почему бы не совместить приятное с полезным? Ну, мы и совместили.
Услышав шум двигателя, я вылупился на часы: ай да Профессор, прямо реактивный! Когда мы с Джоном подбежали к калитке, Профессор уже вылез из машины, и лицо его мне сразу не понравилось — очень хмурое, почти злое лицо.
— Во двор загонять не надо, — предупредил я, открывая калитку и пропуская почтенного востоковеда. — Ну что?
Он прищурился:
— А что — "что"?
Я растерялся:
— Ну, это… видел?
Профессор кивнул:
— Видел. — И вдруг совершенно неожиданно добавил: — Ох ты и гад!
— Почему это гад?! — обиделся я. — Скот еще куда ни шло, но гад… Ладно, одно слово — да или нет?
Он рыкнул:
— Да, твою мать!
У меня задрожали коленки.
— Точно?
— Абсолютно.
— Дела-а-а…
Я медленно опустился на низкую ограду, отделявшую всевозможные клумбы и куртины от дорожки, и полез за сигаретами. Профессор присел рядом, и ограда жалобно заскрипела. Он тоже закурил, и с минуту мы дымили молча. Потом он спросил:
— И даже теперь всё не скажешь?
Я мысленно поёжился. "Всё"!.. Сказать "всё" — это значит помимо прочего признаться в том, что я поимел его как последнего салагу! Нет. Пока — нет. И потому я только лицемерно вздохнул:
— Да ты, брат, и сам уже наверное многое понял.
Это был неплохой ход. Ведь для Профессора сказать: "Нет, старик, ничего я еще не понял", — как серпом по пальцам, это же Профессор! Кузнец — дело другое. Кузнец бы пристал с ножом к горлу: "Ни хрена я не понял! Давай колись, не парь мозги!" и т. д. и т. п. Но Кузнец сейчас и не пристанет, он сейчас вроде как малость опущенный, поскольку виноват, и безо всяких вопросов будет стараться изо всех сил загладить свое несвоевременное пьянство. Ну а Профессор…
